Валерий Большаков - Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего
Ахти, зарубив своего, примерил трофейный шлем-спангельхельм и остался доволен.
– Как раз по мне! – крякнул он.
Буривой даже не глянул на Ахти. Выбежав на край обрыва, он оглядел поле боя. Нет, не боя – бойни. Викинги методично истребляли карел, щедро поливая землю не своей кровью.
– Отходим! – крикнул Буривой. – Ларни!
Ларни заголосил гусем, но побоялся, что шум баталии заглушит крик птицы, и выскочил на обрыв, маша руками. Кто-то далекий, но свой, выскочил из-за деревьев и резко опустил поднятые руки: сигнал принят!
– А если навалиться всем? – жарко спросил Ахти.
– Кому – всем? – горько спросил Буривой. – Они разделают нас и даже не запыхаются! Отступаем.
– И докуда будем отступать? – помрачнел Ахти.
– Уходим к Бьярмару, – сказал Буривой, – соберем ополчение и дадим бой. Ступай, Ахти, предупреди своих!
Ахти хмуро кивнул.
– Да! – припомнил Буривой. – Пошли верных ребят по деревням, пусть все в лес уходят, и подальше.
Ахти опять кивнул и исчез за деревьями – ни одна хвоинка не дрогнула.
– Где Дана, Ларни?
– В лагере была…
– Пошли тогда… Заберем ее, и вперед.
– Варягов бы кликнуть… – неуверенно предложил Ларни. – Они б свеев прогнали.
– Верно говоришь, прогнали бы! – резко ответил Буривой. – А сами бы остались. Варяги за просто так биться не станут.
– Ну и пусть! – заупрямился Ларни. – Все равно они как бы свои. Мехами возьмут, а кровь пускать не станут!
– Помолчи… – пробурчал Буривой. – И без тебя тошно…
Потерпев поражение, дружина князя Буривоя стала таять – малодушные покидали общую тропу, уходя к родным селениям, раненые не выдерживали трудных верст отступления, ложились и помирали. Иных подбирали товарищи, а тех, кому не повезло с друзьями, хоронили дикие звери.
Когда Буривой вывел остатки своего воинства на берег озера Нево, он ужаснулся: с кем же ему оборонять Бьярмар? С этими людьми, потерявшими веру в себя, город не отстоять.
Дана, стоявшая рядом с князем на вершине невысокой песчаной гривы, поросшей соснами, глядела на бредущих понизу карел.
– Княже, – тихо сказала девушка, – их души ослабели, они уже сдались. Уйдем, княже, в Альдейгу. Что тебе Бьярмар? Город ведь все равно падет…
– Нельзя мне уходить, девочка… – вздохнул Буривой тяжко. – Я князь, я слово дал… Как же я уйду? Мне ж перед людьми и богами стыдно будет!
– Пропадешь ведь, – горестно вздохнула Дана.
– Ну что ж тут поделаешь… Знать, судьба такая! Последний мой бой.
Из зарослей вынырнул Урхо.
– Бьярмар показался, – доложил он оживленно. – Народищу собралось под стенами – что морошки в лукошке. В бронях все и при оружии!
Буривой будто помолодел.
– А что? – воскликнул он. – Сила есть еще. Поборемся! Веди своих. И пусть головы выше держат, а то как псы побитые!
И только Дана с сомнением покачала головой. Она видела: багровые отсветы мрачной Туонелы, обители мертвых, плясали над Бьярмаром…
Глава 15. Идет война народная…
Всю последнюю неделю Веремуд водил Олега по хлябистым окрестностям Альдейги, выведывая места, богатые болотной рудой – тяжелой землицей цвета ржавчины. Он выведывал, а Олег ту землицу таскал. Таскал, прокаливал в огне, выжигая труху, промывал и сушил – получался увесистый черный песок, железный концентрат. А кострище рядом с лесным ручьем было своего рода горно-обогатительным комбинатом…
Год назад Олег с ног бы валился после такого трудового дня, а теперь ничего, нормально – ежедневные упражнения закалили тело и укрепили дух. Сухов даже гордился тем, что ни разу не пропустил своих тренировок. Лупил ли осенний дождь, трещал ли мороз, хлюпала ли весенняя слякоть – он брал боккен и шел рубить да сечь тени грядущих ворогов. А ежедневное «знакомство» с топором да с молотом, свежий воздух и трехразовое питание хоть кому мышцы нарастят.
Однако, побродив неделю по топким болотинам, притомился и Веремуд. На восьмой день кузнец проворчал: «Поди, довольно будет…» Вдвоем с Олегом они погрузили кожаные мешки с рудой на ушкуй и погребли в Альдейгу.
– Гуляй до послезавтра, – расщедрился Веремуд, сойдя на пристань, – и будем домницу запаливать…
– Лады! – кивнул Олег, радуясь редкому выходному.
За неделю лесной жизни он отвык от мощеных улиц и ладных изб, от людских толп, от шума и гама. Его не покидало странное ощущение перезагрузки – все, что он видел вокруг, было привычно и узнаваемо, только чуть-чуть подзабыто. Будто домой вернулся из долгой командировки.
Олег вздохнул и потрогал кожаный мешочек, висевший на шнурке, под рубахой. Пальцы нащупали четыре золотых динара и жменьку серебряных монет, похожих на чешуйки с арабской вязью. В каждом динаре было по двадцать пять дирхемов. Столько сумел он накопить за год – бусины толкал за наличку, зимою трех соболей добыл и пяток горностаев, речного жемчугу наковырял из перловниц, шаря по студеным ручьям… Еще полгода такой переработки, и – на свободу с чистой совестью!
Олег прошелся по Варяжской, по горбатому мостику перебрался через шумливую Ила-дьоги. По левую руку выстроились непрерывной чередой двухэтажные дома из потемневшего, сизо-серого дерева. К каждому дому с угла был пристроен, тоже двухэтажный, сарай: внизу, в первом этаже, для скотины, наверху – «гараж» для телеги. Длинные, широкие и пологие съезды, идущие от ворот верхних сараев до земли, были устроены так, что по ним въезжали на волах во второй этаж, оставляли там телегу и сводили вниз волов.
Возле гостиного двора, устроенного купцами с Готланда, Олег остановился. У коновязи потряхивал гривой Лембой – статный коняка, носивший в седле самого Хакона конунга. Олег всмотрелся в шумную толпу готландцев и различил венец на изрядно поседевшей голове правителя Гардов. Готландцы вовсю рекламировали свои товары, закатывая глаза и цокая языком, а Хакон посмеивался только и кивал, соглашаясь: добрый товарец!
Отойдя от гостей города, Хакон пошагал к крепости, легкими кивками головы отвечая на поклоны встречных-поперечных. Олег сразу вспомнил обещание, данное Пончику. Набравшись смелости, он подошел к конунгу и поклонился.
– Чего тебе? – добродушно спросил правитель, будучи в хорошем настроении.
– Я твой трэль, конунг, – заговорил Олег, – но не всегда я ходил стриженым. Не ведун я, не пророк, но кое-что мне ведомо…
– Ты мне башку-то не тумань, – сказал конунг. – Выкладывай самую суть!
– Я ведаю будущее! – выложил Олег. – Я чего и подошел – предупредить хочу. Угрозу чую, конунг, прямую и явную. Можешь гнать меня, но знай – этим летом придет на твою землю сильный враг и сожжет Альдейгу!
– Кто? – сразу навострил уши конунг. Глаза его моментально обрели резкость и цепкость.
– Точно не скажу, – признался Олег. – То ли Рагнар Лодброк, то ли Эйрик Энундсон… А больше и некому!
– Та-ак… – нахмурился Хакон.
Конунг ступал по мостовой, приближаясь к крепости и Торгу, Лембой, потряхивая гривой, шагал за хозяином, а Олег топал следом, не разумея, уйти ли ему или остаться. Завернув за угол крайнего «длинного дома», вся троица вышла к пристани, обходя торговые ряды по берегу. У пристани покачивались средневековые плавсредства, арабские и местные, а из-за мыса выгребала карельская лойва.
Глянув на реку, Олег очень удивился, приметив вдруг лойву. После разлада между Хаконом и Буривоем карелы избегали появляться в Гардах. Конунг визиту нежданному тоже подивился – он озадаченно почесал макушку в кругу золотого венца с крупным изумрудом надо лбом и хмыкнул в затруднении.
Лойва медленно приблизилась и со скрипом потерлась о бревна вымола. Гридни молча приняли брошенные канаты, потом вдруг зашумели, выкрикивая угрозы и проклятия, замахали руками, хватаясь за мечи.
– Чего они там? – сказал Хакон встревоженно, и поспешил к лойве. Сухов направился следом.
Карел набралось с десяток, и почти все были обмотаны окровавленным тряпьем – у кого нога, у кого рука, а то и голова. Карелы хмурились и зыркали исподлобья на русскую гридь, а четверо «ходячих» бережно снесли на берег носилки с Буривоем. Князь был плох – одна рука его лежала на груди, другая бессильно свешивалась с носилок. Юная девушка, глазастая, скуластенькая, нагнулась, вернула руку на место и отерла князю пот со лба. От этого легкого движения лицо Буривоя страдальчески сморщилось, глаза его открылись, сморгнули слезу.
– Что с тобой? – спросил Хакон, пересилив гордую натуру.
Блуждающий взгляд Буривоя нашел конунга и отвердел.
– Эйрик напал на нас… – прохрипел князь. – Эйрик, сын Энунда…
Олег похолодел, мурашки сыпанули по телу, а конунг оглянулся и проговорил:
– А ты прав был… – Он усмехнулся и добавил: – Олег Вещий!
– А-а… к-как? А настоящий где? – пролепетал Олег.
Конунг непонимающе посмотрел на него и пожал плечами.
– Большую силу привел Эйрик? – склонился он над раненым.