Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего
Теперь, когда он остался один, фон Хаффман открыл сундук и достал гусарский мундир. Повесил его на спинку стула и вздохнул. Удастся ли ему когда-нибудь еще надеть его? Вытащил из кармана два письма, одно от Мюнхгаузена для Бабыщенко, второе от неизвестно кого для графа Виоле-ля-дюка. Если не удастся отыскать графа Бабыщенко, он сам пойдет напрямую к Бестужеву. А там? А там будь что будет. Отправят в Тайную канцелярию — значит, такая судьба.
Тайнопись оставил в номере, письмо к Бабыщенко запихнул в карман кафтана. Оглядел себя в зеркале и усмехнулся. Затем вышел и направился в зал трактира. Там он заказал щи и чарку водки. Хозяин, конечно, удивился, но просьбу странного иностранца выполнил. Глаша вскоре сама принесла ему заказ. Игнат Севастьянович подмигнул и начал жадно поглощать обед. Впервые он был рад старым, привычным для него, а не для барона, харчам. Пока ел, осмотрел зал. Офицеры, что сидели здесь еще недавно, ушли. Крестьяне о чем-то оживленно беседовали. Сухомлинов прислушался и понял, что обсуждали предстоящую свадьбу принца Петра Федоровича (совсем недавно бывшего еще Карлом Петером Ульрихом Гольштейн-Готторпским) и Екатерины Алексеевны (известной еще недавно под именем принцессы Софьи-Фредерики Ангальт-Цербстской). Свадьба была назначена на август. Двое купцов за чаркой водки пытались договориться. Неожиданно дверь скрипнула. Невольно фон Хаффман взглянул. Вошел служивый в зеленом мундире, направился к стойке и потребовал водки. Вряд ли это был граф Бабыщенко.
Вот и просидел Игнат Севастьянович за столом почти весь вечер, из-за чего даже хозяин трактира начал на него коситься. Только потом сообразил, что наблюдать за входом можно было и из окна квартиры.
Увы, на следующий день сидеть в помещении, благо день выдался солнечный, не захотелось. Барону фон Хаффману вдруг так захотелось посмотреть город середины восемнадцатого века, что он не сдержался. Сразу же после завтрака, взяв треуголку, он выскользнул на улицу и направился в сторону Адмиралтейского луга, который сейчас использовали для военных учений. Иногда, когда была возможность, на месте будущего Александровского сада пасли скот. Уже подходя к началу Невского проспекта, Игнат Севастьянович отметил, что на лугу было много народа. Предположил, что проходят учения, но ошибся. Сейчас территория использовалась для народного гуляния (вполне возможно, что причиной сего была предстоящая свадьба Петра Федоровича). Фон Хаффман разглядел еще издали несколько каруселей, а когда подошел ближе, обнаружил парочку балаганов. Артисты, как могли, веселили публику. Огромный медведь танцевал под дудку.
Вскоре, как помнил Игнат Севастьянович, от луга ничего не останется. Сначала приводить в порядок местность начнет Елизавета Петровна, а затем ее начинания продолжит Екатерина II. С одной стороны Невского проспекта возникнет там, где находилось Адмиралтейство, парк, с другой, где через почти пятнадцать лет будет построен Зимний дворец, площадь.
Барона фон Хаффмана чуть не сбили с ног пробежавшие мимо него девицы. Еле устоял на ногах. Чинно прошествовал офицер. Детишки. Откуда-то донеслось:
— Пирожки. Кому пирожки?
Где-то играли на балалайке.
— Город совершенно не такой, каким я его помню, — прошептал Игнат Севастьянович, — ему всего-то сорок два года.
Вскоре он чуть не нарвался на очередную дуэль. Причем поединок из-за пустяка. Ну, загляделся. Ну, не заметил. Ну, наступил сначала на ногу, а потом толкнул так, что офицер в красном мундире чуть не упал. А когда на ломаном русском попытался извиниться, узнал все, что о нем тот думал. Еле сдержался, чтобы за подаренную французами шпагу не схватиться. Удержался. Предложил загладить вину чаркой водки, благо до ближайшего кабака было рукой подать. Офицер отказался. Сказал, что инцидент исчерпан и он принимает извинения. Затем их внимание было отвлеченно проехавшей мимо каретой.
— Государыня, — пробежался среди прогуливающихся ропот.
Вот только барона это не заинтересовало. Он решил еще по городу погулять. Полюбоваться строящимися зданиями.
Некоторых мест просто не узнал, а в иных обнаруживал пустыри да болота. Вернулся в трактир и впервые заказал ужин в номер.
Глашка через полчаса накрыла стол.
На третий день своего пребывания в Санкт-Петербурге фон Хаффман наконец-то встретился с графом Бабыщенко. С утра Игнат Севастьянович обедал в трактире, а затем перебрался к себе в номер, где и просидел у окна до тех пор, пока в двери заведения не вошел офицер в мундире лейб-кавалерийского полка. Тут же сбежал вниз. Влетел в трактир и огляделся. Служивый занял столик у окна и теперь сидел в ожидании обеда. Глаша крутилась на кухне, трактирщик, звали его на латинский манер Клавдием, стоял у стойки и наблюдал за посетителем. Студенты о чем-то жарко спорили в углу. Барону фон Хаффману показалось, что недовольны они были порядками в академии. Напротив них уснул за столом горожанин.
Игнат Севастьянович, понимая, что может и ошибиться, подошел к кавалеристу. Поклонился и молвил:
— Позвольте представиться?
Офицер кивнул.
— Барон фон Хаффман, бывший Черный гусар.
— Граф Семен Бабыщенко.
— Значит, я вас наконец-то нашел, граф.
— Нашли? — удивился кавалерист.
— Нашел. — Игнат Севастьянович, запустил руку в карман и достал письмо. Протянул его графу и сказал: — Это вам от барона Мюнхгаузена.
— Мюнхгаузена, — прошептал офицер, взял бумагу и развернул. Минут пять ее читал. Взглянул на барона. Усмехнулся и вновь перечитал письмо. — Садись, барон, — проговорил он, — в ногах правды нет. — Засмеялся.
Барон фон Хаффман сел напротив него, подозвал Глашу и попросил, чтобы она принесла самого лучшего вина. Девушка тут же ушла исполнять его просьбу, и уже минуты через три на столе стоял кувшин с красным вином и две чарки. Игнат Севастьянович наполнил их и предложил выпить за знакомство.
— Нелегкую мне задачу поручил барон, — проговорил граф, — но карточный долг…
— Карточный долг? — удивленно переспросил фон Хаффман.
— Он, родной. Проигрался я было в пух и прах, а барон возьми да и приди на выручку, — пояснил Бабыщенко и, заметив удивленные глаза пруссака, спросил: — А вам-то что Карл рассказывал?
— Дескать, спас вас во время похода на Очаков.
— Эко он загнул. Кто кого и спас. — Граф улыбнулся. — Мы тогда под городом стояли. Я со своими драгунами, он с гусарами. Не знаю, кто по глупости доверил юнцу командование, но, как бы то ни было, вляпался наш отважный барон по полной. Отправили его с отрядом на разведку, а он возьми да и угоди в ловушку. Из крепости отряд вышел, да им навстречу. А барон, он ведь человек горячий, решил турок преследовать, да вслед за ними в крепость и влетел. Хорошо, что сообразил, прежде чем в авантюру соваться, человека в штаб отправить. Миних сразу просек, что к чему, да меня, благо я в тот момент поблизости был, к нему на выручку с двумя сотнями драгун и отправил. Еле гусар выручили. Барона отбили. Ну и шороху порядочно наделали, а уже на следующий день Миних распорядился Очаков взять… а потом, через год, вынуждены мы были вновь его туркам отдать. Впрочем, я отвлекся. Вернемся к нашему барону. Так вот под Очаковом я с бароном и сдружился. Это уже потом, после возвращения в Санкт-Петербург начал рассказывать свою историю. Ту самую, где он на половине лошади скакал, а вторая за воротами осталась. Небось слышали?
Сухомлинов кивнул.
— А уже здесь я и вляпался в неприятности. Да все из-за тетки. Тройка, семерка, туз. Три карты, которые из бедного дворянина могли меня превратить в зажиточного. Да будь она неладная. Прогорел я и только из-за одной карты…
— Пиковой дамы, — проговорил Сухомлинов, припоминая повесть Пушкина.
— Да нет, там не дама была. Но, как бы то ни было, пришлось в долги влезать, а тут Мюнхгаузен возьми и помоги. Вот и приходится теперь пытаться вам помогать. Карточный долг, будь он неладен.
— Неужели все так сложно? — поинтересовался Игнат Севастьянович.
— А то. Будь бы вы русским или татарином, так проблем никаких, а вы немец. Сейчас всякий видит в немцах зло. Так что в полки вам путь заказан. Будь вы трижды герой и храбрец. В России только один человек, который обожает все немецкое.
— И кто это? — полюбопытствовал фон Хаффман.
— Петр Федорович. Наследник.
Игнат Севастьянович кивнул. Про наследника он как-то и забыл. Тот не играл еще никакой роли при дворе. Паренек был простой, достаточной изысканностью, коей обладали люди его положения, не обладал. Вот отчего при первой встрече с Елизаветой он не произвел на нее впечатления. Да и внешний вид государыне не понравился.
— Уж больно он худ, — проговорила она в тот день, когда аудиенция с наследником закончилась. — Болезненный. Да и цвет лица у него какой-то нездоровый.
