Сергей Байбара - Цветы на камнях
А дочка дома. Одна-оденёшенька! Только Божья Матерь с ней. Защитит? Лили еще раз выстрелила в воздух, надеясь хоть на что-то.. Лили поняла, что может больше никогда не увидеть своего мужа живым, и от этой мысли у нее похолодела спина. Бедная женщина всхлипнула от досады и отчаяния, подняла по привычке руку, чтобы вытереть слезы, но палец в резине уткнулся в стекло.
Тут Лили разглядела шагах в пяти от нее темную фигуру, лежащую на земле. Человеческую фигуру. Упав на одно колено, Лили бросилась туда. Это был Тенгиз.
- Что с тобой?! Ты жив, милый?! – уже рыдала Лили, ничего не стесняясь.
Да Тенгиз был жив. Но у него что-то с ногой. Лили увидела, что муж держался обеими руками за правую ногу, что-то говорил, но понять, что, было невозможно.
- Ты встать можешь?!
Лили приобняла мужа, помогая ему подняться. Он, держась за нее, поднялся, вновь присел, поджимая больную ногу.
И вдруг Лили показалось, что из-за мутной пелены на них надвигается что-то большое, темное, страшное…
Может, опять разыгралось воображение…
А, может, и нет?!
- Тенгиз! Любимый! Вставай! Прошу тебя, вставай! – завизжала Лили.
Откуда взялись силы в ее хрупком, измученном теле, она сама не знала. Но Лили, повесив автомат на грудь, обеими руками подняла мужа, обхватила его за пояс и повела в сторону дома, постоянно оглядываясь.
Неужели, просто показалось? А вдруг нет?!
Она подвела хромающего Тенгиза к калитке. В один миг, потеряв равновесие, он завалился на нее всем весом, но тут же выпрямился. Лили больно ударилась о калитку, охнула, но в тот же миг забыла о своей боли. Хромая, падая, они все же дошли до двери дома. И вскоре буря осталась далеко за пределами их маленького уютного мирка.
Лили сорвала противогаз:
- Тамарочка! Тамара! Мы пришли! Тамара!
- Я здесь мама! – донесся из комнаты голосок девочки. – Мне совсем не страшно.
Лили облегченно вздохнула, присела на большой ящик. Силы абсолютно оставили ее. Она даже не могла заставить себя вытереть слезы.
Тенгиз, тяжело дыша, снимал с себя защиту. Видимо, боль покидала его, так как он уже твердо стоял на двух ногах. Только прихрамывал. Еле держась на ногах, Лили стягивала с себя осточертевшую резину. Они оба молчали.
Наконец, закончив все необходимые процедуры санобработки, муж подошел к жене, опустив голову, не зная, что сказать. Лили смотрела на него с обидой и яростью. Вытерев полотенцем мокрое лицо, она смотрела на него. И вдруг со всей силы залепила ему звонкую пощечину:
- Дурак! Глупец! Олух царя небесного! Вдовой меня торопишься сделать, да?! А о дочке ты подумал?!
Тенгиз ничего не сказал. Он просто опустился на колени и коснулся лбом ее живота.
Лили, рыдая, обняла его и опустилась рядом. Поцеловала мужа в губы, прижалась к нему. Она чувствовала себя такой слабой и беспомощной теперь. Она вспомнила, как всего десять минут назад она уже считала мужа мертвым. Она вспомнила, как вела себя до этого, по дороге домой. И ей было невыносимо стыдно.
- Прости меня, любимый. Пожалуйста, прости… Мне было так страшно. Мне все время страшно без тебя!
Тенгиз не мог ничего сказать, его душили чувства. Он обнимал и целовал свою маленькую, трусливую, хрупкую Лиле. А она, обмякшая и слабая, прижималась к его груди.
Дверь приотворилась, и к родителям вышла Тамарочка. Она все так же прижимала к себе икону.
- Мама, мне было не страшно! Меня Божья мама охраняла. Я у нее на платье бусинки считала, а она на меня смотрела. Взгляд у нее такой добрый… Прямо, как у тебя…
Над домом все так же бушевала буря. Но им было не страшно. Им теперь было некогда бояться. Они слишком любили друг друга, чтобы бояться какой-то там пыльной бури.
Глава 9. Командировка на курорт…По разбитой дороге, виляющей вдоль берега унылой реки, тянулся унылый обоз. Сводная группа три дня назад покинула Хашури, и теперь максимально быстро, как только могла, двигалась к Читахеви, небольшому поселку Боржомского района. Там местные бойцы с трудом удерживали город и главное сокровище Союза – единственную уцелевшую гидроэлектростанцию. К ним ехали на выручку солдаты из Гоми, Хашури, Гори, других городков и селений. Везли продовольствие, оружие, медикаменты. Каждый поселок выделил кто сколько мог людей и материальных ценностей.
Тенгиз, сидя на передке, хмуро поглядывал на обрывавшийся вниз каменистый берег. Там, в туманной сырой мгле стонала в агонии помутневшая Мтквари-Кура.
После войны у выживших грузин появилась мрачная поговорка: «Хочешь умереть быстро – застрелись, хочешь умирать мучительно и долго – попей водички из Мтквари!» Неизвестно, что произошло во время войны с этой рекой, каким извращенным приспособлением изнасиловал ее злой человеческий гений, но вода в этой реке стала мертвой. Мало того, она убивала. Кто выпивал эту мутную, дурно пахнущую водицу, даже прокипяченную, через час-другой орал от страшной режущей боли в горле и желудке, исходил пеной и издыхал на исходе дня, покрываясь страшными фиолетовыми пятнами. Потом и цвет самой воды в реке изменился: сперва красноватый, потом черно-фиолетовый с маслянистыми пятнами. Сейчас цвет вернулся в норму, но химики до сих пор брали пробы и от избытка чувств лишь плевали в оскверненную реку. По берегам реки торчали, как карандаши, безжизненные стволы деревьев.
Телега, собранная из остатков двух автоприцепов, подпрыгнула на камнях. Тенгиз поморщился от боли. Травмированная лодыжка все еще давала о себе знать. Вспоминая про свой недавний «подвиг» во время бури, Тенгиз зашипел, будто у него разболелся зуб. Герой! Полез спасать неизвестно кого, чуть не сгинул сам, чуть не сгубил жену и дочку! А теперь вот приходится ехать в самое пекло и неизвестно, вернется ли он домой. Он вспомнил слезинки в глазах Лили, когда она провожала его. Мысли Тенгиза были мрачнее октябрьской тучи.
Вчера вечером они прибыли в Боржоми. Там остановились на ночевку. Впечатления самые свежие: ядовитое болото на месте минеральных источников, опустевшие, обваливающиеся дома, гостиницы и санатории, костры прямо на разбитых улицах и площадях. Развалины древней крепости Гогиасцихе, превращенной в опорный пункт обороны. «Мост красоты», превращенный кислотными дождями в мост-уродство.
От семнадцатитысячного населения осталось человек девятьсот, ну, может быть тысяча, от силы. Основным их ремеслом было производство электроэнергии, питающей большую часть Союза. Мертвая, каменистая земля не могла дать людям мало-мальски значимого урожая. Однако уцелела гидроэлектростанция Читахеви выше по течению. По сравнению с довоенным временем, мощности она давала смешные, но теперь привередничать было бы глупо. Понимая, что туристов в бывшую курортную зону не будет очень долго, выжившие боржомцы переквалифицировались в механиков и электриков. Теперь Боржоми гнал в Союз электроэнергию, а взамен получал оружие, продовольствие и все необходимое для жизни.
Значение электростанции в после ядерной, разоренной стране было трудно переоценить, и вскоре Боржоми стал районом стратегического значения. На защиту бывшего курорта от всякой пришлой нечисти в лихие времена поднимался весь Союз.
Неудивительно, что, получив тревожные известия с южных рубежей, Совет снарядил на подмогу целое войско. Почти две сотни закаленных, испытанных бойцов, грузы оружия, боеприпасов, продовольствия, медикаментов. Обоз растянулся по дороге почти на полкилометра. Командиром группы (разумеется, не без помощи Ричардса) был назначен американский сержант Дэвид Крастик. Похоже, он не ожидал, что на него возложат полномочия командира такой крупной группировки. Совсем недавно освоивший седло сержант без устали сновал от одной телеги к другой, проверяя, все ли в порядке. Да через каждые десять минут сверялся с картой, будто боялся сбиться с дороги. От Боржоми с отрядом ехал провожатый – местный житель, мальчонка лет тринадцати в мешковатом комбинезоне и серой шапочке «сванури куди». Парень имел с собой музейный экспонат – австрийский карабин Манлихера, которую, наверное, еще его прадед принес с полей Первой Мировой.
- Как зовут тебя, боец? – спрашивали зрелые мужчины, скрывая улыбку.
- Нодар, - отвечал мальчик, хмуря брови. – Отца Гурамом зовут.
- А где он сейчас?
- Дома он. Полгода назад он ногу потерял. На мине подорвался.
- А не страшно тебе?
- Что здесь страшного? Не первый раз езжу! – важно говорил Нодар, поправляя шапочку.
Увы, за время поездки суетливый сержант сумел достать и его. Маленький воин хранил серьезный, взрослый вид, но уже часа через два предпочитал сохранять между собой и Крастиком значительную дистанцию. В группе, кроме сержанта, было еще две дюжины американцев. Но даже они на его постоянные вопросы отвечали нехотя, раздраженные его излишней суетой.
- Эй, у вас все в порядке? – исполнительный янки решил, наконец, докопаться и до Тенгиза.
