Второй полет Гагарина (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Чехова читал, «Драма на охоте»? Там один персонаж говорит: если тебе изменила жена, радуйся, что тебе, а не Отечеству.

— То есть ты сейчас намерена сообщить мне, что изменила с каким-то зенитчиком, чему я должен несказанно обрадоваться?

Был выходной, мы гуляли по берегу Печенги. Не менее дюжины рыбаков стали бы свидетелями, что я столкнул супругу в ледяную воду, её побило о камни и унесло течением. Естественно, только сделал вид.

— Сумасшедший! Я ни с кем, кроме тебя, успокойся. Артиллеристы — они как бабы. Дай кому-нибудь повод, через полчаса будет знать весь гарнизон. Но глазки строят.

Тема исчерпалась, а я приступил к задуманному, достав из кармана длинный кухонный нож и изоленту на матерчатой основе. Скотч и пластиковую ленту местная цивилизация ещё не знает. Нашёл дрын в куче плавника на берегу и примотал к нему нож, вооружившись примитивной острогой.

В Печенгу заходит лосось. Попадаются, по словам местных рыбаков, треска, камбала, пикша, сайда. Морская рыба поднимается из губы вверх по течению на десятки километров.

Серьёзные парни ставят сеть, о рыбнадзоре здесь не слышали. Но это не по мне, куда девать столько? Тратить время на рулетку: клюёт — не клюёт, тоже не хотел, именно времени мне вечно не хватало. Поэтому с женой, оставленной на берегу с авоской в руках, и браконьерской снастью наперевес комсомольский активист и без пяти минут член КПСС отправился на промысел с запрещённым орудием лова.

Сначала думал — нет ничего проще. Серебристая спинка то и дело мелькала между камней. Фигачил в неё острогой и почему-то промахивался. Когда, наконец, повезло, трепыхающаяся дичь сорвалась с клинка и упала обратно в воду. Штуки три рыбёшки ладони в полторы длиной я всё же добыл, но когда отдал Алле и перебирался от берега по камням обратно к месту охоты, нога соскользнула, отчего будущий космонавт номер один вместо приземления приводнился в ледяную воду. Битву с рыбой пришлось прервать и нестись галопом домой — принимать горячую ванную, пока вода в титане не остыла с утренней протопки, и переодеваться в сухое.

Супруга скептически оценила улов, спросила, нет ли у нас или у соседей высоких болотных сапог. Получив отрицательный ответ, взяла рыбный бизнес в свои руки, благо уже скопила начальный капитал в размере нескольких литров медицинского спирта, чем гордилась, повторяя: Non est medicina sine vodka et vino, что в весьма произвольном переводе означает «в медицине без бухла — никак».

На жидкую валюту Алла для начала притащила от химиков общевойсковой защитный комплект, его нижняя часть представляет собой сапоги воедино со штанами, верхняя была отхвачена ножом за ненадобностью. На вопрос «как тебе удалось» ответила притчей про старшину, самого находчивого и выносливого на Северном флоте: до обеда находит, после обеда выносит из расположения части. Ещё через день молодой солдатик справился: здесь ли проживает товарищ военфельдшер? Он доставил сверток, в котором находился полированный метровый штырь из нержавейки с насечкой у острия, чтоб подбитая рыба не срывалась с остроги.

По праву добытчика инвентаря Алла решила испробовать обновки сама. На берегу облачилась в остатки ОЗК и, напоминая амазонку на тропе войны, направилась в воду. Защищённая до пояса, не пыталась балансировать по камням, ступала по дну. Через час вынуждена была прерваться: привязанная к поясу сетка грозила опрокинуть её своим весом. Мне порыбачить не дала, и так рыбы много — хоть с соседкой делись.

Жена уже получала фельдшерский оклад с тридцатипроцентной надбавкой и за сержантское звание. По советским меркам да практически на полном государственном обеспечении и без ребёнка мы были довольно богатой парой. На изрядно прибавивший в цене «Москвич-407», новейший по тем временам, с мотором сумасшедшей мощности в сорок пять лошадей, могли накопить меньше чем за год, он стоил двадцать пять тысяч рублей. Естественно, сей лимузин не предлагался в автосалонах, право на его покупку надо было выбить, но военные Севера вполне обеспечивались такими льготами.

Тем не менее, мы не покупали рыбу в «Промежности», а добывали сами, солили, вялили, сушили и даже коптили, как и многие другие семьи, свежую жарили и ели. Советские люди имели похвальную привычку экономить. Уедем с Севера — царские заработки останутся в прошлом, пока не полечу в космос. Если полечу.

Автомобили мало кто покупал, обычно велись разговоры — вот получу назначение на Большую землю, тогда. Тот же «Москвич-402» или «Москвич-407» непременно бы умер за несколько месяцев, убитый северными дорогами.

Из моего ближайшего круга лишь Дергунов купил мотоцикл, сделал себе подарок ко дню рождения сына, гонял на нём, словно не водил, а пилотировал.

Юра разбился насмерть, врезавшись в грузовик. Погиб и пассажир.

Не знаю, как на фронте переживали гибель товарищей, там она частая… Он был мне куда больше, чем товарищ, сослуживец, коллега. Первым пришёл на помощь, когда я подпирал спиной стену и шатался, хлюпая кровавой юшкой, избитый олухами-дедушками. С пониманием и без претензий отнёсся к изменению поведения, когда различие между Гагариным прежним и нынешним особенно бросалось в глаза. Не знаю, как бы без него адаптировался в пятьдесят седьмом.

И вот его нет. Из-за ерунды. Глупо. Горько. Тася осталась с совсем ещё маленьким ребёнком на руках.

Во время прощания не мог дежурить в карауле у гроба. Ноги подкашивались.

На следующий день после похорон я явился к командиру эскадрильи и попросился в воздух. Он сомневался, но сдался под напором самого простого аргумента: только так верну душевное равновесие и боеспособность, ведь в паре самолёт-лётчик именно прокладка между рукоятью управления и сиденьем является самой важной частью.

Когда Тася собралась уезжать, Алла подсуетилась и добилась через КЭЧ, чтоб квартира перешла к нам. Стройбатовцы, как я и опасался, трудились подобно комсомольцам Павла Корчагина — как мокрое горит. Естественно, затянули сдачу объекта, даже с недоделками. В квартире, где я и до вселения бывал миллион раз, всё напоминало Юру. Даже когда растапливал титан, высокий круглый бак до потолка для нагрева воды, стоявший в совмещённом санузле, невольно думал, что в нём ещё сохранились остатки золы от брикетов, заложенных туда Дергуновым.

Запах варёного баклана выветрился давно.

Жизнь продолжалась, какая бы она ни была.

Глава 9

9

Когда видишь миграцию леммингов, кажется, что хватил спирта без закуски. Эти мелкие существа поодиночке различимы лишь вблизи, даже мне с идеальным зрением авиатора. Окружающие сопки и низменность между ними вдруг покрываются шевелящимся ковром, очертания становятся зыбкими. И вправду — то ли выпил, то ли курнул.

Алла даже глаза протёрла от увиденного. Выбрались за осенними грибами, и вот такое…

— Ты же не боишься мышей?

— Резала их в училище. Но столько — они сами могут нас повалить и загрызть.

Во всяком случае, в этот раз ничего подобного не произошло. Наваждение прекратилось через четверть часа. Если супруга ожидала узреть местность, выжженную как после прохождения саранчи, то ничего подобного. Тундра по-прежнему радовала многоцветием трав, цветочных головок и грибных шляпок.

Сбор грибов в сентябрьской тундре больше напоминал покупку в магазине, нежели «тихую охоту». Поскольку растительность была преимущественно низкой и не маскировала, в поле зрения могли оказаться одновременно десяток или даже более белых! Размеру шляпки диаметром в футбольный мяч никто особо не удивлялся, причём они не страдали червивостью. Видимо, черви не получали тридцатипроцентной северной надбавки и не стремились в Заполярье.

Час, максимум — полтора, и мы с супругой тащились обратно. На каждом висела объёмистая заплечная корзина, вдобавок по одной в каждой руке, полные белых и подосиновиков, я сиял гагаринской улыбкой, Алла не скрывала расстройства, что в тундре осталось ещё очень много добычи, несмотря на усилия сотен офицерских семей с такими же корзинами.