Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
В трактире Александр появился часов в восемь вечера и почти сразу постучался в мою дверь.
— Дозволите войти?
— Отчего не дозволить. Заходи, конечно, — немного флегматично откликнулся я.
Всё же накопившаяся усталость снова дала о себе знать. Энергия иссякла. Я с трудом удерживался от желания провалиться в глубокий сон с мечтой, чтобы после пробуждения всё вернулось на круги своя.
В двери ввалился грубоватый детина: широкоплечий, поджарый, черноволосый. Белый драгунский мундир сидел на нём как влитой. Солдат-великан снял треуголку и наклонил голову.
— Здравствуй, барин, — неожиданно по-русски сказал он.
— И тебе не болеть, — на родном наречии ответил я. — Как догадался? Детина усмехнулся:
— Русак русака и за версту учует. Нашего брата тут немного, разница сразу в глаза бросается. Ничего, что я по простому баю с тобой, барин?
Сколько времени нахожусь в восемнадцатом веке, а привычки держать сословную дистанцию выработать не могу. Да и не вижу пока особой необходимости. Гораздо чаще срабатывают подсмотренные в фильмах и прочитанные в книгах на историческую тематику стереотипы. Нет, будь я и вправду каким-нибудь не в меру крутым перцем, живущем во дворце, обедающим на золоте и передвигающимся в карете, запряжённой шестёркой лошадей, с конными гайдуками и лакеями на запятках — тогда можно было бы гнуть пальцы, требовать, чтобы народ попроще стелился передо мной ковриком и заискивал. Но ведь реалии таковы, что я всего лишь сержант гвардии, малюсенькая шишка на ровном месте. Живу как все остальные «от зарплаты до зарплаты», выдаваемой мне потретно. И чем я, к примеру, отличаюсь от деревенского мужика, которого забрали в рекруты, определили в полк, переодели в зелёный мундир, дали ружьё и велели защищать отечество? Тут как в дурацких загадках из журналов: найдите десять отличий. Только сомневаюсь я, что столько найдётся. Ну да — фон-барон, немецких кровей, мелкий дворянчик. Думаете, это многое меняет?
Солдаты, вне зависимости от того из дворян ты или из крепостных, службу несут наравне. Одинаково ходят в караулы, маршируют на плацу или копают канавы, одинаково сидят с пустыми карманами, дожидаясь жалованья, водку и ту пьют за одним столом. Разумеется, я не говорю о «мажорах», но таких немного. Большинство из них и в строю только по праздникам увидишь. Поэтому я и ответил без обиняков.
— Ничего. Не до церемониев сейчас. Считай, что мы ровня. Собеседник воспринял предложение спокойно.
— Ну, раз так, — драгун запер двери, воровато поглядел по сторонам и поставил на стол здоровенную бутыль с плескавшейся в ней прозрачной как слеза жидкостью.
Затем открыл шкафчик, в котором по идее должно было храниться бельё, и извлёк оттуда два стакана толстого зелёного стекла.
— Как насчёт..? — его голос гудел как церковный колокол.
— Буду, — коротко ответил я.
Пить, если честно, не хотелось, но, видимо так устроены русские люди, что начинают принюхиваться друг к другу, когда хмель снимает барьеры, придаёт уверенность и развязывает языки. Давно ли сам обрабатывал клиентов в ресторане, щедро подпаивая их дорогой водкой, в надежде, что они размякнут и скинут процент-другой. Сейчас мне это кажется настолько далёким, что даже не верится. Услышав ответ, драгун обрадовано потёр руки.
— Вот и славно. Соскучился я по землякам.
— Все мы по одной земле ходим, — философски изрёк я не весть какую глубокую мысль.
— И то, правда, — солдат разлил жидкость по стаканам. — Давай знакомиться. Как зовут тебя, добрый человек?
— Зови Игорем, — я решил назваться настоящим именем.
— Ну а я Алексашкой буду, Замирой. За знакомство?
— Без закуски? Солдат вытащил из-за пазухи краюху хлеба.
— Во! Сойдёт?
— Наверное, — пожал плечами я.
— Тогда приступим. Токмо тихо, чтобы моя не учуяла, — он опасливо покосился в сторону двери и продолжил:
— Это ведь она из-за меня тут хмельного не держит. Боится, что сопьюсь. Зря… Я ведь её, родимую, токмо по причинностям жалую, а без повода капли в рот не возьму, — тоскливо произнёс великан, глядя на водку.
— Доверие — великая вещь. Без него никак, — согласился я.
— Вот и мне обидно. Баб она, конечно, справная, но всё на свой немецкий лад меряет. Ну, пригубим. Мы выпили.
— Усы сырые, теперь можно и горло намочить, — одобрительно отметил великан, после того, как стаканы опустели. Мне стало любопытно.
— Скажи, Александр, как тебя в Пруссию занесло?
— На то воля была государыни нашей Екатерины. Годков эдак пятнадцать назад отдала меня в услужение королю Фридриху, а когда обратно в Рассею-матушку возвернёт, так и не сказала. Измерили меня верёвкой и в Пруссию законопатили. Токмо в гвардию я не попал; то ли верёвки у нас и у пруссаков по длине разные, то ли рылом не вышел. В драгуны меня записали, в гарнизон тутошний. По началу, признаюсь, спужался чуток — мундирчик куцый, тесный. Офицеры не по-нашенски лают. Пока разберёшь, чего хотят, капрал уже раз пять в ухо съездит. Сопли пополам с кровью вытрешь, выбитый зуб выплюнешь и снова за учёбу. Солдат горько усмехнулся.
— И что, не тяготит чужбина? — спросил я.
— Всяко бывает. Иной раз так прихватит, что силы-моченьки нету терпеть, а вдругорядь задумаешься: нешто на Рассее лутше бы было? У нас ведь, сам знаешь, не сахар.
— Это ты верно заметил: медовых рек с кисельными берегами у нас не водится. Воевал?
— Да так, чуток… хранцузов маненько поколотил в последнем походе, да с гусарами порой поляков гонять приходится.
— А что такое? Мир же с ними, — удивился я.
— Какой там мир! — махнул рукой драгун. — Шалят панове, наберут головорезов и айда озорничать. Никакого уважения к чужому государству. Сюда забредают целыми шайками, тащат всё, что не приколочено. Ну а мы в седло, значит, и в погоню. Иной раз чуть ли не по всей Польше за ними скачем.
— А они за вами?
— И такое бывает, — не стал отрицать драгун. — Токмо к нам помощь быстро подоспеет. Окружим шайку, главарей выбьем, а остальные тут же пощады запросют.
— Как хоть тебе здесь живётся?
— Да как всем. Жить ведь в любом месте можно, главное, чтобы башка на плечах была. Ежели у человека промеж ушей не сквозняк свищет, он всюду устроится. Гляди на меня — кем я был раньше: Ванька Сиволапый, из деревни Большие Поганки, отруби да выбрось.
— А теперь ты кто?
— А таперича я в капралы выбился, а штоб с казённого харча голодом не пухнуть — торговлю на пару с сударышкой наладил. Оно и к лучшему обернулось.
Драгун устало вздохнул и снова разлил спиртное по бокалам. Я решил перейти к главному:
— Ты мою беду знаешь. Помоги, пожалуйста, друзей выручить.
— Отчего ж не помочь соотечественнику? Помогу, чем в силах будет. Токмо сразу предупреждаю: непростое дело ты затеял, барин.
— Это я понимаю, но парней всё равно надо спасать.
— Молодец, что в беде не оставляешь, — одобрительно отозвался драгун. — Не кажный бы на такое решился. За это тебе от меня и уважение будет. Но прежде, чем голову твою подставлять, я чуток расскажу, что у нас деется с дезертирами. Сам понимаешь, в Пруссии армия как кафтан у нищего из лоскутков собрана. Оттуда отщипнули, там оторвали, а потом вместе пришили, да так крепко — не оторвёшь. А всё потому, что на «орднунге», сиречь — порядке держится. Кругом один регламент, мочиться и то по нему ходим. Нарушил — на первый раз капрал тебе палок всыплет, ещё нарушил — через строй пройдёшь, калекой останешься. За порядком офицеры следят, а они все тут держиморды известные, привычные ещё с детских лет крепостных в бараний рог крутить. А когда офицер далёко, тут уж наш брат, унтер, старается. Палка без дела не пропадает. Понятно, что некоторым солдатам от житухи такой в бега податься хочется, но и тута у пруссаков всё продумано. Ежели сбежит кто из полку, так за ним охота цельная устраивается: колокола по всей округе бьют, и команда особая во главе с офицером в погоню снаряжается. Как догонют — пожалеешь, что на свет появился. Хорошо, ежели на месте кончат.
— Это мне понятно. Попадаться не собираемся. Главное, друзей вызволить, а потом мы как-нибудь оторвёмся. Не в первой, — заверил я.
— Тогда слухай меня, барин. Считай, что тебе повезло. Дружков твоих гусары держат. Вояки они, конечно, знатные, но такого порядка как в армии у них нету. За то и следует зацепиться. Но поспешать надо. Как только прибудет капитан-вербовщик, почитай всё пропало. Уже не выручишь. Рекрутов под ружьём в Потсдам доставят, а из королевской гвардии назад ходу нет.
— Лады, Александр. С этим мы разобрались. Успеть надо до приезда капитана. Но что можно сделать? Брать крепость приступом? Драгун засмеялся:
— Шутник ты, барин. Тут хитростью брать надо, а не штурмом. Кулаками тебе, конечно, поработать придётся (а они у тебя вижу — не маленькие), но с умом. Есть у тебя одна надёжа: эскадроном, что в крепости стоит, командует ротмистр из мадьяр, он когда-то сбёг со службы в цесарской армии и дал дёру в Пруссию. Уж не знаю, каким мёдом ему тута намазано, но обустроиться он решил именно здесь: строит себе дом в городе. Каменщики и прочие работные люди денег стоят, а он до денег жадный, вот и выкручивается, чем Господь сподобил: то гусар своих заставляет, то арестантов берёт.
