Кевин Кроссли-Холланд - Костяной браслет
Сольвейг ничего не могла с собой поделать — она расхохоталась.
Городище, городок… Они плыли все дальше, останавливаясь на ночлег в крохотных и невзрачных торговых селениях, чьи названия были набиты шипящими и гортанными звуками.
— Я никак не могу их выговорить, — пожаловалась Сольвейг Михрану. — Они будто каша с комками.
Из-за того, что никак не поднимался ветер, почти всю дорогу приходилось грести, и к середине пятого дня они были так измождены, что Рыжий Оттар приказал Торстену вывести челн на берег реки.
Михран козликом соскочил с борта на берег, и Торстен кинул ему канат. Проводник обвязал его вокруг серебристой березки, будто поджидавшей путников.
Многие из гребцов распластались на корме и носу. Бергдис ворчала, что ее работе конца и края не видно, а все эти тупые мужланы только и делают, что едят и треплются; Слоти заиграл на свирели какую-то плавную мелодию, а Сольвейг раскрыла мешочек с костями.
«Мне бы пора уже закончить этот гребень. Осталось только обстругать его и отполировать песком. Какая же твердая эта моржовая кость!»
Вскоре к ней подошел Оттар — посмотреть, что она там вырезает. Но тут Михран перепрыгнул через планшир и очутился с ним рядом.
Проводник поднял четыре пальца:
— Опасности.
— А?
— Волок, — стал перечислять тот, загнув первый палец. — Дикие звери… Разбойники… Четвертая опасность!
— Какая четвертая опасность?
— Вода.
Рыжий Оттар нахмурился:
— Что опасного может быть в воде?
— Очень многое. Мокошь хранит нас, но Владыка вод слишком силен. — Михран растопырил руки. — Я никогда не видел столько воды в первую неделю мая.
Оттар нахмурился еще сильнее:
— И в чем здесь опасность?
Михран положил два пальца в рот, посвистел — и к говорящим приблизился Торстен.
— Я пытаюсь объяснить, — сказал Михран, — что течение такое сильное. Мы идем сейчас слишком медленно. Уже опаздываем на два дня.
— Что значит — опаздываем? — спросил Торстен.
Проводник вздохнул:
— Если мы придем в Киев слишком поздно, вода отступит, и мы не смочь вернуться. Сейчас вода высока, но скоро она упадет очень низко.
— И что же нам теперь делать? — спросил Оттар. — Полететь?
— Мы должны прийти в Киев как можно скорее, — ответил Михран. — Тогда у вас будет много времени, чтобы продавать и покупать.
— В таком случае, — решил Торстен, — мы не должны задерживаться в Новгороде на три дня, как договорились раньше.
Михран кивнул:
— Твое решение есть. — Его темные глаза сверкнули. — Твоя лодка есть!
С этими словами он отошел, чтобы шкипер мог поговорить со своей командой.
— Нам не известны здешние судоходные пути, — сказал Рыжий Оттар. — А Михран их знает. Зачем брать проводника, если не следуешь его советам?
— Незачем, — согласился Торстен.
— А ты что скажешь, Сольвейг?
— Я?! — в удивлении переспросила девушка.
— Ты, — подтвердил Оттар.
— Ну что ж… — начала она. — Ну что ж, если б вы спросили Одиндису, она бы сказала, что нам нужно принести жертву водяным духам.
— Я спрашиваю не Одиндису.
— Ой, — ответила Сольвейг. — Тогда я скажу то, что говорил мне отец: спроси того, кто знает, и следуй его совету.
— Если, конечно, ты ему доверяешь, — медленно проговорил шкипер. — Если он не хочет извлечь выгоду из своих советов.
— Как? — удивилась Сольвейг.
— Сейчас он может прикарманить мои денежки и устроиться на другое судно.
— Ты правда так думаешь?
— Нет. Возможно, и нет. Ладно, решение принято. Но не могу сказать, что рад такому повороту событий. Как раз тогда, когда всем нужен отдых, нам придется удвоить усилия.
Михран обнажил в улыбке все свои белые зубы.
— Цены в Киеве лучше, — воскликнул он. — Шкуры да, янтарь да, броши да, оружие да.
— Да, да… — Рыжий Оттар хлопнул в ладоши, отсылая от себя Михрана.
— Рабы да.
— У нас нет рабов, — откликнулся шкипер, — для продажи.
Михран пожал плечами:
— Рабы нет, мед да, воск да.
— Речные проводники да, — добавил Рыжий Оттар.
Однако Михран пропустил его издевку мимо ушей.
— Если только… — начал он, а затем остановился, накручивая ус на указательный палец.
— Что?
— Если только вы не хочет в Миклагард.
— Никогда! — резко возразил Рыжий Оттар.
Проводник улыбнулся ему, словно желая воодушевить:
— Цены лучше. В Миклагарде цены лучше всех!
Рыжий Оттар хмыкнул:
— Лучшие-лучшие!
— Как и твои шкуры, Оттар, — заговорил Торстен. — Все хорошие, но некоторые лучше, и совсем немногие…
— Нет, — ответил шкипер. — Я не стану и думать об этом.
— Не станешь? — спросил кормчий. — Или не думал?
— И то и другое, — рявкнул тот. Затем повернулся к Сольвейг: — Это ты надоумила Михрана?
Сольвейг уставилась на Оттара и покачала головой.
— Вы прийти домой с шелк, атлас, пряности, серебро… — продолжал Михран.
— Атлас! Тебе, шкипер, пойдет атлас, — фыркнул Вигот.
— Нет! — отчетливо произнес Рыжий Оттар. — Далеко ли это, интересно мне знать.
— Вниз по течению, — ответил Михран. — Прямиком от Киева до моря Черного.
— До Черного моря, — поправил его Торстен.
— Да, вниз по течению…
— И всю обратную дорогу вверх, — вмешался Рыжий Оттар.
Сольвейг осмелилась положить руку ему на плечо.
— Ты… ты подумаешь об этом? — спросила она Оттара нерешительно.
— Хватит болтать, — осадил шкипер Михрана. — И проводи нас до Киева. Мы платим тебе именно за это.
Как Рыжий Оттар и предполагал, никто не обрадовался тому, что им придется спешить. Когда они остановились в Новгороде, все, кроме Вигота, так устали, что вообще не пошли на берег.
— Вы видеть все, когда возвращаетесь, — пообещал им Михран. — Сейчас мы остановились как один короткий вдох. В следующий раз — сотня вдохов.
Немного к югу от Новгорода река Волхов соединялась со своим истоком: удивительным сверкающим озером Ильмень.
— Пятьдесят две реки питают ее, — рассказывал Михран команде. — И лишь одна осушает. Сами увидите.
И они увидели, что смогут идти по озеру под парусом. Бруни, Вигот и Слоти собрались с силами, напрягли уставшие руки и развернули, вздернули, закрепили парус на мачте.
Несколько дней они плыли по темному, узкому руслу, пока судно медленно бороздило реку вверх по течению среди дремучих лесов… а теперь мир вокруг стал свежим и просторным.
Сольвейг, опершись на планшир, вглядывалась в бездонную глубь. Лодка, треща и хлопая парусом, подпрыгивала на ветру. Брита взволнованно позвала Вигота: она поймала огромную рыбу. Тот помог ей затащить рыбину на палубу, а Сольвейг вспоминала времена, когда они с отцом и сводными братьями рыбачили на берегу фьорда Трондхейм.
«Блубба, ты знал, что я чувствовала, когда ушел отец. И когда ты рассказал мне о своем желании, я расплакалась. Тебя хорошо назвали — завернутый в собственный жир. Я буду рада снова встретить тебя.
Ох! Сейчас весна уже вовсю сияет во фьордах.
Весной мы распахиваем настежь двери. Весной на нас нападает жажда действий. Мы выметаем паутину и пепел, проносимся вихрем по дому. Мы чистим маслобойню и кузницу, выгребаем мусор с навеса на маленьком отцовском причале… Я ставлю на стол подснежники и фиалки… И разбрасываю их на могиле моей матери. Приходит весна, и мы поем, мы танцуем…»
У Сольвейг заболело сердце.
«Эдвин прав, — подумала она, — я должна спрашивать себя. Лучший способ подготовиться — это задавать себе вопросы; потом, когда что-нибудь произойдет, я буду уже готова».
Плывя по озеру, все говорили друг другу, что в жизни не видели такого яркого света. Такого яркого, сказала Одиндиса, что перед ним отступит ночь. Надежда наполнила их сердца; неподалеку от их судна Сольвейг насчитала восемь маленьких челнов. Человек, ловивший рыбу в самом ближнем из них, помахал ей рукой. Девушка улыбнулась и помахала в ответ.
За ними следом неслась стайка небольших птичек. Сольвейг и Брита наблюдали, как скользили они над самой поверхностью озера — кончики перьев почти касались воды, — а потом дружно поднимались ввысь и камнем бросались вниз.
— Как у них это получается? — спросила Брита.
Сольвейг покачала головой:
— Они просто умеют.
Дорога через озеро заняла целый день. Перед тем как судно вошло в устье Ловати, Михран созвал всех и объявил:
— Лучше вам знать. В этой стране говорят: «Лучше ведьмы и демоны, которых знаешь».
— Лучше чего? — спросила Брита.
— Лучше тех, которых не знаешь, — ответил тот и лучезарно улыбнулся девочке. — Так вот! Ловать в два раза длиннее Волхова, и каждый день сложней предыдущего. Река все уже и уже… — Михран сжал шею руками и раскрыл рот. — Мы под парусом два дня. Затем вы грести, и грести, и грести, а я веду вас среди камней и отмелей.