Валерий Елманов - Око Марены
Дальнейший разговор цитировать смысла не имеет, ибо на протяжении последующих двух часов на все страстные вопросы Юрия Константин отвечал исключительно в той же тональности и даже похожими словами.
В конечном итоге в первых числах января сводная рать князей Владимиро-Суздальской Руси стала выглядеть значительно скромнее, хотя все равно достаточно внушительно. В авангарде ее была полутысячная дружина Ярослава. Далее шли конные вои младших Всеволодовичей: Ивана, Владимира и Святослава, общим числом чуть менее пяти сотен. Замыкали конный строй несколько бояр Юрия со своими ратниками, как конными, так и пешими. А потом растянулась на несколько верст пятитысячная рать из числа простых мужиков, набранных в деревнях близ Переяславля-Залесского, Юрьева-Польского и Стародуба.
По пути к ним присоединились еще несколько Ярославовых бояр. Таким образом на подходе к Коломне общее количество собранного войска достигало уже семи тысяч человек, из коих около полутора составляла конница.
Но невзирая на более чем двукратный численный перевес в живой силе, на душе у Ингваря, в отличие от владимирских князей, скребли кошки. Это было вполне понятно, ведь никто, кроме него, не видел пеший строй ратников рязанского князя, грозный в своей неодолимой монолитности. И звучал, звучал днем и ночью в его ушах ровный, все учащающий свой неудержимый ритм бой бубнов и барабанов, пророчащих разрушение и гибель всему живому, осмелившемуся встать на их пути.
И пусть ничто не предвещало беды, но Ингварь сердцем чувствовал ее приближение, и чувство это все более росло по мере того, как они подходили к границам Рязанского княжества.
Границы же его не были очерчены с точностью до версты, поэтому и вопрошал, проезжая по лесной дороге мимо очередной крохотной деревушки, князь Ярослав жителей:
– Чьи будете? Кто дань взыскует? На какой погост отвозите?
Испуганные смерды суетливо кланялись, лопотали нечто маловразумительное, но с грехом пополам удавалось уточнить, что пока местами этими володеет князь града Володимера, причем по именам выходил полный разнобой. Доходило до того, что кое-где называли своим князем отца Ярослава – Всеволода, кой усоп еще лет пять тому назад.
Дабы ненароком не забидеть людишек своего союзника – кроткого и набожного Давыда, шли, держась строго на юго-запад, стремясь выйти к реке Москве, а уж по ней безошибочно добраться до Коломны. Ежели по прямой идти, то от стольного Владимира до цели, как прикинул Ярослав, не более двух с половиной сотен путевых верст[81]. Хорошей дорогой, да налегке, пусть и пешим, ден за шесть-семь осилить этот путь можно было запросто, но кто же в лесах и когда прямые дороги прокладывал? К тому ж обоз изрядный с воинскими припасами тоже время затягивал прилично.
Словом, дорога растянулась аж на две седмицы, но зато подошли, как и планировали, скрытно, еще даже и не рассвело вовсе. В город ворваться, правда, не удалось, невзирая на темноту. Судя по всему, их ждали. Реальным подтверждением тому были бдительные часовые на стенах и у плотно закрытых ворот, а также начисто опустевший посад, в котором удалось отыскать лишь с десяток древних стариков, не желающих покидать родную избу даже под страхом смерти.
Ярослав поморщился. Был бы то иной какой град, не колеблясь приказал бы его обойти и попробовать выйти на Оку, а далее на Переяславль-Рязанский. Там передохнуть, взяв город, а затем двигаться берегом главной рязанской реки, по пути запаливая один град за другим, пока не дойдет до стольной Рязани или не встретится с выставленным князем Константином войском.
Ну а дальше, если только удастся вытащить Константина в чистое поле, то разметать его войско, а столицу сжечь. Ярослав хорошо помнил свою полудетскую обиду на рязанских жителей, которую они ему причинили за время его недолгого, всего несколько месяцев, княжения в этом строптивом юго-восточном княжестве[82].
И правильно тогда сделал его батюшка, что спалил дотла весь град. Ярослав хорошо помнит зарево от гигантского пожара. Теперь он и сам сможет повторить дело отца.
Вот только князь Всеволод вывел вначале из него всех жителей. Помнится, он, Ярослав, очень сожалел тогда об этой отцовской мягкотелости. Он сам бы, будь его воля, выводить людишек не стал. Пусть спасаются из горящего града. Если успеют, конечно.
Ныне не то. Уже обучился сдержанности, пусть и чуток. К тому же со своими будущими подданными можно и впрямь вести себя поласковее, чем обычно. Ну, хотя бы на первых порах. Пока не привыкнут.
А вот если жители Рязани, как и здесь, в Коломне, порешат боронить город, то тем хуже для них – пусть горят заживо. Хоть лучше бы было вначале все-таки разбить рязанцев. Что не удалось на Липице с одним Константином, удастся под Рязанью, с другим. В этом Ярослав ни на секунду не сомневался. Непобедимый Удатный остался в Новгороде, да и будь он поближе – все равно не пришел бы на помощь братоубийце.
То, что молодой княжич сказывал про воев Константина, Ярослав даже на мгновение не принимал в расчет. Известное дело – у страха глаза велики. Просто против его мужиков Константин выставил других, чуть более организованных – вот и все.
Владимирцы же рязанцев завсегда били, побьют с Божьей помощью и на сей же раз. Тем более что нападения беспечный князь, успокоившись своей бескровной победой, наверняка так скоро не ждет, а стало быть, рать свою, и без того вдвое меньшую, чем у них, распустил.
Ингварь же с похолодевшим сердцем смотрел на крепкие коломенские стены и башни с явственно видными следами свежего ремонта и с ужасом вспоминал Ольгов. Именно так начинался и его собственный неудавшийся набег на Константиновы владения. Даже заминка с пороками была аналогичной, только у Ингваря их задержала в пути слякотная непогода, а у Ярослава они просто были не готовы.
И ведь затемно подошли к крепости, когда еще не рассвело, а во граде уже ведали о силе могучей, идущей из Владимира. Неужто и далее так же?…
И тут его размышления прервал до боли знакомый барабанный бой откуда-то со стороны Коломенки[83], и вдалеке, у самого леса, омываемого с одной стороны этой небольшой речушкой, показалось трое всадников с белым стягом.
«Даже здесь все сходится», – мрачно подумал Ингварь, но сторожа[84] не присылала своих воев ни со стороны Оки, ни со стороны Москвы-реки, и в душе молодого князя шевельнулась крохотная надежда. Во-первых, Ярослав, как воевода, намного поопытнее в ратных делах будет, а во-вторых, Константин, по всей видимости, решил, в связи со значительной силой неприятельского войска, не распылять свою дружину и пешцев, а собрать все в единый кулак.
Ингварь еще раз окинул беглым взглядом воев Ярослава. Выглядели они славно. Из мужиков Переяславля-Рязанского, коих сам Ингварь вывел два месяца назад ратиться, лишь каждый второй был вооружен копьецом, каждый пятый – хорошим добротным мечом. Только у каждого десятого имелся шелом и более-менее приличная бронь, состоящая в основном из куяка[85] или колонтари[86]. Луки и то были через одного. Куда там тягаться с Константином.
У Ярославовых воев иное. Редко-редко можно было увидеть у них рогатину[87], ослоп[88] или кистень[89]. Да и с защитными доспехами дело обстояло не в пример лучше: чуть ли не на каждом третьем полноценная кольчуга, оставляющая незащищенными лишь ноги, да и то ниже колена.
И опять же количество ратников. Даже если Константин не успел распустить свое войско, то все равно на сей раз ему противостояло вдвое больше пеших ратников и втрое – конных дружинников.
– Ежели этот князь, – насмешливо подчеркнул Ярослав последнее слово, с улыбкой глядя на приближающихся всадников, – в безумие впавши, порешил нас на рубежах своих остановить, то лучше он придумать не мог… для нас, – пояснил он своим братьям, стоящим подле него в нетерпеливом ожидании рязанских послов.
– Вот уж кого никак не ждал увидеть ноне, – закричал он громко спустя пару минут, встречая боярина Хвоща.
И впрямь. Всего три недели назад, находясь в покоях князя Константина, они уже имели нелицеприятный разговор. Тогда знатный рязанец вид имел более потерянный, а речь вел все о мире да о дружбе, норовя уговорить владимирского князя подписать договор со своим рязанским тезкой.
И вот новая встреча, на сей раз уже на Рязанской земле.
– К кому ж ты ноне пришел на поклон, боярин? – неласково встретил Хвоща, едва тот успел подъехать и сойти с коня, князь Ярослав.
– К тебе, княже, – невозмутимо ответил Хвощ и тут же уточнил независимым тоном: – Но не на поклон, а дабы упредить тебя, – и хладнокровно поинтересовался: – Повелел мне князь Константин проведать, пошто ты непрошеным под град сей пришел, да еще столь много людишек с собой вместях привел?
