Я уничтожил Америку. Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей
М-да, подвели меня бабушки-наблюдательницы. Не смогли срисовать таких колоритных личностей.
— Чай не нужен. Мы ненадолго, — проговорил один из стоящих на лестничной клетке. — Так мы пройдём?
— Конечно же проходите… — улыбнулся я как можно приветливее. — Я вас давно ждал!
Своими словами я застал их врасплох. Это было видно по переглядыванию. Не ожидали гашники подобного обращения. Привыкли к тому, что их боятся и ужасаются только при одной мысли о том, что в гости нагрянет КГБ.
Вон, у Семёна Абрамовича вообще предынфарктное состояние. Правда, ему есть чего опасаться, а вот мне… Я играю жизнерадостного дурачка, настоящего героя без страха и упрёка, которому всё ни почём и который должен не бояться представителей собственной власти, а всеми силами способствовать им и помогать.
В квартире оказался ещё один представитель закона. Серый твидовый пиджак неплохо скрывал скрытое оружие. Если не знать, куда смотреть, то пистолет и вовсе незаметен.
Мужчина вышел из нашей кухни с улыбкой на устах и проговорил, обернувшись внутрь:
— А вот моя мама всегда добавляет кинзу в такой салат. От этого он становится душистее…
Волосы аккуратно зачёсаны назад, выбрит идеально гладко. Говорит спокойно, каждое слово взвешено и произнесено чётко, словно команды передаются по рации. Манера общения сдержанная, немногословная. Жесты скупые, точные, движения быстрые и экономичные. Кажется, ничто не способно вывести его из равновесия.
— Ох, ваша мама просто святая женщина! — раздался восторженный голос Матроны Никитичны. — Передавайте ей огромное спасибо за рецепт. Надо же, так просто и так вкусно!
— Обязательно передам, — ещё раз улыбнулся мужчина и взглянул на меня. — Ваша соседка — просто чудо, Пётр Анатольевич.
Его взгляд на секунду переменился. Вместо тёплой голубизны апрельского неба блеснула заточенная сталь. В следующую секунду передо мной снова стоял «добрый полицейский».
— Согласен. Она может иногда учудить, — также широко улыбнулся я. — Простите, а как к вам обращаться?
— Майор госбезопасности Кудинов, Николай Сергеевич, — вообще расплылся в улыбке радости мужчина. — Всего лишь один из тех, кто помогает нашей Родине стать лучше…
Ну надо же, прямо сама доброта и милосердие. Так бы и обнял, а потом бы на брудершафт…
Из комнаты соседей выглянул Макарка. Его тут же смело обратно, как будто дёрнула крепкая рука. Дверь аккуратно прикрылась, словно извиняясь за попытку потревожить.
— Всегда радостно видеть таких людей. Сейчас Семён Абрамович поставит чай, а мы пока можем пройти ко мне в комнату. Прошу, — я жестом показал на свою комнату.
— Премного благодарен, — вежливо ответил майор и кивнул одному из своих сопровождающих.
Второй тут же занял позицию у дверей. Готов в случае чего меня ловить? Ну-ну…
Мы же втроём прошли в мои «царские палаты». Пусть у меня внутри и небогато, но зато душевно. Я поймал взгляд майора, профессионально скользнувшего по корешкам книг. Запрещённой литературы не было — я уже проверил. А то, что было, вряд ли могло заинтересовать кгбшников.
— Любите читать? — спросил майор.
— А кто же не любит? Ведь книги гораздо лучше телевизора — они думать заставляют. Воображать. Мечтать… — кивнул я.
— Да? И о чем же вы мечтаете, товарищ Жигулёв? — спросил майор, без приглашения садясь на стул.
Ага, пошло давление? Манипуляция, где сидящий чувствует себя более вольготнее, чем стоящий. И как бы имеет право спрашивать. Такое закладывается с детства, со школьной скамьи — если отвечаешь, то встаёшь. Иногда идёшь к доске…
Ещё и красный блокнотик достал с аккуратно заточенным карандашом. Во как! Сразу дают понять, что берут на карандаш, но в случае чего — его ведь и стереть можно. Очередная манипуляция.
Тот, который зашёл с нами, встал у окна и немного демонстративно закурил. Я тут же придвинул жестяную банку с окурками — не на пол же он будет пепел стряхивать. И не в форточку тянуться.
Понятно, что он встал возле окна не просто так, а чтобы удержать меня от необдуманного сигания сквозь стекло и дерево. Ещё пораниться могу… разбиться…
Ух, как я обожал такие вещи — прямо едва удержался от того, чтобы не расхохотаться в лицо кгбшникам. Такие мелочи направлены на то, чтобы я почувствовал себя неуютно. Вон как сверлят взглядами, сразу хочется во всём признаться и покаяться.
— Как и все советские люди — мечтаю о мире во всём мире. Чтобы человечество развивалось, чтобы с каждым днём жить становилось всё лучше и лучше, — искренне ответил я. — И я приложу к этому все свои силы советского гражданина! Вот, допустим, недавно помог нашей доблестной милиции задержать банду картёжников-шулеров…
Карандашик начал прыгать по открытому листу блокнота. Что он там записывал? Или рисовал рожицы? Снова воздействие на человека, снова манипуляция…
Я присел на краешек кровати, сложил руки на коленях. Надо же показать телом, что я оценил по достоинству их игру и что сейчас слегка струхнул.
Сам же прикидывал хрен к носу… Если на меня так быстро вышли, то уже знали адрес. А где мой адрес мог засветиться? Только в милиции. Следовательно, та троица, которая огребла в рюмочной, знала про место моего проживания.
И если бы я не привлёк внимание кгбшников, то могли бы меня сегодня и не дождаться в квартире. Нашли бы где-нибудь на пустыре с аккуратной дыркой во лбу…
Сотрудники же сработали быстро и чётко. Выяснили: на кого охотились те трое и, наверное, узнали — почему пошла такая охота. Ну что же, вряд ли теперь смогут спрятать дело Ашота и его шулеров под сукно. Теперь пришло время для оборзевших ребят платить по счетам.
— Да? А можете рассказать, а то очень интересно, — произнёс майор Кудинов.
— Конечно, мне скрывать нечего, только…
— Что только? — даже карандашик замер на страничке.
— Меня следователь просил не разглашать пока имён задержанных, — проговорил я.
— Да? Но просьба это всего лишь просьба. Тем более, что мы делаем одно дело. Думаю, что нам можно рассказать.
Мне тоже так показалось. Тем более, что кгбшники могли помочь в будущем. Так что…
Я рассказал про вечернее происшествие. Постарался не упустить ни одной детали. Карандашик дёрнулся, когда я назвал заветную фамилию, но потом снова пустился строчить по бумаге.
Теперь у смежников есть одинаковая информация. Если милиция захочет-таки спустить дело на тормозах, то недолюбливающие их кгбшники обязательно вытащат всё наверх. Щёлоков и Андропов походили на двух сведенцев, которые ни дня не могли прожить без драки.
Порой мне казалось, что Брежнев специально стравил их между собой, чтобы у КГБ не было такого уж большого влияния. В иерархии советского государства чекисты всегда стояли выше и имели больше полномочий, однако у Щёлокова был свой козырь –многолетняя дружба с Леонидом Брежневым, благодаря которой главе МВД удалось значительно расширить возможности своего ведомства.
Какой мне в этом всё резон?
Можно было бы сказать, что никакого, но определённый резон был. Теперь я из статуса «неудобного свидетеля» перехожу в статус «важного свидетеля». А это уже означает, что ко мне милиция не сможет применить какие-либо меры воздействия, не оглядываясь на смежников. И кгбшники тоже будут приглядывать, чтобы какой-нибудь неблагополучный элемент не почикал многоуважаемого свидетеля до окончания расследования и суда.
Теми самыми двумя звонками я бережно свёл две противоборствующие стороны воедино. И теперь у милиции есть двое из банды, а у смежников трое… И ещё я, который рад поработать на благо и процветание!
Будут ли они вставлять палки друг другу в колеса расследования? Может быть и будут. Однако, моя безопасность улучшилась с привлечением внимания комитетчиков. Тем более, что они мне очень сильно могут пригодиться в будущем.
— Ну что же, спасибо за ваше признание, Пётр Анатольевич. Оно было весьма познавательным, — кивнул майор, когда я закончил. — Какой всё-таки вы… смелый человек. Не побоялись в одиночку выступить против бандитов.
