Александр Абрамов - Ной и его сыновья
Тысячелетия спустя один великий англичанин скажет точно: «Распалась связь времен!» Он скажет это совсем о другом событии, несопоставимым с гибелью мира, но — о гибели души скажет. А разве это не одно и то же? Душа и мир… И при чем здесь сопоставимость масштабов!
Так думал Смотритель, и он был прав.
— Там люди! — кричал Смотритель людям…
(тоже людям…),
растерянным, не понимающим, что происходит, не ведающим страха перед природой, выросшим в тепличных (буквально) условиях. — Надо растащить камни! — кричал он. — Что вы стоите? Скорее!
Шумеры, чья жизнь за пару мгновений потеряла всю свою основательность и фундаментальность, медлили, стараясь уложить в себя новую реальность.
— Что с небом? — спрашивали они. — Что это на нем? Почему другой цвет? Почему так трясло? Что это было? — И еще десятки вопросов.
И стояли. И смотрели на небо. И на город, который умирал. И даже не плакали, потому что не понимали, что надо плакать. Крики заваленных, погребенных заживо соседей никого не мобилизовали, а скорее наоборот — заставляли тушеваться и уходить в себя. Стресс плюс обратная сторона прекрасной шумерской независимости. И нежелания вмешиваться в жизнь ближнего.
Но не до такой же степени?..
Смотрителю страшно было видеть, как люди обнимают и успокаивают своих жен или детей, стоя на камнях, из-под которых виднеется еще живая рука Человека, совсем недавно, быть может, касавшаяся их в трогательном приветствии «лодочкой»…
Неужели до такой?
Сам же обозначил: тактичность. Неужто все же равнодушие?..
И все же сумел растолкать, докричаться, достучаться — заставил работать.
Именно так: работать. Ибо это во все времена было работой из самых трудных — спасение людей.
Разгребая завалы, оттаскивая вместе со всеми камни и доски, Смотритель думал о том, что полгорода наверняка лежит в руинах, но такой организатор-затейник, как он сам, живет только на улице Со…
Или все-таки есть другие? Может, не он один?..
Сперва спасли шестерых. От травм и увечий сразу после спасения умерли двое. Четверо отделались царапинами и синяками, у одного была сломана рука. Работали так быстро, как вообще могут работать шумеры, — идея спасения пробилась сквозь броню самозащиты…
(докричался Смотритель!)…
и как-то прижилась. А прижившись, стала жить автоматически. Постепенно приходящие в себя горожане все активнее швыряли обломки, все четче организовывали друг друга, все меньше причитали и ужасались.
Вскоре спасенных прибавилось: еще десятеро, постанывая от боли, искалеченные, но счастливые тем, что выбрались из каменного плена, лежали поодаль на одеялах, принесенных из неповрежденных домов.
Работа пошла так споро, что люди даже не замечали близкого соседства с дикими зверями, тоже немало оглушенными Событием и поэтому, мягко сказать, неадекватными. Обезьяны с воплями скакали по деревьям и развалинам, пугали и без того напутанных женщин и детей, дрались друг с другом, птицы кружили над городом, галдели мерзко, мелкие зверьки шныряли под ногами, копытные носились… Хорошо, хищников нигде не было видно — ушли от суеты.
Один из мужчин, перекидывавших камни, вдруг остановился, выпрямился, посмотрел на небо.
— Не понял… — произнес он.
— Что такое? — спросил его сосед по живой цепочке.
— На меня капнуло.
— Птица, наверное, — улыбнулся сосед, — слышишь, сколько их там? Ой, и на меня тоже! — Он стер со лба каплю, рас смотрел ладонь в свете факела. — А ведь это не помет.
— И на меня капает, — подал голос сосед с другой стороны.
Люди задирали головы в небо, жмурились, когда капли попадали им прямо в глаза, недоумевали, переглядывались. И вскоре человеческий муравейник, копошившийся на руинах, был охвачен новым волнением: с неба капает вода! Совершенно чистая, прохладная, обычная вода — никакой не помет. Работы приостановились. А капли стали чаще и сильней. Это испугало людей. Поднялась всеобщая паника, началось бегство. Те, кого не успели спасти из-под развалин, были забыты. Теперь уже навсегда, понял Смотритель. Шумеры накрывались чем попало, забегали в дома, прятались под деревьями.
Смотритель даже не попытался вразумить людей, его бы все равно никто не слушал, да и не успел он; на него налетел Ной, сгреб в охапку и бегом потащил к дому.
— Ной, ты куда?
— Прятаться!
— Зачем? Это всего лишь… вода с неба. — Смотритель неожиданно споткнулся: в древнешумерском языке не нашлось слова «дождь». Но и «вода с неба» звучало уместно: точно. — Она не причинит нам зла!
Ной не отреагировал. Он толкал Смотрителя перед собой, силой гнал к дому, а силы у него — избыток. Он сейчас был крайне занят спасением неразумного рассеянного Хранителя от незнакомой, грозной беды, и мало ли что там кричит Хранитель: не до него.
Смотритель почел за благо подчиниться. Он уже отлично знал, что истинного шумера Ноя очень трудно в чем-либо убедить, но уж коли тот «убедился», то будет стоять на своем, как скала.
Ной затолкал Смотрителя в дом, запер за собой дверь. Все остальные уже ждали их. Ной прислонил его к стене, прижал, заорал:
— Что происходит? Хранитель ты или не Хранитель?
— Чуть что — сразу Хранитель, — проворчал Смотритель. — Все, что я хотел сказать, я уже сказал. Время меняется. Это болезненно и страшно. Но через это надо пройти. Получится далеко не у всех, многим суждена смерть. Как тем, кто остался под руинами. Будет еще много смертей, смиритесь…
— От воды с неба?
— И от нее тоже.
— Но почему? Ведь все было так хорошо…
Что на такое ответишь?.. Смотритель взглянул в окно: дождь усиливался. Слышался такой родной и приятный шелест листвы, по которой колотят маленькие кулачки капель. Этот звук на мгновение вогнал Смотрителя в какую-то ностальгическую истому, причем — сразу по двум временам: и по родному, в которое он вернется… когда-то… и по допотопному, которое ушло навеки. Допотопного было жаль, очень жаль. Даже глаза повлажнели. Или показалось?..
Как, однако, банально: плакать в дождь.
А дождь зашумел сильнее. Возникли привычные, милые сердцу барабанные звуки, на земле заблестели лужи, а на них — пузыри.
— Ной, — испуганно прошептала Руфь, жена Сима, — здесь тоже льет.
Она сидела у стены, задрав голову: с потолка бежала тоненькая, но быстрая струйка.
— И тут тоже, — из другого угла подал голос Иафет. — Отец, наш дом протекает.
Дом действительно протекал.
И причиной тому были даже не трещины в стенах, образовавшиеся от падения метеорита, а всего лишь привычная и проверенная поколениями технология строительства, не предполагавшая защиты от атмосферных осадков: швы и стыки не герметизировались и не шпаклевались. Зачем? Нет ветров, нет сквозняков, крыши возводились символические, а в некоторых домах и не возводились вовсе: здесь никогда не знали нужды защищаться ни от палящего солнца, ни от дождя.
— Хранитель, объясняй. — Ной спросил спокойно, будто был уверен в том, что Гай сейчас расскажет, как действовать.
Смотритель задумался.
Можно, конечно, сказать, что пришла пора эвакуироваться в корабль, так как он — единственное герметичное строение в округе, но хотелось, чтобы Ной сам принял такое решение. Так нужно для Мифа. Он, вестимо дело, не сильно пострадает, если не Ной, а кто-нибудь другой произнесет «правильные» слова, но Смотритель упрямо…
(хотя понимал, что бессмысленно)…
хотел соблюсти историческую справедливость — в конце концов, в этой игре он должен быть абсолютно честен.
Позиция.
— Эта вода с неба — надолго. Дом пропитается ею и может не выдержать, — Смотритель приложил руку к мокрой стене, — у дома мало Времени, я слышу…
Ной согласно кивнул. Понял или нет — какая разница. Просто кивнул, потому что Времени мало у всех и выяснять подробности — последнее дело. Поднялся во весь свой могучий рост, оглядел рассевшееся по разным углам семейство, изрек:
— Собираем вещи. Берем самое необходимое, запасы пиши — все, какие есть, и, стараясь не намочить, несем в корабль. Там наверняка будет сухо.
— Мы станем там жить? — с неподдельным ужасом спросил Хам.
— А ты можешь предложить что-то другое?
— Не могу.
— Тогда не болтай попусту, а делай, что сказано.
И в умирающем доме началась суета — как всегда, перед большим отъездом, как в любое Время, а не только — в заканчивающееся. Бегали как заведенные, таскали, роняли, подбирали, откладывали все, что только попадалось на глаза. Куда там — самое необходимое: весь дом был собран подчистую в темных, пахнущих смолой помещениях корабля, который наконец-то обрел практическое применение. Курсируя между домом и ямой во дворе…
(корабль загружали сверху — так удобнее)…
