Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
На этом я счёл свою миссию законченной. Если переполох и начнётся, сомневаюсь, что кто-то свяжет его со мной.
Мимо проходил патруль, состоявший из драгун. Я окликнул солдат и показал им бесчувственное тело капитана. Не обнаружив при бедолаге документов, патрульные поволокли его с собой. Кто знает, вдруг негодяй попадёт в ту же яму, что рыл для нас. Если он угодит в рекруты, я не расстроюсь. А если когда-нибудь встретимся лицом к лицу на поле боя, пожалуй, ещё и обрадуюсь. Тогда я почувствую себя в полном моральном праве наказать эту сволочь.
Утром, после плотного завтрака (не забыв «принять ванну и выпить чашечку кофе»), я расплатился с хозяйкой и, взяв с собой бутылку со снотворным, отправился к строящемуся дому.
Финкель не подвёл. Среди нагнанных на стройку арестантов я ещё издалека увидел моих гренадер. Им приходилось вкалывать наравне с остальными. Карл таскал вместе с Михайловым носилки, нагруженные камнями и строительным мусором, а Чижиков и Михай восседали на лесах, будто курицы на насесте.
«Прорабом» был низенький немец университетского вида — в чёрном костюмчике, серых штанах, чулках и башмаках с пряжками. Он то и дело заглядывал в чертежи и, обнаружив несоответствие, начинал громко кричать. Ему приходилось так часто надрывать голосовые связки, что примерно через час мужчина порядком охрип и всё больше шипел как рассерженный гусь.
Охраняли разношерстный сброд трое гусар. Они устроили себе что-то вроде пикника, соорудив из кирпичей импровизированный стол, на котором была разложена нехитрая провизия. Кормить арестантов гусары явно не собирались и с чистой совестью набивали животы.
В обеденное время, когда часы на ратуше пробили полдень, «прораб» удалился. Очевидно его тоже ждал где-то накрытый стол, а его подопечные по-прежнему не получили за труды даже хлебной крошки. Смилостивившиеся охранники разве что разрешили работягам устроить короткий перекур. Мои парни отсели от остальных арестантов в сторонку и о чём-то переговаривались. Возможно, строили планы на побег, не подозревая, что я нахожусь поблизости и намерен совсем скоро их выручить. Эх, теперь бы не вмешались непредвиденные обстоятельства.
Момент показался подходящим, я решил действовать. Первым делом предстояло убрать пусть не очень бдительных, но всё же способных помешать стражей. Поскольку я хотел провернуть операцию как можно тише, мне была нужна посторонняя помощь. Светиться самому не стоило. Кто знает, как восприняли бы моё появление на сцене гусары?
Вдоль дороги шла девочка в клетчатом платьице. Я поманил её пальцем и попросил отнести бутыль «во-о-он тем дядям» за вознаграждение в виде одного талера.
— Передай, что это от господина Финкеля за хорошую работу, — напутствовал я ребёнка.
Покладистая девчушка отнесла вино гусарам. Те может, и удивились неожиданно проклюнувшейся щедрости у своего вахмистра, но дар приняли без долгих колебаний. Какой военный откажется от дармовой выпивки? Разве что мёртвый… Вот и гусары не устояли от искушения.
Через короткое время бутылка была раскупорена, а немного погодя я заметил, что вся троица в полном составе изволит почивать глубоким и безмятежным сном, чего собственно мне и было надо.
Я с достоинством прошагал к гренадерам. Они увидели меня, удивлённо открыли рты, но я подал знак молчать. Очень спокойно, будто так и надо, парни встали, отряхнули испачканные одежды (в крепости их не стали переодевать) и гуськом отправились за мной на улицу. Точно так же нарочито медленной походкой мы пришли на каретный двор Хоффа, растолкали задремавшего кучера и велели ему двигать в дорогу. Курту на сборы потребовались считанные секунды. Колокольного звона за своей спиной мы так и не услышали.
Глава 11
В Мемеле пришлось прождать целую неделю, пока в порт не зашёл осуществлявший регулярную почтовую перевозку между Кронштадтом, Данцигом и Любеком пакетбот «Новый Почтальон». Корабль спустили на воду в прошлом году, командовал им капитан Измайлов.
Поблизости ухали «бабы», вколачивая сваи в каменистый грунт. Под их шум я и завёл неприятный разговор с капитаном.
Он долго мялся, не соглашаясь взять нас на борт. Больше всего его смущало отсутствие документов.
— Даже не знаю, как быть, — говорил капитан, с сомненьем вглядываясь в наши лица. — Как дворянин, готов поверить вам на слово, но, как морской офицер, я приучен к установленному порядку и не имею права его нарушить.
Мне стоило больших трудов уломать несговорчивого моряка. В конце концов, Измайлов махнул рукой и, предупредив, что по прибытию в Кронштадт немедленно сообщит «куда следует», взял нас на борт. Плату, составившую положенные три рубля, мы заплатили дукатами по текущему курсу.
Я с трудом дождался момента, когда корабль выйдет в открытое море. Долго не верилось, что всё благополучно закончилось, и мы плывём в Петербург, выполнив поручение Ушакова. В кармане по-прежнему лежали маточники — главное доказательство успешности нашей миссии, пусть она и прошла не так гладко, как задумывалось.
Во время отплытия мы стояли на палубе, вдыхая солёный морской воздух. Нос пакетбота зарывался в волнах и тут же упрямо выскакивал обратно. Серое небо затянуло тучами, шёл мелкий противный дождь, но никто не спешил укрыться в каютах. Нам было хорошо, и никакая стихия не могла помешать нашему счастью. Пусть кто-то зовёт мою Родину — уродиной, плюётся, когда слышит её имя и посмеивается над простаками, которые там живут. Плевать! Они просто не знают что это такое — путь домой.
Нас охватила эйфория, мы кричали и плакали как сумасшедшие, путались у моряков под ногами, те снисходительно улыбались. Когда берега Мемеля с его высокими остроконечными церквями, красными черепичными крышами домов, зелёными крепостными валами и каменными бастионами укреплений скрылись из виду, Карл подбросил в воздух треуголку, отсалютовав таким образом стране, доставившей нам столько неприятностей. Ветер подхватил шляпу и унёс в море. Оставшись с непокрытой головой, кузен только довольно улыбался. Казалось, все наши проблемы позади.
Навстречу плыли большие и малые суда, под парусом и гребные. Их было много, бесконечный лес мачт. Троица богатых, праздно проводящих время горожан, спрятавшихся под импровизированным зонтом на палубе прогулочного шлюпа, приветствовали «Новый Почтальон», подняв бокалы с красным вином. Чижиков в ответ прокричал фразу на ломаном немецком, которую в приличном обществе произносить не полагается, однако господа лишь рассмеялись.
В каюты мы разошлись только поздним вечером. Этой ночью я спал безмятежно словно младенец.
До самого Кронштадта плавание проходило тихо и спокойно, впрочем, я бы не удивился, если бы в полном соответствии с законом подлости на нас напали пираты, или какой-нибудь реликтовый кракен схватил корабль щупальцами и потащил в морскую пучину. Но — пронесло (в хорошем смысле этого слова, конечно).
Одноногие Джоны Сильверы сидели по кабакам, поили своих попугаев ямайским ромом и точили кривые сабли, а злобные чудовища рыскали в другом месте, не выказывая желания прибрать наш пакетбот. Так что никакой романтики — сплошная скучная бытовуха, чему я был только рад. Приключения наскучили хуже горькой редьки. Наверное, такова природа человека — после шторма всегда тянет в тихую гавань. Но, мы лишь предполагаем. Судьба готовила нам новые испытания.
Кроме нас на борту пакетбота были и другие пассажиры: курьер, спешивший доставить в Санкт-Петербург очень важные бумаги (бедняга не мог ночью даже глаз сомкнуть — боялся шпионов, которые могут охотиться за этой корреспонденцией, того не ведая, что наши чиновники без зазрения совести продают государственные секреты направо и налево). Долговязый и рыжий англичанин, дальний предок агента 007, он делал вид, что странствует под видом учёного и путешественника и приставал ко всем с идиотскими на первый взгляд расспросами. В итоге его начали сторониться даже матросы.
Несколько богатых немецких купцов, предвкушающих удачные сделки. Они ежедневно напивались до умопомрачения, опровергая устойчивый штамп расчетливого бюргера, у которого вместо мозгов костяшки счёт.
Аристократическая русская пара: немолодой, но ещё о-го-го из себя мужчина и юная очаровательная особа с глазами невинной лани и повадками светской львицы. Семейная рутина загнала этих двоих чуть ли не на край свет, с ними на корабль погрузилась целая куча прислуги: повара, лакеи, горничные экономы, секретари, охранники. Теперь весь «цирк» возвращался в родные пенаты.
И, напоследок, два весьма подозрительных господина, чью национальность определить не представлялось возможным: между собой они общались на дикой смеси из полутора десятков европейских языков (как я узнал впоследствии — оба были контрабандистами и везли в Россию партию шляп).
