Виктор Сиголаев - Фатальное колесо
Я спешно стал запихивать ногой обломки яблочного муляжа за поддон палатки. Она же меня ищет! На откосе этом, как его – на Залысине!
Откинув брезентовый полог, я выглянул наружу. В лагере с приходом ребятни стало живо, шумно и весело. Уютно. Но это был уже не мой уют. Это не для меня. Меня уже обокрали. Какие-то паршивые гады испортили мне весь праздник. Как слепого кутенка – грубо оторвали от маминой титьки и со всего размаху окунули в ушат с холодной водой.
– Витек! Зря не пошел!
– Ага! Там хиппарь один чуть костер головой не забодал!
– Ха-ха-ха-ха! Ой! Ты опять?
– Родион! Кончай в Ленку кидаться…
Идиллия. Знали бы вы… да не надо вам знать, что творится у вас под носом. Не ваше это. Мое.
Я зашагал в сторону железки.
– Витек! Ты куда?
Я, не оглядываясь, отмахнулся…
Черт ее знает, где эта Залысина.
Рассказывали, что она одно время осыпями почти достала до железнодорожных путей и ее подперли каменным забором. Здесь где-то, на отрезке от станции до моста над Камышловским оврагом. Говорят – недалеко, ближе к станции, потому что до моста добрых три километра.
Уже вечерело. Сумерки пока не наступили, но вечерняя прохлада уже чувствовалась.
И что я скажу Галине? Я почесал затылок. Говорить-то нечего. Не разоблачать же. Здесь, один на один, в полевых условиях. Потом сообразил, что мне «с психу» нужно было просто прогуляться, проветриться, так сказать. Еще раз погонять мысли по гудящей голове.
Ничего я ей не скажу! Пускай думает, что, мол, обеспокоился и пошел искать. Не мой калибр – колоть, крутить, пальцы выкручивать. Где мой верный Сатурн? Иринка! Мне без тебя плохо. Приходится признать, что мое дело – наблюдать, думать и подключать, если надо, своих бравых и могучих помощников. Да кого я обманываю? Мое дело – пасти и стучать. Так это называется. Иногда убегать, если жизнь дорога. Ну и… думать, думать, думать…
Ага, вон какая-то стеночка слева от железки.
Ну да. Залысина, да и только. Крутовато. Справа-слева лес как джунгли, жутковатый в преддверии вечерних сумерек, а по центру – широкий язык скальных шипов, засыпанных природной щебенкой. Крутовато и высоковато. А Галина меня ищет сверху. Там тропа должна быть. Крикнуть?
Сзади зашумела электричка. Не услышит. Бельбек еще журчит за путями. Вздохнув, я зашел левее Залысины и углубился в лес.
Подъем и правда оказался крутоват. Здорово помогали стволы изогнутых деревьев и торчащие повсюду кривые корни. И все равно я пару раз в панике сучил ногами, отчаянно цепляясь за спасительную древесину. Запыхался так, как на переходе в «десятку» не запыхивался. Еще ветки эти треклятые! Переплелись с кустарником – ни обойти, ни поднырнуть.
Практически на четвереньках, измученный и исколотый, я все же добрался до тропинки наверху. Ох, даже на ноги вставать не хочется, привык, кажется, на четырех костях.
Сквозь листву открывался завораживающий вид на засыпающие виноградники, причудливо повторяющие изгибы невысокого предгорья. Из глубины леса эхом метались детские крики, смех и звон гитары. Кто-то с кем-то невдалеке бегая, мелькал между деревьями. Чуть вдали по тропе за Залысиной метрах в двухстах было видно, как два инструктора натягивают трос препятствия «туристическая переправа».
В мою сторону, сильно оттягивая и приволакивая ногу, ковылял по тропе давешний горбун-хиппарь в убитом временем пончо. Не сидится у костра убогому. Опять обжечься боится?
Начинало уже серьезно смеркаться. Я оглянулся окрест. Галины не было видно. Ну да! Сколько я колбасился с подъемом. Вернулась, наверное. Захотелось, раз уже здесь, глянуть на Залысину сверху. Ее просвет между деревьями виднелся буквально метрах в десяти.
Ого! Круто!
Я с опаской, трусливо подшаркивая и цепляясь за ветки, подобрался к обрыву, глянул вниз. Жуть! Быстренько шагнул назад на тропу. Ненавижу высоту! Справа поскребывал своими кривыми ножками несчастный калека, даже в сумерках не желающий расставаться со своими «каплями» на лице.
– А вы не видели здесь случайно нашего инструктора – Галину Анатольевну?
Молчит, шаркает. Может, он еще и глухой? Да и немой в придачу.
– Эй! Вы меня слышите?
Не слышит. Сзади среди деревьев метрах в пятидесяти мелькает курточка, похожая на ту, которую носит Галина. Да, кажется, это она…
– Ну не слышите, так не слы…
Горбун, ковыляя мимо, вдруг тяжело опирается левой рукой на мое плечо так, что у меня перехватывает дыхание.
– Полегче! Полегче, дедуля!
Дедуля?
Дед?!
Дед!!!
Я вижу, как из пончо к моему лицу растопыренными крючьями тянутся коричневые пальцы. Не успеваю ни вскрикнуть, ни испугаться. Горло оказывается в жестком захвате нечеловеческой силы, и я с размаху врезаюсь спиной в ствол дерева, больно ударившись затылком.
Горбун медленно выпрямляется и неспешно снимает свободной рукой с лица темные очки. Не глядя швыряет их в кусты.
Ужас накатывает на меня не со стороны серых змеиных глаз, а со стороны этого небрежного движения рукой и блеснувшего в кустах темного стекла.
Все! Маскировка больше не нужна. Жертва в капкане. Цель достигнута, тушите свет.
Почему я еще дышу?
Чистый внимательно разглядывает мое лицо. С холодным и пронзительным интересом. Как букашку, пришпиленную к стенке. Как дрожащего ягненка, распятого на заклание перед взмахом жертвенного топора. Как Румына…
– Кто же ты такой, шкет? – произносит задумчиво и медленно приближает свое лицо к моему, глаза в глаза. – Кто… же… ты… такой?
Искорка надежды рождается в бушующем океане паники.
Говорить? Он хочет говорить? Не хотите ли вы об этом поговорить? Надежда рождается и медленно гаснет вместе с растущим давлением вокруг моего горла.
«Вопрос был риторическим…» – кто-то в глубине сознания отпускает холодные реплики, пытаясь удержать бушующий рассудок от бегства в сторону от реальности. Становится все труднее и труднее дышать. Мертвые снулые глаза все ближе и ближе. Чувствую, как в шейном отделе начинает что-то похрустывать. Нет воздуха! Темнеет в глазах. Где-то совсем рядом спасительное забытье. На расстоянии вытянутой руки. Вот оно…
– Прекратите!!!
Я судорожно глотаю частицу кислорода, прорвавшуюся из чуть дрогнувшего захвата вокруг шеи.
– Немедленно прекратите!!! Что вы делаете!
Га… Галина…
Справа шорох быстро приближающихся шагов.
Воздух, много воздуха! Тиски на горле исчезают, и я валюсь на бок под дерево, инстинктивно скручиваясь эмбрионом и подтягивая колени к голове. Я – зародыш, я еще не родился, нет меня!
Что-то щелкает под пончо ложного хиппи. Я уже знаю, что будет дальше, и в предчувствии еще большего ужаса широко открываю глаза. Резко повернувшись к подбегающей слева женщине, старый зэк наискось перечеркивает пространство тускло блеснувшей сталью на уровне ее горла.
– Прекх-х-х…
Крик резко обрывается страшным хрипом. И сразу тишина. И неестественные для этого леса тихие булькающие звуки. Слабый всхлип.
Я вижу, что Галина лежит на боку, согнув колени. Ладони сжимают шею. Из-под растрепанных волос виднеются подрагивающие кончики пальцев, они мокрые и блестят. Я смутно слышу шум далекой электрички внизу. Где-то в другой реальности есть нормальный мир, люди, дети, домашние животные. Мир без чудовищ, одно из которых стоит рядом со мной и сверху рассматривает свою жертву с хищным любопытством.
В голове отчетливо и звонко: «Вы следующий, товарищ. Ваша очередь! Не задерживайте, пожалуйста…»
И совсем уже дикое и не к месту: «Вас тут не стояло…»
Не стояло?
Вдруг какая-то дьявольская вспышка яростного возмущения обжигает мозг.
Не стояло?
Не?! Стояло?!!
– Нет… сто… яло!!!
И с последним дурацким выкриком я отчаянно выпрямляю согнутые у груди ноги в сторону чудовища, даже не пытаясь куда-то попасть конкретно.
С таким же успехом можно было бы пнуть угол военкомата. Хоть два раза. Вселенная не вздрогнула. Убийца даже не покачнулся. Только сделал маленький шажок назад, восстанавливая равновесие.
Это конец. Без вариантов. Садистских удовольствий душегуб больше не пожелает. Финка в руке, с нее капает. Один удар – и все. В рот, например, судорожно хватающий воздух. Или в глаз. Пусть даже в шею…
Что-то долго выбирает. А! Запутавшись в пончо, балансирует свободной правой рукой.
И вдруг я понимаю, откуда этот струящийся шорох. Дед никак не может оттолкнуться ногой, стоящей сзади. Мешают осыпающиеся мелкие камешки!
Бешеная ярость вместе с кровью и надеждой бросаются в голову.
– С-сто…
Колени к животу…
– …яло!!!
Изо всех сил бью обеими стопами в ненавистное колено, на этот раз уже осознанно прицеливаясь. Колено исчезает. Финка летит в сторону и ныряет в листву кустов. По телу скользнули крючья цепляющихся пальцев. С треском рвется нагрудный карман, и в пыль, блеснув, падает старинный подарок чудесного грузина из той, другой жизни…
