Ростислав Марченко - Гадюкинский мост
– В общем, так, дорогие товарищи. Могу вас поздравить, на западном берегу Чернянки, в районе моста ошивается немецкая разведка. А это значит, что через часок-другой к мосту подойдет пехота, и вряд ли она будет одна. Подразделение мостоохраны из войск НКВД, видимо, уже снялось, так что между вами и немцами в заслоне будут стоять только мои машины. Долго мы можем не протянуть…
Бугаев с его ярко выраженной болезнью десантного превосходства бросил на меня недоуменный взгляд.
– Поэтому, дорогие товарищи, слушайте боевой приказ. Хватайте эти вот телефоны, обрывайте их, звоните кому угодно, мобилизуйте какую угодно технику или подвижной состав, но госпиталь должен приступить к эвакуации немедленно. Мы ее прикроем. Опорный пункт я ставлю на высотках в районе Гадюкинского моста. Связь с нами поддерживайте офицерами связи по необходимости. Обязательно оповестите нас, когда закончите эвакуацию, чтобы мы снялись вместе с вами, будет очень хоршо, если вы побеспокоитесь о восьми платформах для моих машин. У меня совершенно секретная техника, оставлять немцам трофеи я не имею права. Вопросы?
К моему удивлению, в этот раз особист про документы даже не заикнулся, видимо, я привычно был достаточно убедителен. Для него. Тот ВВ-шник был не в пример более бдителен.
– Сколько вашим танкам нужно бойцов для поддержки? У нас есть взвод охраны и легкораненые, в том числе выздоравливающие.
– Мои бойцы в танках сидят. А вы, если охрану и выздоравливающих на мост отправите, тяжелых как таскать собираетесь? Выставьте дозор с рацией или телефоном на высотке перед Гадюкино. Если немцы нас разделают, у вашей охраны и выздоравливающих пострелять время найдется.
Бабка поддержала мои слова одобрительным ворчанием, Заруцкий заулыбался и закивал.
Я на секунду задумался.
– Ракеты есть? Сигнал вашего дозора об обнаружении противника на западном берегу: две ракеты зеленого дыма в направлении немцев, на нашем – две красного. Если все будет нормально, ваш дозор прикроет меня от обхода справа сзади. Пулемет ему можете еще дать, если есть и будет не жалко.
Особист, не спрашивая разрешения у поморщившегося Заруцкого, выдернул из висящей на стене кабинета потрепанной офицерской сумки карту, расстелил на столе и одобрительно кивнул моему замыслу.
– Отличный план, товарищ лейтенант. Так и поступим. Ракеты и ракетницы в госпитале есть, пулемет тоже найдется.
– Тогда приступайте. Я выдвигаюсь к мосту.
Особист неожиданно протянул мне руку, и я с выбившим меня из колеи непоколебимого спокойствия удивлением ее пожал, секундой позже поручкавшись и с Заруцким. Бабуля расцвела улыбкой и изволила нам кивнуть.
Перед тем как спуститься вниз, я кивнул Бугаеву и зашел в первую же попавшуюся палату, безымянные особист и стиляга политрук подглядывали за нами в открытую дверь.
На металлической кровати у входа лежал красивый плечистый парень с обмотанной бинтами грудью и серым покрытым потом лицом, дергаясь в бреду под неуклюжие попытки молоденькой санитарки в белой косынке его успокоить. Я подошел к раненому и провел ладонью по его волосам.
– Выздоравливай, братишка. – И обратил свой командирский взор на подчиненного. – Понял, Бугаев, ради чего все это?
Старший сержант окинул взглядом палату и задумчиво кивнул:
– Я понял, товарищ лейтенант.
– Вот так вот. Пошли, товарищ старший сержант. Немцы нас ждать не будут.
Задумчивый Бугаев молча пошел за мной.
Делай что должно, случится чему суждено. Шло время моей шестой жизни или смерти, а я собирался просто побеждать. Хотя бы сейчас.
Но для этого мне нужно было рассмотреть свои предыдущие действия и оценить тяжесть и, главное, причины совершенных мною ошибок. Итак, рассмотрим, каких косяков я напорол на этот раз.
* * *Начнем с расстрелянного из-за взаимной глупости и непонимания взвода ВВ-шников. Такие происшествия при любых условиях являются преступными и, что еще более важно, ложатся тяжким грузом на людскую совесть, если она, конечно, имеется.
Я посчитал себя самым умным, внаглую попытался подчинить себе постороннее подразделение, вполне обоснованно получил встречное требование опытного человека, собаку съевшего на работе со всякими подозрительными личностями, предъявить документы, повел себя неправильно и был сочтен германским диверсантом, что получило неожиданное продолжение в виде геройской стрельбы «по танкам врага» с вполне предсказуемым и никому не нужным итогом. И виноват бы в этом один я, и больше никто. Младший лейтенант действовал как раз правильно, до конца выполнив свой долг. Как он его понимал.
А вот с передовым немецким мотоциклетным взводом все прошло как по маслу. Как мой друг герр лейтенант ни осторожничал, ничего ему не помогло, я построил ситуацию таким образом, что после выхода из рощи для захвата моста шансов на выживание у немцев не было. Как только немецкий командир принял решение о его самостоятельном захвате, судьба подразделения была предрешена.
Да, действительно, я пережил пару неприятных минут, когда противник выдвинул разведывательную группу и отправил людей за насыпь, но выгода моей позиции, наличие боевых машин и правильный замысел боя позволили все немецкие действия легко парировать. А вот дальше все стало плохо.
Я расслабился и, по сути, попытался свои действия бездумно повторить, непонятно почему рассчитывая, что фрицев ни трупы на лугу не насторожат, ни вполне резонное предположение, что данный узел коммуникаций могут прикрывать помимо явно виденных укреплений у моста еще и пара замаскированных дотов[38] «Линии Сталина». Да, безусловно, предположение, что немцы рискнут на атаку в лоб под прикрытием противотанковых орудий, что позволит их моим орудиям переработать, частично оправдалось, но не более того. Чем больше прошло времени после стычки с немецким разведвзводом, тем вероятнее был удачный обход, чего я не предусмотрел. Я в очередной раз понадеялся на мощь тепловизоров, которыми вел наблюдение по сторонам, и вполне справедливо был наказан за это.
Фрицы, похоже, переправились за рощей Дубовой и, прикрываясь ею, зашли ко мне в тыл, в лесу случайно наткнулись на неприкрытую пехотой БМД, закидали ее гранатами и ударили взводу в спину, одновременно с начавшейся атакой с фронта.
Наступающие с фронта немцы плотным и неожиданно эффективным пулеметным огнем задавили моих неокопанных стрелков, загнав их на обратный скат, а подразделение в моем тылу, несмотря на понесенные от огня боевых машин потери, выдвинуло под насыпь штурмовую группу с пулеметами и ПТР. Штурмовая группа, прикрываясь насыпью, незамеченной выдвинулась под высоту и неожиданным кинжальным огнем во фланг решила исход боя.
Помимо очередного неудачного расчета на мощь тепловизоров и немецкий идиотизм были еще проблемы.
ОШИБКА. Я поленился окопаться, хотя времени для этого было вполне достаточно, для оборудования круговой обороны в том числе.
ОШИБКА. Забыл, что танки в лесу без пехоты не живут – выдвижение за насыпь боевой машины без его отделения было по-настоящему преступным.
ОШИБКА. Не предусмотрел возможности того, что немцы смогут задавить стрелково-пулеметным огнем моих стрелков, причем особенно отличились пулеметы из рощи, несмотря на дистанцию, видимо станковые.
ОШИБКА. Вообще непонятно, зачем вывел стрелков на гребень. Чем мне мешали немцы в расстрелянных уже один раз окопах на другом берегу? Да ничем. Так же выгнал бы машины на берег и расстрелял немцев из пушек, все, что мне реально было нужно, это удерживать их на той стороне реки, не дав переправиться.
ОШИБКА. Ну, и наконец, растерялся и совершенно не подумал, что карлуши в моем тылу, встреченные плотным пушечно-пулеметным огнем по опушке, рискнут на агрессивные действия под прикрытием насыпи.
Что понаделал глупостей – это понятно, теперь прикинем, что мне можно будет сделать в следующем раунде. Замысел на работу от скрытности с устройством огневой засады полностью оправдался, в новой жизни его следовало бы повторить.
По подходу основных сил противника, что обнаружат перед собой расстрелянных мотоциклистов и неизбежно попытаются охватить взвод с фланга, от меня требуется принять меры по нейтрализации этого обходного маневра, причем не факт, что осуществленного только с одной стороны, и уничтожить наступающих – желательно полностью. Силы врага я оценил как усиленную моторизованную роту.
В случае захвата отправленных в обход подразделений противника врасплох, допустим при переправе, замысел командира немецкого передового отряда – работать на обходах и охватах – обращался бы против него. Я получал возможность уничтожать немцев по частям.
Свои действия требовалось как можно тщательнее обдумать, умирать мне уже изрядно надоело. Особые сожаления в данном контексте у меня с ходу же вызывало отсутствие как у моих наводчиков, так и у меня самого полноценной подготовки для стрельбы с закрытых огневых позиций, а у самих машин – того же бокового уровня.
