Дмитрий Шидловский - Пророк
— Да. А вы?
— Доводилось бывать.
— И как вам, понравилось?
— Места здесь красивые, климат хороший.
— Мне кажется, что вы недолюбливаете Америку?
— Не Америку, а американский образ жизни. Я не люблю легковесность и поверхностность.
— Однако сорок с лишним лет Штаты были ведущей державой наравне с нами.
— Если бы Европа не ослабила себя в ходе двух мировых войн, это было бы им не под силу. Я никогда не верил, что люди, которые считают гамбургер нормальной едой, способны удержать мировое господство.
— Вам так не нравятся гамбургеры?
— Мне не нравятся суррогаты.
— Однако мастер переехал из Китая именно сюда.
— Наверное, у него были на то причины.
— Как вы думаете, какие?
— Теряюсь в догадках. А что думаешь об этом ты?
— Я думаю, что здесь он мог чувствовать себя спокойнее всего, после того как его изгнали из Китая. В Евразийском союзе власти могли помешать ему проповедовать свое учение. В Западной Европе люди скептически относятся к нехристианским духовным практикам. В третьем мире бедность и нестабильность, там нельзя чувствовать себя в безопасности. Американцы же очень восприимчивы к новым знаниям, ну а кризис, развал страны... Может, они и восстановят экономику. Может, даже восстановят США. В конце концов, для духовного учения это не так важно.
— Может быть, — согласился я.
В салон вошел стюард и доложил:
— Ваша светлость, самолет прибывает на место стоянки. Лимузин господина Гоюна уже ждет вас.
Вместе с Андреем мы подошли к выходу из самолета. Прямо перед спуском с трапа застыл невероятных размеров белый лимузин. Водитель в униформе стоял рядом с распахнутой задней дверцей.
— Ух ты, — Андрей присвистнул, — шикарно.
Мы спустились по трапу и сели в лимузин. Водитель закрыл дверь, сел за руль, и мы поехали.
— Прекрасная машина, — Андрей любовно погладил кожу сиденья.
— Мне всегда казалось, что любовь к таким большим машинам происходит от неудовлетворенного либидо, — проворчал я, настраивая кондиционер.
До поместья Гоюна мы ехали часа два. Тонированные стекла защищали нас от яркого калифорнийского солнца. Андрей увлеченно смотрел в окно, а я откинулся на сиденье, прикрыл глаза и расслабился.
Лимузин все несся и несся вперед. Вот он скинул скорость и, кажется, свернул с шоссе, вот стал плутать по улицам какого-то городка, вот снова разогнался по прямой, опять снизил скорость, почти остановился, повернул направо и теперь ехал не быстрее пешехода. Вот мощный мотор снова прибавил обороты, и роскошное творение американских автомобилестроителей поднялось на пандус и замерло на месте.
Я открыл глаза. Машина стояла у входа во дворец, выстроенный в китайском стиле.
Водитель распахнул дверцу, и мы с Андреем вышли из лимузина. Андрея, кажется, била мелкая дрожь. Что ж, похоже, все шло как я и задумывал.
Двери распахнулись, и мы вошли в просторный зал, отделанный розовым мрамором. Здесь царили полумрак и прохлада. Свет пробивался сквозь небольшие застекленные окошечки в крыше.
— Рад приветствовать вас в своем доме, — Гоюн появился в нескольких шагах перед нами, словно из ниоткуда.
Судя по всему, здесь существовала некая система зеркал, которая позволяла хозяину дома внезапно появляться посреди зала. Гоюн был одет в длиннополый, расшитый золотом, шелковый халат. Ухоженные руки мастера тонули в широких рукавах халата, а усы и бородка были аккуратно расчесаны и уложены по обычаю китайских придворных. Говорил Гоюн по-английски с заметным акцентом, но достаточно четко. Внешне могло показаться, что передо мной рядовой чиновник Запретного города, но что-то в его манере двигаться, в осанке, во взгляде узких прищуренных глаз заставило меня подумать, что Гоюн похож на крадущегося тигра.
— Мастер, целую ваши ноги!
Андрей не выдержал, одним прыжком оказался около Гоюна и бросился ему в ноги. На мгновение мне почудилось на лице китайца брезгливое выражение, но в следующую секунду Гоюн совладал с собой и тепло улыбнулся Андрею.
— Встань, прошу тебя, — ласково произнес он. — Не стоит простираться у моих ног.
— Для меня это счастье! — воскликнул Андрей.
— Поднимись, — голос Гоюна уже звучал строже. — Будь взрослее. При освоении любого учения есть стадия поклонения. Но чем быстрее ты перейдешь от нее к следованию и пониманию, тем лучше для тебя самого.
Андрей медленно поднялся на ноги и восторженно уставился на Гоюна.
— Как вы мудры, мастер!
— Не делай из меня кумира, — мягко улыбнулся Гоюн. — Я лишь ищущий, такой же, как и ты. Учение «Небесного предела» — это только знак, указывающий путь к истине. Мудрые не поклоняются дорожным знакам.
— Спасибо, мастер, — пролепетал Андрей.
— Простите бестактность моего секретаря, — я подошел к Гоюну и коротко поклонился, вставив кулак в раскрытую ладонь. — Он ваш давний поклонник, давно мечтал о встрече и, видимо, не удержался. Рад приветствовать вас, мастер Ди Гоюн.
— Здравствуйте, князь, — Гоюн ответил мне тем же приветствием. — Ничего страшного. Можно ли осуждать юношу, который усерден в поиске истины? Я обязательно уделю тебе время, — он снова повернулся к Андрею. — Ты сможешь задать все свои вопросы, и я постараюсь на них ответить. Но сейчас позволь мне поговорить наедине с моим братом, князем Юсуповым. Мои ученики позаботятся о тебе.
Гоюн махнул рукой. Из боковой двери вышел человек в китайской одежде. Он застыл у стены, ожидая моего спутника.
— Вы так добры, мастер, — Андрей попятился к двери.
Когда он вышел, Гоюн насмешливо посмотрел на меня.
— У вас тонкий юмор, князь, — перешел он на китайский.
— Я просто хотел побольше узнать о вашем учении.
Гоюн жестом пригласил меня следовать за ним.
— О чем может рассказать дурак?
— Вы излишне суровы к своему адепту.
— Суров, но справедлив.
— Если не ошибаюсь, он дошел до второго уровня посвящения. Кстати, сколько их всего в вашей школе?
Мы вышли из зала и двинулись по широкому коридору, стены которого были обиты красным шелком.
— Девять. Но вы же не думаете, что прохождение по ним помогает поумнеть?
— Нет, конечно, и тем не менее мне действительно было интересно, чему учат в вашей школе продвинутых учеников?
— Не думаю, что открою вам какой-то секрет, князь, но каждого учат тому, что он готов воспринять. Все эти уровни нужны, чтобы люди не чувствовали себя обделенными. Ограниченному сознанию обязательно нужен быстрый видимый результат. Они его и получают. Кстати, где вы нашли этого парня?
— Он напал на меня у моего ресторана.
— Так он экстремист? Надеюсь, вы не думаете, что я создаю боевые отряды?
— Мне об этом трудно судить.
— Полноте, князь. Не сложно привести лошадь к водопою, но и сто человек не заставят ее пить против воли.
Мы вышли в огромный сад, разбитый по всем правилам фен-шуй. Вдаль, насколько хватало глаз, убегали дорожки, извивавшиеся между искусственных холмов, перекидываясь через ручейки и речушки изогнутыми мостиками. Искусно высаженные растения чередовались друг с другом, образуя очень гармоничное сочетание. Среди посадок и на небольших полянках притаилось несколько красивых павильонов. Границ поместья было не разглядеть, и создавалось впечатление, что здесь даже не большой сад, а иное измерение, прекрасный и бесконечный мир.
— У вас роскошная усадьба, — заметил я.
— Думаю, она уступает поместьям Юсуповых.
— По размеру, возможно, но по изысканности, увы, нет.
— Благодарю вас, — сдержанно улыбнулся Гоюн. — Я полагаю, вы устали и проголодались в дороге. Не откажетесь от обеда в моем обществе?
— Почту за честь.
Мы двинулись по одной из дорожек.
— Вы давно не были в Калифорнии? — спросил Гоюн.
— Я бываю здесь постоянно.
— Жаль, что вы ни разу не нашли времени заехать ко мне.
— Русская пословица гласит: «Незваный гость хуже татарина».
— Оставьте. Какие церемонии могут быть между учениками одного учителя! Впрочем, я, конечно, понимаю, при вашем плотном рабочем графике выкроить свободное время очень сложно. Тем приятнее, что вы нашли возможность принять мое приглашение.
— Ваше приглашение было честью для меня. Чрезвычайно интересно увидеть человека, в столь короткое время овладевшего умами и сердцами миллионов людей.
— Вы мне льстите. Впрочем, истина в ваших словах есть. Учение «Небесного предела» все более популярно, а между тем убеждать людей в своей правоте я научился у вас.
— У меня?! — изумился я.
— У русских, я имею в виду, — поправился Гоюн. — Ваша победа над американцами на идеологическом фронте очень поучительна. Если вдуматься, американская идея демократии и равных возможностей ничуть не хуже русской политики социальной справедливости и сбережения народа. Шансы у вас были равны, но склонить на свою сторону большинство народов мира смогли именно русские, а вот Вашингтон потерял даже поддержку собственного народа. В итоге Россия сейчас распространила свое влияние на все пять континентов, а вместо США мы видим три конфликтующие друг с другом страны, которые никак не могут выбраться из кризиса.
