Гридень. Начало (СИ) - Старый Денис
Новый рой стрел только свистел грозно, но вновь не принес существенного результата для нашего противника. Однако, все же два ратника выбыли из строя, из коней подранили и эти воины, бурча что-то определяющее разочарование, побрели к повозкам. Теперь они… фу… даже подумать стыдно, — пешцы!
— Нынче токмо за телегами и стоять, — прокомментировал ситуацию Воисил.
— Поспеют коней сменить и стать с нами! — не согласился со старым ратником десятник Мирон.
Обнаружился еще один функционал табора, ну или гуляй-поля, хотя тут никак не давали определения укреплениям. Они еще и для того, чтобы там концентрировались безлошадные воины, или раненые. В таком ключе место кажется чуть более полезным.
Ох, как же здесь недооценивают пехоту. Пеший воин только по одной причине таковой — у него нет средств для приобретения коня. Пехота есть, это мне подсказывал распакованный архив под условным названием «Примитивное понимание тактики и стратегии ведения боя. Уровень отрока». Но чаще пехотинцы — это черные люди, то есть ополчение. А само слово «пешец» — оно даже имеет унизительную коннотацию.
— За мной строем! — скомандовал Никифор.
Наша полусотня сдвинулась с места и, вопреки моему ожиданию, мы не направились в лобовую атаку, которую я более всего ожидал, а построение отправилось вправо, как бы стремясь зайти на нашего неприятеля с фланга. Почему «как бы» теперь это более чем понятно. При подобном сценарии мы, получается, оставляем без прикрытия наши перевернутые повозки. На секундочку, там всего-то полтора десятка человек, пусть я и видел, что это были лучники, а еще у них длинные копья. Но даже профессиональные универсальные бойцы, они разве удержат оборону?
Удержат! А мне нужно смотреть и привечать. Грамотно и с выдумкой воюет князь. Ночью в ста, или чуть ближе, шагах от повозок были выкопаны не глубокие, но все же волчьи ямы. Это мы всю ночь охраняли «инженерную команду», которая и копала ловушки. Чаще это были метровые ямки, в которые вертикально, но чуть под углом, прикапывались полуметровые заостренные колья. Кое-где и просто копались ямы, без кольев, да и не глубокие, но частые. Конечно же, все это маскировалось.
Мало того, опять же ночью, пара ратников ползала в шагах ста двадцати от укреплений и оставляла после себя какие-то заточенные со всех сторон железки. Память мне подсказала, что это так называемый «чеснок» — своего рода средневековая мина против вражеской конницы. Если коняка наступит на такой чеснок, то не помрет в ту же минуту, но перестанет быть боевой единицей. Что такое степной воин без коня? Нет, не младенец, но явно растерявшийся воин, оказавшийся не в своей стихии, оттого уже ослабленный. Фу, — пешец! Еще сильно худший, чем может быть русич.
Вот таким пешцем может числиться и Спиридон, который не спал ночь, потому как его, как и некоторых обозников, не воинов, скорее обслуги, припрягли к работам по подготовке системы обороны. Таких вот нератных было всего-то семь человек, это вместе с одним моим знакомым воинственным дьячком, который свято верит, что сможет взять свою кровь при помощи одного единственного выстрела из самострела. Вот такие тут попы кровожадные. Какое время, такие и люди. Впрочем, именно люди, и в чуть меньшей степени внешняя среда, и формируют время.
— Улла! Ла-ла! — послышался крик разгоняющейся вражеской конницы.
Глава 12
У половцев так же было построение в две линии. В первой большинство степных воинов были облачены в кольчуги. Это были усачи. А вот безусые шли во второй линии. Берегут кипчаки свой молодняк, наверное, как все это делают. Вот только, у противника молодняка в разы больше.
Они реально клюнули на такую вот примитивную ловушку? Но глаза не обманывали, сотня, или около того, степняков, устремилась вперед на наши повозки. Да, обоз и малая его защита казались очень лакомым призом, но есть же наша полусотня, уходящая вправо, есть полусотня Вышаты, которая маневрирует влево. Еще остаются два десятка ратников, собственной охраны князя. Там же гарцует взволнованный княжич. Князь находится слева и будто в резерве, чуть в стороне от событий.
— Изготовиться! — кричал Никифор, явно возбужденный предстоящей схваткой. — Строй держать, вперед не лезть, но и не отставать!
Наша двурядная линия выровнялась и недвусмысленно показала, развернувшись по фронту в сторону летящих на обозы половцев, что готова атаковать неприятеля во фланг. То же самое сделали воины Вышаты с противоположной стороны. Но они явно чуть запаздывали. Удар с двух флангов по врагу, на встречных? Тактически мы уже победили. Осталось только завершить бой своей победой.
— Улла! — прозвучал новый боевой клич.
Эти звуки можно было бы не услышать, они доносились издалека, но облако пыли, все более нарастающее далеко слева говорило о том, что противник не идиот, он подготовил свою ловушку. Первым под удар засадной степной сотни, не меньше, должен был попасть отряд личников князя.
— Держать строй! — орал Никифор и его слова дублировались десятниками.
Не только я понял, что еще далеко не все решено, что степняки выложили свой козырь и теперь остается понять, у кого туз на карточном столе, а кто зашел с короля. Мы в меньшинстве, безусловно, но есть другая карта, которая поддерживает наш козырь, даже я бы сказал две карты. Первая — это то, что сотня половцев, так рьяно мчащаяся сейчас на обоз, вот-вот войдет в зону с расставленными ловушками. А вторая карта — это доспехи, наши брони.
Половецкие воины были облачены в кольчуги в лучшем случае один из четырех. По вооружению так же их воинство пестрело. Кто-то был с искривленной саблей, некоторые с пиками, заметил я и пару всадников, которые были с тем, что я окрестил, как булавы. Отсутствие единообразия не позволяло противнику бить системно, например стеной конных с пиками.
Мы стали набирать скорость и тут стала заметна плохая выучка части из нашей полусотни. Опытные ратники умело управляли конями, когда надо «подбадривая» своих копытных товарищей шпорами. А вот новики и кое-то из младшей дружины терялись и с набором скорости чуть выпадали из линий.
Как я ни старался оставаться в линии, не получалось. Начал грешить сперва не на себя, как наездника, а на коня, у половцев забранного, который не приучен к строю. Но не только я таким неумехой оказался. Боброк, тот новик, с которым я сперва повздорил, а после так и завел приятельские отношения, управлялся со своим скакуном хуже моего. Ничего нет радостнее в жизни, когда у кого-то получается еще хуже… Времени вот только на радость нет.
Между тем, сотня половцев, атакующая по центру, добралась до ловушек. Еще до первых ям, с десяток степных коней резко затормозили, а кто и встал на дыбы. Словили-таки некоторые степняки чеснок и теперь даже можно было жалеть животинку, которой больно и она уже не так хочет везти своего кровожадного наездника в бой. Вот и не нужно! А коняку подлечить можно, но уже после, когда животное станет трофеем.
Те воины, что шли позади попавших на чеснок, не всегда успевали на скорости аллюр три креста, отвернуть от замешкавшихся соплеменников. А еще это был по большей части степной молодняк, даже безусые, в отличие от их старших товарищей, возможно, наставников. Уровень управления конями у противника сильно разнился.
Почти что сразу появились и те степные хищники, которые попались в волчьи ямы, или же их кони ломали ноги на ямах и без заостренных кольев. В это время когда мы уже были на расстоянии в метров сорока от противника и я уже приподнял свое копье для удара, чуть не случился «дружественный огонь». Больше десятка стрел, выпушенных из-за опрокинутых повозок, устремились в толпу замешкавшихся степных воинов. Русские лучники били даже не навесом, а почти прицельно, но некоторые стрелы пролетали совсем рядом с нашим построением.
Я не видел, да и не старался рассмотреть, вылетел ли арбалетный болт из укрытия. Но, почему-то хотелось, чтобы Спирка взял свою кровь. А еще и я готовился взять кровь чужую.
