Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Голосование кого? Холопов? — с непередаваемым презрением в голосе процедил польский генерал.

— Да. Голосование холопов. Хочу напомнить, что их этих холопов и собирают полки, способные крушить врага! Впрочем если вам что-то не нравится, я могу в любое время сделать их шляхтичами! Хоть сегодня! Хоть вчера!

— И как же это будет выглядеть, Ваше Величество? — спросил, наконец, Костюшко.

— Очень просто. Во всех спорных землях мы проводим голосование, где ставим два вопроса:

1. Считаете у себя поляком, и хотите ли вы жить в Польше

2. Считаете ли вы себя русским, и хотите ли вы жить в России.

Полагаю, это несложные вопросы, на которые даже самый тупой холоп сможет ответить однозначно. И вот, какой ответ наберёт большинство в том или ином повете** — к тому государству и отойдёт соответствующая территория!

Костюшко оставался спокоен, и даже почему-то выглядел довольным, а у Домбровского рот раскрылся от изумления.

— Но, Ваше Величество, это создаст столько затруднений! А если, например, в каком-то повете проголосует за присоединение к Польше, а в окружающих его землях — за Россию? Что же, это будет остров польской территории внутри русских земель? — наконец, спросил он.

— Нет, это ни к чему. С такой территории придётся осуществлять переселение с выдачей какой-либо возмещений, или в виде части приграничных территорий, или путём выдачи компенсации в денежной форме. Недовольное население можно также увезти в колонии, где выдать щедрые земельные пожалования.

Оба поляка сидели с вытянутыми лицами. Видимо, они прекрасно отдавали себе отчет ы том, что территория будущей Польше будет много меньше даже того, что оставили им после 2-го раздела.

— Простите, Ваше Величество, — вновь тихо спросил Костюшко, — но согласно нашим договорённостям, Польша должна была получить Восточную Пруссию с Кенигсбергом, Померанию и Силезию. Эти договорённости остаются в силе?

— Нет, — отрезал я. — Вы нарушили наш договор, восстановив прежнюю республику. Я поступлю также. Границы с немецкими землями будут установлены так же, как и с Российской Империей — плебисцитом!

— Ваше Величество! — тут же взвился Домбровский — но это совершенно не согласуется с вашей честью! Отказываясь от своих слов, Ваше величество уничтожит репутацию Вашего Величества среди населения Польши!

Слушая эту тираду, я про себя усмехался. Нет, дружок, «на слабо» ты меня не возьмешь!

— Генерал, прежде всего, меня не очень интересует моя репутация в Польше. Это «во-первых». Во-вторых, вы первыми нарушили наши договорённости. Они более недействительны. Это «во-вторых». В-третьих — я стремлюсь к справедливому мироустройству. К миру, где совсем не будет войн, или их будет много меньше теперешнего. Я мечтаю построить систему справедливого разрешения территориальных споров, применимую ко всему человечеству. Если я преуспею, удастся сохранить миллионы человеческих жизней. Моя репутация, моя честь, — ничто в сравнении с этой целью, как, впрочем, и ваши жалкие имперские амбиции. Вы понимаете меня, генерал?

Секунду мы с Домбровским смотрели друг другу в глаза; затем генерал, покраснев, схватил свою двууголку и вылетел из комнаты, как выпущенное «единорогом» ядро.

Некоторое время Костюшко молчал. Затем, виновато покосившись на дверь, где только что исчез его сотоварищ, спросил:

— Ваше Величество, у нас было вполне конкретное соглашение с Вашим Величеством. Честь Русской державы и сила данного слова требуют поддерживать наши права, наши, отстаивать интересы ваших союзников, понесших столь тяжкие потери в борьбе с общим врагом! Меня совершенно не устраивает положение, года вы сначала договариваетесь с нами об одном, а затем, встретившись с представителями более могущественных, чем мы, держав, за нашей спиной договариваетесь о чём-то совершенно ином!

— Вы не правы, Тадеуш, — мягко произнёс я. — Я ни о чём за вашей спиной не договаривался. Нет, ситуация совсем иная! Россия сейчас устанавливает новое, общее для всех правило международной политики: все должны ему подчиняться. И вы, и я в том числе! Это высшая ценность, она превыше всех наших частных договорённостей!

— Ваше Величество, наша договорённость была достигнута до появления этого правила. А раз так — она не должна ему подчиняться! К тому же, примите во внимание, что эти земли, ранее принадлежавшие полякам, кашубам, мазовчанам, славянским племенам пруссов, в последующем были насильственно онемечены. Да, сейчас жители этих мест, забыв свои корни, считают себя германцами, но на самом деле по крови они — славяне и поляки!

Тут я задумался: нельзя не признать — Тадеуш был во многом прав. Действительно, пруссаки довольно жёстко занимались онемечеванием доставшегося им польского населения, и не учитывать это тоже было нельзя. Ведь и Берлин когда-то был вполне себе славянским городом Бранибор.

— Возможно, в чём-то вы правы, Тадеуш! — наконец, произнёс я. — Конечно, в первую очередь наддо учитывать существующее положение дел. Мёртвых уже не вернёшь, а славяне, что населяли когда-то Пруссию, давно уже лежат в могилах, как, впрочем, и те, кто занимался их покорением. Ни к чему тревожить их прах — ни тех, ни других! Однако некоторую компенсацию за всё это Польша, и говоря шире — славяне, должны всё-таки получить. Я ведь не зря первым пунктом поставил этнографические и исторические исследования местности! Если на какой-то территории были этнические чистки — надо это учесть. Я предлагаю следующее: когда будет проходить плебисцит в Померании и Силезии, соотношение голосов будет установлено 40/60, а в Пруссии…

— Соотношение 40/60 — это как? — не понял Костюшко.

— Ну, я имею в виду, что если 40% жители проголосуют за Польшу, то земля отойдёт к Польше, а если меньше того, то есть 60% предпочтёт находиться в немецком государстве — то будет создано немецкое государство.

Лицо Тадеуша немного прояснилось

— Да, это справедливо, но 40 процентов — много. Надо установить 30%, или в крайнем случае, ⅓!

— Не могу ответить вам определенно, какой процент здесь необходим; думаю этот вопрос надо обсуждать на конгрессе. Также встаёт вопрос, что делать с диссидентами. Справедливость требует чтобы люди, проголосовавшие против присоединение к победителю, получили возможность переселения. Но это могут быть огромные количества — миллионы людей! Потребуются огромные деньги…

— Поляков в подобных ситуациях никто не спрашивал и не предлагал им переселения — отозвался Тадеуш. — Не вижу причины почему сейчас мы не можем поступить на основах взаимности. Ну а если всё-таки немцы захотят выселяться из польских земель — пусть германские государства и оплачивают эти расходы!

— Честно говоря, это несправедливо — не согласился я. — Далекие предки этих людей когда-то подверглись насильственному онемечиванию, а теперь, как будто на их долю выпало мало испытаний, мы ещё заставим их переселяться к немцам. Ладно, на самом деле сейчас мы ничего не решим. Разговоры про’онемечивание' Померании и Силезии — пока еще просто разговоры. Надо будет собрать комиссию, которая исследует этот вопрос, соберёт доказательства, выполнит примерные подсчёты, насколько на спорных земля исказился этнический фон… В общем, это всё не так просто. Тадеуш, вы, главное, поймите меня правильно: России, как вы понимаете, совершенно безразлично, где именно будет проходить польско-немецкая граница. Главное, чтобы обе стороны понимали, что она проведена справедливо, и потому не подлежит изменению. Именно такая граница, определённая по справедливости, будет удостоена именоваться нерушимой. А это, Тадеуш, дорогого стоит.

Подумайте сами — ведь германская нация сильнее Польши, да и русская — тоже. Если у нас будут к вам претензии — вы снова погибнете. Крайне важно — прежде всего, для вас — чтобы между нами не было разногласий.

Прошу вас, подумайте об этом!

На том мы и расстались, взаимно недовольные друг другом.

* Южная Германия, в том числе Бавария, находились тогда под влиянием Австрии.