Аксиома Эскобара: вес не имеет значения (СИ) - Артюхин Сергей Анатольевич
Понятия не имея об особенностях бизнеса Эскобара, Мария понимала, что он один из самых богатых людей в Колумбии с интересами буквально во всех отраслях её экономики. Собственно, поэтому она быстро сообразила, почему её муж так увлёк господина Якокка — Мария попросту знала, что запрос на «Носорогов» огромен, это не было каким-то секретом. И искренние восхищенные отзывы о машине от партнеров Пабло слышать ей приходилось не раз. Да что уж там говорить — она сама регулярно на ней ездила в качестве пассажира, и не могла найти, к чему придраться.
Так что любопытство автомобильного магната было легко объяснимым. Но вот появления в стихийно выросшей вокруг Пабло компании господина Трампа и представителя семьи Каргилл…Она не думала, что строительная компания мужа или его совместный с братьями Очоа агробизнес отличались чем-то эдаким, что могло бы привлечь гигантов американской индустрии.
Впрочем, среди проектов Пабло был, конечно, курортный комплекс в Картахене — скупивший там землю Эскобар затеял огромную стройку и экспертиза скандального девелопера ему бы, пожалуй, пригодилась. Наверное, господин Трамп и сам хотел поучаствовать в возведении там отелей — в конце концов, основными отдыхающими на этих курортах еще долгое время будут именно жители Соединенных Штатов. А Каргилл?
Одна из самых богатых американских семей была известна в первую очередь именно успехами в сельском хозяйстве. Неужто многочисленные фермы и плантации её мужа в далекой Колумбии могли бы их заинтересовать?
Именно в этот момент, мило улыбаясь очередному представителю американского бизнеса, совершенно случайно поймала сосредоточенный — если не сказать пристальный — взгляд господина Бжезинского, которым тот смотрел на Пабло Эскобара через половину немаленького зала, в котором прямо сейчас проходил фуршет. И он ей очень не понравился — особенно учитывая, как на Бжезинского чуть ранее отреагировал сам Пабло. И пусть сейчас её супруг выглядел расслабленным и весёлым, она чувствовала, что это не так. Она не понимала, почему эти двое невзлюбили друг друга с первого взгляда — объяснение мужа ей показалось столь же неубедительным, сколь и Бжезинскому — но ей этого понимания и не требовалось.
Мария интуитивно ощущала, что вражда с американцами её семье была не нужна, и знала, что стоит ей сказать супругу о странных взглядах поляка, как есть немаленькая вероятность, что Пабло снова взбесится. И не факт, что в этот раз его получится успокоить так легко, как в прошлый.
С другой стороны, не говорить — тоже как-то…Попахивает враньем, пусть и не прямым. А её родители всегда говорили, что для гармонии в семье мужу надо доверять, верить и говорить правду, не скрывать ничего.
Здесь, в этом ярко освещенном зале со светлыми стенами, набитым целой кучей колумбийских и американских бизнесменов, политиков и силовиков, она отчетливо видела, насколько все же она не готова к роли жены человека, вращающегося во всем этом. Насколько многому ей еще надо научиться. Насколько много ей надо понять. И от этого ей было не по себе.
— Скучаете, сеньора? — Хорхе Очоа, подошедший откуда-то из-за спины, не спешил возвращаться в весело хохочущую компанию.
— Хорхе, мы же уже сто лет как договорились, что я для тебя просто Мария, — с грустной улыбкой поприветствовала друга семьи девушка. — И нет, не скучаю.
— Но выражение лица у тебя, уже прости, точно не особо веселое, — средний из братьев Очоа подбадривающе улыбнулся. — Чтобы это ни было — забудь. Просто посмотри на мужа. Может, он еще и не на вершине мира, но точно на пути к ней. И ты — рядом с ним.
— Я просто…Всё слишком быстро. Это пугает.
Вздохнув, Мария посмотрела на стакан шампанского в руке. Лопающиеся в хрустальном сосуде пузырьки словно символизировали её самоощущение.
— Знаешь, в свое время, когда отец сажал меня в седло, он дал мне кое-что понять. Если ты несешься на лошади, то нельзя бояться. Ты не должен об этом думать и переживать. Задумаешься — лошадь почувствует твою неуверенность. И хорошо будет, если под тобой будет не вздорный жеребец, — Хорхе подмигнул. — А Пабло у нас точно не смирная кобылка. Расслабься, всё отлично.
Смотря в спину отошедшему в сторону Очоа, девушка поправила волосы, убрав упавшую на лицо прядь за ушко. Вздохнула и попыталась последовать совету. В конце концов, Хорхе знал, о чем говорил.
Но расслабиться у Марии не вышло. Забыть, как на её мужа глядел Бжезинский, не получалось. При этом она пыталась заставить себя не смотреть в сторону поляка. Пыталась улучить момент и остаться с Пабло наедине — но у нее не выходило. Ни первое, ни второе.
Вокруг постоянно крутился кто-то из американской делегации, кто-то отходил, кто-то подходил — казалось, что Эскобар познакомился уже буквально с каждым, при этом с половиной, наверное, из своих новых знакомых уже заделался приятелем. Анекдоты, байки и веселые истории перемежались вкраплениями серьезного анализа про мировую экономику. Про тот же взлет японской биржи — это, кстати, вызвало небольшой спор у собравшихся, где далеко не каждый был согласен с оценками колумбийца. Финансовые рынки, впрочем, были вне зоны её интересов, а потому своего мнения на счет правоты или неправоты участвующих в дискуссии Мария не имела.
Ну а Бжезинский…он особо на глаза не попадался, больше общаясь с президентом и послом, но так и тянуло бросить взгляд в его сторону и проверить…что-то. Спроси Марию под угрозой расстрела, что именно она собирается рассмотреть в поляке — она бы ответить не смогла.
В конце концов, она решила, что расскажет мужу про Бжезинского чуть попозже, после приёма уже. В конце концов, пара часов ничего не изменят.
В машине, по дороге домой, Пабло выслушал её совершенно спокойно, хотя Мария немного побаивалась, что он снова взорвется. Но нет, муж просто кивнул, как будто услышал от нее нечто само собой разумеющееся. Лишь дернувшаяся щека намекнула, что внутри Эскобар вовсе не так безмятежен.
— Я сам виноват, любимая, — Пабло покачал головой, рассматривая пролетающие мимо дома. — Нужно держать себя в руках и лучше себя контролировать.
— Но почему ты на него вообще так разозлился? Ты же нигде с ним не пересекался, так ведь? Какой-то американский чиновник — он же вообще никак не связан с Колумбией…
— Скажем так, про некоторых людей я знаю довольно много, — прислонившись к стеклу, Пабло закрыл глаза. — И порой мне хочется что-то сделать, чтобы побороть все то зло, что они уже принесли в мир…или собираются принести.
Конечно, от крупнейшего наркоторговца мира это звучало как минимум лицемерно. Сколько жизней разрушил его бизнес? Сколько семей уничтожено? Сколько детей не родится из-за проблем родителей? А сколько уже рожденных — пострадает? Несть им числа…
Но в этом был весь Пабло: он искренне верил в то, что на весах «добро-зло» его действия — как минимум, для родной страны — перевесят в нужную сторону. Страдания огромного количества людей в других странах его не особо волновали.
Мария подумала, что последние полгода очень изменили её мужа. Каждый день он все большее становился кем-то другим. И если вначале это были мелочи, то сейчас это становилось все заметнее и заметнее. И это пугало.
Вспыхнувшая религиозность — пусть и со странным оттенком — была объяснима. Изменение мелких привычек — тоже. Она и сама менялась, пусть и не так быстро — всё-таки огромные деньги не могли не оказать влияния на человека. Но очень многое она объяснить не могла. Она знала и чувствовала, что этот Пабло — это её Пабло. Но в то же время — нет, это кто-то другой. В голове это укладывалось слабо (да что уж там — никак не укладывалось), и как с этим жить и что делать девушка понять не могла. И ни с кем не могла своими метаниями поделиться — даже с матерью.
Пугал фанатизм мужа. Пугало, с какой настойчивостью он ударился во взращивание своих последователей из детей. Она всего один раз видела его…проповедь, пожалуй, перед детьми в здании одной из запущенных им школ. То, с какой страстью Пабло вещал перед детьми, то, как они на него смотрели, то, как повторяли за ним какие-то фразы…это выглядело чем-то неестественным, хотя программа начала работать только недавно. Что будет через год? Через два года? Да и чего он этим добивается?
