Ревизор: Возвращение в СССР 8 (СИ) - Винтеркей Серж

Когда я чётко поставленным голосом рассказал ей, с чем пришёл, она сняла очки и долго-долго на меня смотрела.

— Знаете, молодой человек, — начала она, качая головой. — Всякое в моей практике бывало, но лечить заочно и на расстоянии мне ещё не приходилось.

Эх, доктор, — с грустной иронией подумал я. — вы, скорее всего, не доживёте до того времени, когда такое лечение станет нормой. А жаль. Скольким бы людям такой специалист мог помочь.

Её поразил этот случай не с профессиональной точки зрения, а нестандартностью самой жизненной ситуации. Старушка дала мне блокнот и начала диктовать упражнения на артикуляцию, своей рукой делая зарисовки. Она потратила на меня час, не меньше. Потрясающая женщина. Расспрашивала меня о семье Эммы, поразила её самоотверженность Клары Васильевны, которой эта трагедия умереть спокойно не дала. На прощанье она просила привезти девушку к ней лично при первой же возможности.

Когда шёл к ней на приём, приготовил десятку за консультацию. Но в конце приёма не решился её даже достать, подумал, что деньги оскорбят такого человека. И правильно подумал. Когда я благодарил её от всей души и достал коробочку «Вдохновения», она брать её не хотела. Чуть ли не силой всучил ей шоколад, выпросив при этом номер рабочего телефона. Надо же как-то будет договориться о приёме, когда мы со Славкой Эмму в Москву привезём. И надо подумать, как ее все-таки отблагодарить можно будет, чтобы не обиделась, и чтобы довольна была. Надо будет с Кирой посоветоваться.

В тот же день отправил драгоценный блокнот бандеролью на адрес Алироевых с сопроводительным письмом, в котором подробно расписал маме, что это такое, и просил передать это руководство Славке на работе с такими же подробными пояснениями.

Если честно, очень переживал, что Славка не поймёт всю ценность этого материала. Молодой он еще и бестолковый, да и упрямства ослиного многовато. На следующий день в большой перерыв между парами вместо столовой побежал на переговорный пункт и позвонил в бухгалтерию механического завода.

Ирина Викторовна очень удивилась и обрадовалась, услышав меня. Пришлось сначала поговорить с ней, рассказать все новости. Наконец, она позвала к телефону Славку, и я подробно объяснил ему, что именно ему скоро передаст мама и какими путями мне это досталось. Просил отнестись к этому очень серьёзно. Также сообщил ему, что договорился о личном приеме с этим доктором. Как только появится возможность, надо Эмму ей показать.

Славка сначала реагировал очень сдержанно и равнодушно:

— Угу, — произнёс несколько раз подряд в ответ на мои фразы.

А в конце разговора он вдруг спросил:

— Ты правда сможешь показать Эмму московскому врачу?

— Здрасте, приехали! Слава! — занервничал я. У меня уже время было на исходе. Надо было возвращаться на очередную пару. — Я о чём тебе всё это время говорил⁈

И я заново начал рассказывать, с каким переподвыподвертом мне удалось выйти на этого доктора. Похоже, Славка не поверил сперва во всё это. Но когда я ему второй раз предъявил всю цепочку связей через папину вторую жену, её подругу и т. д., Славка поверил. Он благодарил меня сбивчиво, проглатывая окончания слов от волнения. И обещал, что сам проследит за тем, чтобы Эмма занималась. И он обязательно подумает насчёт поездки с ней в Москву.

Возвращаясь на пару, думал, что всего ничего времени прошло, а как мы со Славкой уже отдалились. Он уже не доверяет моему слову, приходится разъяснять, доказывать. А может, он уже и не ждал от меня помощи? Думал уехал я и с концами, с глаз долой — из сердца вон? Может и так… Как-то поломала его эта авария не только внешне, но и внутренне. Ожесточился парень — обиделся из-за аварии на весь свет. Ему самому психолог, похоже, нужен, чтобы в себя прийти, но какое там…

Вернувшись в общагу после визита к Сатчану, стал прикидывать, какие направления для «Комсомольского прожектора» предложу, если вдруг меня спросят во время смотрин, что для меня Сатчан организует. Мне реально нестерпимо хотелось поработать в рамках этой комсомольской инициативы. Хоть дело это было и бесплатное, я все же уже слишком устал быть сначала учеником, а теперь студентом. Ну мне же пятьдесят восемь лет, в конце концов, детство слишком затянулось! Хотелось настоящей работы по своему основному профилю. А то так еще и квалификацию утрачу, пока до окончания МГУ дело дойдет.

Первым объектом, который я предложил бы для проверки, это новостройки на северо-востоке Москвы. Уши я всегда держу открытыми, когда рядом что-то обсуждают, вот как-то на остановке, пока долго автобуса ждал, слышал интересный разговор одной молодежной компании. Мол, там после сдачи домов строители оставляли неиспользованные стройматериалы в огромных количествах. Трактором сгребали в огромные кучи, уродуя и ломая всё, что оставалось от стройки. Людям не оставляли. Превращали в реальный мусор. Но наш народ всё равно разбирал, перебирал эти кучи и растаскивал по домам всё, что уцелело. Находили наполовину полные ящики гвоздей, плитки, попадались мешки с цементом, целые кирпичи и много-много чего ещё.

Опять же слышал, что в СССР железнодорожные составы, подчас, возили туда-сюда пустые вагоны. Никогда в это не верил, слышал, что, наоборот, вагонов не хватало. Вот бы проверить!..

На следующий день в перерыве между второй и третьей парой мне сказали подойти к секретарю комсомольской организации Самедову.

— Добрый день. Ивлев. Вызывали, Рашид Фархадович? — подсмотрел я на табличке на двери, как зовут хозяина кабинета.

Полноватый брюнет лет так хорошо под тридцать, не меняя расслабленной позы, остался сидеть за своим рабочим столом, молча указал мне на стул и бесцеремонно разглядывал меня. На лице его отражалась напряжённая работа мысли. Пытается понять, что я за птица и зачем меня ему навязывают.

— Меня очень настоятельно попросили обратить на тебя внимание, — наконец проговорил он, сразу взяв пренебрежительный тон и обращаясь ко мне на «ты», хотя в университете было принято, что все преподаватели обращаются к студентам на «вы». — Попросили включить тебя в команду «Комсомольского прожектора», — он сделал паузу. Я кивнул. — Тебе это зачем?

Начало разговора мне категорически не понравилось. Но, с другой стороны, как я могу рассчитывать, что шестнадцатилетнего паренька кто-то будет воспринимать всерьез? И кипишить и обижаться нельзя — дам только повод меня отшить. Скажут потом Сатчану, что прислал кого-то настолько незрелого, что повел себя неадекватно. Мол, и хотели тебе помочь, но ты же нормальных людей присылай! Так что придется выкручиваться.

— Много читал, мечтал так же! — я решил строить из себя наивного романтически настроенного юношу-идеалиста. — Хочу по мере своих сил и возможностей внести свой вклад в построение коммунизма и приближение светлого будущего для нашей великой Родины.

— Похвально, похвально, — ответил он, не сдержав ухмылку.

Мол, ох уж молодо-зелено!

Он, наконец, что-то для себя решив, поднялся из-за стола, выглянул в приёмную и распахнув дверь, кивком головы позвал меня за собой.

— Рашид Фархадович, — тут же подскочил к нему, протягивая руку невысокий худой парень, ожидавший в приёмной.

— Познакомься, Кирилл, с новым членом твоей группы, — небрежно показал он на меня. — Забыл, как тебя?

— Павел Ивлев, — представился я и протянул Кириллу руку.

— Борщевский, — представился Кирилл.

— Оставляю вас. Введи его в курс дела, — распорядился Рашид Фархадович и скрылся в своём кабинете.

— Пойдём, в буфет посидим, — предложил Борщевский. — Обсудим дела наши скорбные…

— Пошли, — согласился я, и мы пошли из приемной, продолжая разговаривать на ходу. — Почему скорбные?

— Потому… Что-то я тебя раньше не видел… Ты вообще на каком курсе?

— Первокурсник.

— Первокурсник? — Кирилл аж остановился от удивления, и я наткнулся на него, — с каких это пор первокурсников в прожектор брать стали? Да что ты вообще в этом понимаешь?

Последняя фраза прозвучала даже с каким-то презрением.