Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
Начальник цеха молча выслушал меня, взял листки и хмуро буркнул, указывая на стул:
– Сядь, а я почитаю твою писанину.
Сев на стул, я усмехнулся и подумал: – «Нет, надо мне было всё написать на английском.» и принялся разглядывать его. Первую страницу Сергей Митрофанович прочитал с нахмуренным видом, но потом его лицо стало разглаживаться и последние страницы он читал улыбаясь. Аккуратно сложив их он спросил:
– Сам писал или мать с отцом помогали? Очень уж складно написано, нет ни одной ошибки и что самое главное, тут даже самому тупому дурню всё понятно. Ухмыльнувшись, я ответил:
– Я вас умоляю, у меня мама швея мотористка, а папа инженер-энергодиспетчер. Всё это я написал сам и всё именно так и будет, а ещё, Сергей Митрофанович, у меня к вам будет такое предложение. Я могу написать пособие по пересыпке разных движков, то есть по капитальному ремонту и вы станете его автором. Книжица получится страниц эдак на триста, да, ещё с графиками, диаграммами и даже с рисунками. Ну, что скажете? Начальник цеха задумчиво посмотрел на меня и спросил:
– А потянешь? Это же чертовски сложная работа. Тем более, что пособие будет по нескольким моделям двигателей. Это, парень, вполне тянет на кандидатскую.
– Потяну-потяну, – успокоил я Сергея Митрофановича, – за пару месяцев накропаю, но не бесплатно, разумеется и не за деньги. Просто если мы с вами замутим эту эпопею с москвичёвскими движками, вы разрешите мне сбивать шабашки и, заодно, я хочу себе машинёнку прикупить со временем, а у нас за цехом двадцать первая «Волга» стоит под забором. Вы бы её списали и мне продали, Сергей Митрофанович. Тогда я в вашу книжку воткну все типы двигателей, которые ставятся на гражданские автомобили, кроме карьерных самосвалов.
Начальник цеха встал, подошел к окну, посмотрел на ещё вполне дебёлую «Волгу» и, повернувшись, сказал:
– Пойдёт, Боря, а с нормировщицами я разберусь. Я знаю, чья эта инициатива, а твоё ТЭО как раз и поможет мне этого товарища посадить в калошу. Давай, иди, трудись, Кулибин. Вернувшись на участок, я сказал:
– Всё нормально, ребята, Князев не станет расценок резать, но он мне выставил вот какое условие, я должен научить вас ремонтировать движки не абы как, а по умному. Разумеется только тех, кто этого хочет. А ты, Жека, готовься, как только мы движок последнего «Газона» реанимируем, перейдём на другие движки. Женька испуганно спросил меня:
– Боб, так ты же вроде бы сам говорил мне, что тебе лучше всего газоновские движки удаётся лечить. Хихикнув, я ответил:
– Жека, я же малолетка, мальчонка слабенький и убогий, а потому берусь только за то, что полегче. – Слесаря дружно захохотали над моей шуткой – Ты когда-нибудь из «Краза» «поросёнка» вынимал? Он же тяжелее всего газоновского движка. Ну, здесь «Кразов» и «Мазов» нет, а со всеми остальными движками я справляюсь. Так что готовься, напарник. Наша с тобой работа ещё только начинается, но продлится она максимум до весны. Женька рассмеялся и воскликнул:
– Боб, так я же как юный пионер, всегда готов.
Шнырь хотя и смотрел на меня волком, помалкивал, видимо ему уже рассказали, какие железяки я ворочаю и каких кундюлей накидал джигитам с Греческого посёлка, пусть и молодым.
Глава 7
Выход на новое качество
В дальнейшем очередной рабочий день не принёс мне никаких огорчений. Зато трое водил принесли мне в клювиках сорок пять карбованцев. В гараже, а в нашем автотранспортном цехе насчитывалось сто сорок семь единиц техники, уже самые последние ездюки прочухали, что на моих настройках можно сэкономить и до пятнадцати процентов гарева. За экономию ГСМ и безаварийный километраж им выплачивали нешуточные квартальные премии. Типография-то была крайкома партии, печатала очень важную пропагандистскую продукцию высшего качества и её развозили по двум краям, области и нескольким национальным республикам, автопарк был не новым и попробуй ты не доставить её в какой-нибудь высокогорный аул вовремя. Ну, может быть непосредственно в сами аулы брошюры, книги и всё прочее не доставлялось, но некоторые получатели действительно находились в горах, на высоте в два с половиной километра. Так что начальник автотранспортного цеха не зря настоял на том, чтобы водилам выплачивались премии.
На мой же взгляд было тупостью везти пятьсот, шестьсот килограммов печатной продукции, всякие там «Блокноты агитатора», на «Шишиге» в горы, проще было рассказать чабанам по телефону сказку на ночь, но тут я был бессилен. Впрочем, при этом я понимал, что КПСС вовсе не зря тратила такие бешенные бабки на идеологию и пропаганду. В моё время, когда это дело было пущено на самотёк и в глаза и уши людей хлынул мощный поток информационного дерьма всех мастей, всё закончилось тем, что какие-то инопланетяне отправили мой разум взрослого, рационально мыслящего, хотя и импульсивного, романтически настроенного мужчины в прошлое, в его же юное тело. Поэтому я не очень-то возмущался, что такая прорва бумаги и краски уходит на пропагандистскую и агитационную литературу вместо того, чтобы печатать повести Александра Грина с прекрасными иллюстрациями и стихи великого шотландца.
Когда моя королева вошла спальную своего юного пажа, то увидела на отдельной полке, висящей на стене, книги со стихами Роберта Бернса, Лонгфелло, Байрона, Шекспира, Тютчева, Верлена и Пушкина. Правда, она увидела так же на стене, напротив этой полки, той что была капитальной, кирпичной, две белые человеческие фигуры, наклеенные на зелёный картон, испещрённые красными кружочками с подписями. Это был мой картонный макивар, на котором я уже три с лишним недели отрабатывал самые страшные удары по телу человека. Его я извлёк из компьютера, стоящего в самом Шаолине, благо, что эти файлы были на английском, а не на китайском языке. Если фиксировать пальцы особым образом и наносить не очень-то и сильные удары по этим точкам, где находились нервные узлы, то любому, даже самому здоровенному лбу можно причинить жуткую боль и даже отправить его на тот свет, причём скопытится он не сразу. Так что помимо того, что Борис Викторович Картузов закоренелый романтик, он ещё и на редкость злобный гад и просто удивительно, как это ему поручили такую важную миссию.
Об этой боевой системе я узнал от Васи-сана, Чёрта из Шаолиня, который пять лет отирался в его монастырях. Он же и научил меня ставить пальцы и напрягать их так, что они превращались чуть ли не в стальные дюбели, но точного местонахождения точек всё же не знал. Когда я скачал этот трактат на призрачный хард-диск своего компа и стал его изучать, то выяснилось что в этой системе боевых единоборств, называемой просто и незатейливо – «Самые уязвимые нервные узлы и центры в теле человека», нет ничего сверхъестественного и сразу же изготовил две карты, фасадной и тыльной части тела. Думаю, что это умение мне ещё не раз пригодится, ведь врага можно просто парализовать, причинив ему сильную боль. А можно и убить и тогда он умрёт медленной и мучительной смертью. Всё зависит только от того, в каком порядке нанести особые, смертельные удары и сила здесь не играла особой роли. Очень полезные знания для меня, особенно если учесть, что никакого другого оружия, кроме нунчак, боевого шеста и метательных ножей у меня не было, а потому я частенько по часу, полтора отрабатывал удары на картонном макиваре.
Вообще-то для полного совершенства мне был нужен настоящий манекен и я его уже начал делать. Во всяком случае изготовил для него деревянный каркас, похожий на скелет, только пока что без грудной клетки и теперь думал, из чего изготовить его плоть. Болванки рук и ног, а также голову и шею, соединённые между собой стальными кольцами, отец выточил по моим чертежам в столярке у себя на работе, там не было такого строгого режима, как у нас. Голову довёл до ума уже я сам, стамесками и на этом манекене уже можно было показывать захваты из боевого самбо, что я и дела раза три, четыре в неделю, учил отца и маму самозащите. Так что теперь мне оставалось лишь довести манекен до ума и нанести на его тело топографию болевых точек возможного врага, а сейчас он пока что был насажен задницей на трубу, приваренную к тяжелой стальной плите. У нас в семье, с моей подачи, его назвали Вася-сан и мама довольно часто надевала на него разные наряды, благо он был среднего роста.
После обеда прозвучал первый звонок, ознаменовавший собой начало новой эпохи. На участок пришли Князев и главный экономист типографии, некто Прялкин, Николай Георгиевич, далеко не самый счастливый владелец автомобиля «Москвич-408», вымотавшего из него всю душу. Внимательно выслушав крик души этого молодого мужчины, Прялкину было лет тридцать пять на вид, я саркастически хмыкнул, написал список запчастей, широко улыбнулся, показывая коренные зубы, и сказал:
– Доктору усё понятно, коня у стойло, то есть сюда, запчасти на стол и полтинник на бочку. Завтра вечером, Николай Георгиевич, вы своего «Москаля» не узнаете. В скорости он немного потеряет, зато выиграет в мощности и тянуть будет, аки зверь. Князев, заглянув в список, усмехнулся и сказал:
