Андрей Посняков - Удар судьбы
— Что говорит этот пес? — нахмурившись, осведомился Ичибей Калы.
Владос добросовестно перевел и, скосив глаза, удивленно посмотрел на Лешку. Тот, ничуть не смущаясь, подмигнул приятелю, и нагло потребовал отпустить руки.
— Что ты можешь знать про мою несчастную дочь, подлая урусутская собака?! — воздев руки к небу, гневно вопросил Ичибей. — Ты же сам ее обесчестил — об это судачат все мои соседи — и скоро понесешь заслуженную кару! О, ты, шакал, не умрешь быстро, нет, ты будешь стонать, реветь, как…
— Ой, надоело уже слушать все эти угрозы, — Лешка сплюнул. — Владос, скажи ему, он намерен разговаривать по делу или так и будет брызжать слюной?
Грек подождал, пока красноречие Ичибея иссякнет, потом перевел и тут же передал ответ:
— Будет. Правда, добавил, что это все равно не спасет тебя от смерти… впрочем, и меня тоже.
— Ладно, еще посмотрим…
— Что ты задумал, Али?
— Увидишь.
Лешка вел себя так важно, будто сейчас просто-напросто снисходил до беседы с бывшим хозяином. А у самого все внутри сжималось холодом — сырая была идея, только-только пришедшая в голову. Ее бы обдумать как следует, вот тогда… Но — некогда было обдумывать.
Уступив, Ичибей для начала велел отпустить пленникам руки и усадить обоих на землю.
— Ну вот, — Лешка растер запястья. — Давно бы так… Теперь поговорим. Итак, первое. Я — хороший знакомый того богатого купца из Кафы, ну, с которым этот сквалыжный черт так породниться хочет…
— А, Гвидо Сильвестри! — вспомнил Владос и, подавив удивление, в точности перевел слова приятеля.
— Этот шакал — знакомый столь уважаемого человека? — не поверил Ичибей Калы. — А, наверное, он был у него в слугах.
— Не в слугах, а в компаньонах, — заносчиво отозвался юноша. — Просто мне не повезло, и мои корабли попали в бурю…
— Если ты скажешь, что богат — сквалыга тут же назначит выкуп, — не меняя тона, быстро предупредил Владос.
— …с тех пор я совершенно разорен! Лишь Гвидо Сильвестри всегда ссужал меня деньгами, всегда…
— Купец Гвидо — не только богат, но благороден и жалостлив, — Ичибей покивал. — Так ты, говоришь, что хорошо его знал?
— О, очень хорошо! От него я и услыхал о твоей дочери. Гвидо очень ее хвалил, и вообще отзывался восторженно. Все вздыхал — мне бы такую жену! Не пожалел бы и перейти и мусульманскую веру…
— Ну, с верой ты загнул! — предупредил Владос. — В это наш скряга ни за что не поверит, даже и толмачить не буду.
— Как знаешь… — Лешка собрался с мыслями и продолжил, старательно подавляя усмешку, — вот уж никогда не думал, что так будет горазд врать! А что делать — на кону стояла свобода и жизнь.
— Впрямь ли Гвидо Сильвестри так богат, как про него рассказывают?
Уж Ичибею ли не знать про богатства старика-итальянца? Хитер, ох, хитер старый скряга!
— Да уж не беден. Шесть кораблей у него, яхта, не хуже, чем у Абрамовича, три новых «мерина» в гараже…
— Ичибей, как и я, не знает, кто такой Абрамович, — скосил глаза грек. — Не буду про это. А вот про меринов скажу… только не три, а тридцать три! И не только мерины, но и волы, и быки, и прекрасные ИНОХОДЦЫ!
— И вот у такого богача, как Гвидо, совсем нет родственников, которым бы он мог передать свою фирму…
Последние слова ушлый Владос перевел, как «завещать все свое богатство».
— …а ведь он уже далеко не молод.
— Вах! — Ичибей всплеснул руками. — Ты что-то говорил про мою дочь?
— Да, теперь о дочери, — важно кивнул Алексей. — Хочу тебе сразу сказать, что между нами ничего такого не было… Не было, не было, клянусь честью! А что соседи насплетничали, ну, тут уж я ни при чем, — юноша развел руками. — Впрочем, это очень даже неплохо для нашего плана. Итак, твоя дочь Гюльнуз и я… в общем, в глазах соседей нас связывают какие-то там отношения. Типа любит она меня прям до безумия! Готова отдаться хоть сейчас… Э, Владос, этого не переводи! Короче, фишка вот в чем: соседи ведь скоро узнают, что у тебя был побег… узнают, узнают, не кривься, кто-нибудь да протреплется, хоть тот же красавчик Алныз.
Все, как по команде, повернув головы, посмотрели на Алныза, и тот побледнел:
— А я чего? Я ничего. Я вообще никогда ни о чем не болтаю.
— Слушай дальше, уважаемый Ичибей. Итак, соседи про побег пронюхают, тут уж не скроешь, узнают, и кто бежал… Дальше рассказывать? Ну, не тупи! Что непонятного? Если бежал я — как все почему-то считают, любовник твоей дочери — то почему бы и ей не сбежать вместе со мной… Вполне правдоподобно получится. Потерявшая голову от любви дочка сбежала с невольником. Безутешный отец рвет волосы на жо… на бороде. Все в лучших традициях российских сериалов! А на самом деле, твоя доченька, само собой, в окружении верных людей, плывет себе на каком-нибудь паруснике в Кафу, навстречу с любимым олигархом.
Ичибей покривился:
— Чушь какая!
— А по-моему — классный план! Кстати, у Гюльнуз имеется соперница… одна блондинка из подтанцовки… Глупая, но хваткая. Уж та ни за что не отдаст миллионера, только вот, как назло — я ей так нравился, спать не могла!
— Перетолмачу, что ты ее жених?
— Давай! Короче, я — жених, Владос — друг жениха — без нас двоих эта история хорошо не закончится! В общем, Ичибей, придется тебе нас отпустить, да еще и денег дать на дорогу. Ну а Гюльнуз отправляй в Кафу, да как можно быстрее!
— Ну, ты и жук, Алексий! — восхищенно присвистнул грек. — Вот уж не думал.
— Да, мы, трактористы, такие!
Ичибей Калы задумчиво посмотрел на двух аферистов и хлопнул в ладоши.
— Будете при мне, — жестко произнес он. — До самой Кафы. До тех пор, пока все не сладится. Ну, а задумаете бежать… Кожу с живых сдеру, ясно!
Да уж, неясного мало, все очень конкретно. Владос грустно покачал головой:
— Похоже, влипли мы с тобой, друже! Как та обезьяна в слоновий помет.
— Ничего, — весело подмигнул ему Лешка. — Главное, сейчас сошло. Дорога до Кафы, я так понимаю, не близкая?
— Но и не дальняя.
— Ничего! Еще посмотрим, кто во что влип!
Большая, пропахшая рыбой фелюка, принадлежавшая старому приятелю Ичибея Калы греку Никандру, неспешно разрезала носом пенные волны моря. Жгло палубу сиявшее в вышине солнце, свежий ветер наполнял паруса, над единственной мачтой судна, крича, кружили белые чайки. По левому борту фелюки лениво двигался скалистый берег, с правой же стороны открывалась безбрежная морская синь. Хитрый Ичибей, оценив Лешкин план вполне положительно, тем не менее вовсе не горел желанием отпускать беглецов — свою свободу те еще должны были заработать, устроив обещанную свадьбу. А уж потом…
Свесившись через борт, Лешка, нарушая все морские традиции, плюнул в воду:
— Сваты, блин, недорезанные! Вот уж кем никогда еще не был! Слышь, Владос! Даже свидетелем на свадьбе — и то не был, а тут сразу сватом!
— Кто ж тебя гнал?
Оба беглеца сидели рядом, на всякий случай привязанные к борту фелюки прочной пеньковой веревкой. Позади ворочал большим кормовым веслом кормщик, изредка пробегали матросы, а у самой мачты были раскинуты два небольших шатра — один для Гюльнуз, другой для ее папаши.
Вообще, Гюльнуз и не скрывала радости. Так же радовался и Алныз, и даже вечно угрюмый здоровяк Кызгырлы — последний был приставлен к девушке на правах «верного человека», чем очень гордился.
Что же касается хозяйского мальчика для любви Алныза — то тот, похоже, вышел из доверия, и лишь вмешательство Гюльнуз спасло его от наказания.
— Они меня вынудили, — улучив момент, поспешил оправдаться Алныз. — Проверили мешок, увидали лепешки, мясо… Били… Ну, я и рассказал все… Но я не желал вам зла! Клянусь!
— А, ну тебя, — лениво отмахнулся Владос, а Лешка даже подмигнул парню, в конце концов тот когда-то проявил к нему участие, там, в яме. И, наверное, не его вина, что…
— Город, по левому борту город! — вдруг встрепенулся Лешка. — Кафа!
— Нет, это еще не Кафа, успокойся, — грек покачал головой. — Кафа будет позже. Это Солдайя, Сурож.
— Сурож? — пялясь на каменную крепость, задумчиво повторил юноша. — Так вот он какой, Сурож.
Город напоминал стайку маленьких белых домиков, спускающихся с гор к морю. Зубчатые стены, грозные башни, уютная гавань с торчащими мачтами кораблей и рыбачьих лодок, кое-где — явные следы недавних разрушений и пожарищ. И море. И горы, и золотые полоски песчаных пляжей.
— Так, говоришь, скоро приедем? — Лешка обернулся к приятелю. — Пора что-нибудь думать.
— Давно пора, — усмехнулся тот. — Вообще, зря мы прогнали Алныза, он бы мог кое-что прояснить.
— А я его и не прогонял, — вполне справедливо заметил Лешка. — Это все ты. Давай, зови теперь… Поболтаем.
Как правильно рассудили приятели, Алнызу, по идее, должно было быть хорошо известно о том, что знает его хозяин о синьоре Гвидо Сильвестри, почтеннейшем негоцианте из Кафы. Никаких подробных сведений, как тут же выяснилось, у Ичибея, по сути, не было — что касалось лишь личной жизни купца, а не его прибылей, уж о них-то скряга был осведомлен досконально. Насчет же всего прочего знал лишь одно: синьор Сильвестри бездетный вдовец, не имеющий ни близких, ни дальних родственников, проживает в собственном богатом доме, в окружении преданных слуг. О Гюльнуз знает… Но вот женится на ней… нет, здесь еще, пожалуй, все было писано вилами по воде.
