Александр Прозоров - Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного
— Так ведь среда сегодня, боярин. Пост. Хворым, оно конечно, мясное разрешено. Но ведь пост Господень… Его лучше соблюсти.
— Да ничего, — пожал плечами Андрей. — Я, пожалуй, и на этом… скоромном выдержу. Может, хоть перекусишь за компанию? А то тоскливо как-то одному.
— Я боярин, в пост только хлеб и квас употребляю, — покачала головой Прасковья.
— Да-а, — усмехнулся Андрей. — Выгодная из тебя жена получится. Не ешь ничего, приданое богатое. Поди, женихи так вокруг и вьются?
— Нет, боярин, — покраснела девушка, — дядюшка нам с сестрой мужей пока не искал. В Москву осенью поедет, обещался про достойных да родовитых бояр узнать, что жен еще не имеют.
— Что, Илья Федотович вместо тебя мужа выбирать станет? — удивился Матях. — А вдруг он тебе потом не понравится?
— Да как же не по нраву придется?! — даже испугалась Прасковья. — Илья Федотович нам добра желает. Плохого жениха не привезет.
— Ты еще скажи, что только под венцом его увидишь.
— Нет, почему? Как сваты приедут, так мы друг на друга и посмотрим.
— Ишь ты. — Андрей поднялся во весь свой двухметровый рост, оказавшись выше девушки почти на три головы, шагнул к ней: — А ну как другой кто-то люб окажется? Что тогда?
Но Прасковья вместо ответа пискнула, как придавленная колесом мышь, глаза ее испуганно округлились, и она шмыгнула за дверь. Матях поднял лицо к близкому потолку, ковырнул ногтем сучок на одной из жердин.
— Да, хорошо поговорили. Ладно, будем считать, что попытка поухаживать за туземкой прошла на троечку. Надо тренироваться.
Он вернулся к столу и приступил к трапезе, по армейской привычке стремясь набить желудок до отказа. Кто знает, когда удастся перекусить в следующий раз? В результате лещ и караси были истреблены полностью, ватрушки с орехами и блины — частично. Грибной выпечки он отведать уже не смог, поскольку брюхо оказалось наполнено до самой гортани и Матях был не в силах даже наклониться без риска, чтобы что-то не вывалилось обратно на стол. Тем не менее до всему телу растеклась приятная истома. Вот только лечь и закрыть глаза Андрей не мог — в обильном чревоугодии имелись, как выяснилось, изрядные минусы. Пришлось стоять у окна, вглядываясь в залитые предзакатными лучами поля и луга, уходящие к самому горизонту, и ждать, пока желудок не переварит часть угощения, освободив место для дежурящей в пищеводе партии.
— Прости, боярин, что спужалась. Велик ты больно…
— Прасковья? — оглянулся Матях. Девушка неторопливо собирала со стола миски. — А может, все-таки не очень велик-то? Ты мне, например, очень нравишься, хотя рост у нас разный. Глаза у тебя больно красивые. И сама изящная… Словно из слоновой кости вся выточена.
— Как ты можешь так баять, боярин? — опять зарделась Прасковья. — У тебя, может, жена, дети есть. А ты девиц честных смущаешь.
— Какая жена? Какие дети? — изумился Матях. — Откуда ты взяла?
— Так ведь беспамятный ты, Илья Федотович сказывал. Ничего про себя не помнишь. А коли тебя татары раздели, исподнего не оставив, то и кольцо обручальное забрали бы. Может, по тебе где-то супруга венчаная кручинится, а ты мне слова горячие баешь. Грешно это, боярин…
Девушка подхватила поднос и вышла.
— Это я попал… — вслух пробормотал Андрей. — Права ведь баба, поди теперь докажи, что холостой! Придется остаток жизни в бобылях доживать…
Впрочем, перспектива остаться холостяком сержанта пока особо не беспокоила. Были вопросы поважнее. Как жить в этом темном и неведомом шестнадцатом веке? Куда податься, чем на жизнь зарабатывать, как домом обзавестись? Не оставаться же навсегда у здешнего боярина в примаках!
Солнце потихоньку опускалось за далекий лес, уступая небо полной луне. На пока еще голубом просторе уже зажглась пара ярких звезд. А откуда-то снизу к окну начали подниматься комары.
— Ладно, будет день, будет и пища, — махнул рукой Андрей. — Разберемся.
Он закрыл окно и улегся в постель.
Однако сон не шел. Сержант ворочался с боку на бок, накрывался одеялом с головой, пытался взбить шуршащий сеном тюфяк. Провалявшись половину дня, заснуть ночью Андрей не смог. Долго ворочаясь с боку на бок, наконец плюнул, обмотался одеялом и вышел на стену подышать свежим ночным воздухом.
В холодном свете луны мир вокруг казался почти белым, словно к усадьбе подкралась зима. За полями извилистой полоской поднимался туман. Наверное, над рекой или теплым ручейком. Жизнерадостно орали лягушки, пытаясь заглушить одинокого жаворонка, которого, наверное, так же мучила бессонница. Откуда-то доносилось дробное перестукивание, напоминающее стрельбу из автомата.
Андрей затаил дыхание, прислушиваясь: а ведь правда! Где-то неподалеку одинокий автоматчик пытался вести огневой бой. Вот только против кого? Работал один «ствол», в автоматчика не стреляли.
— Где это может быть? Ночью тихо, звуки далеко разносятся. Может, в паре километров. А может, и в полусотне… Хотя…
Матях решительно тряхнул головой: какие автоматчики в шестнадцатом веке? Полный бред! Мерещится. Он совсем было собрался вернуться в комнатку, как вдруг, словно завершая череду из трех коротких очередей, тяжело ухнул пушечный выстрел. Еще очередь — и опять выстрел. Потом послышался очень, очень далекий колокольный звон.
— Вот черт! — высунувшись в бойницу, оперся на бревна частокола Андрей. И в голове его всплыла мысль, которая объясняла все: — А ведь это, наверное, татары! Эй, есть кто во дворе?! Часовой!!! Мать вашу, задницу свою проспите! Татары!!!
Со стороны дома послышались шаркающие шаги, кто-то громко зевнул:
— Кто тут глотку дерет?
— Да проснись же ты, чукча! — рявкнул Матях. — Не слышишь, что ли, стреляют?! Татары!
В усадьбе начало происходить малопонятное шевеление, а Андрей, пытаясь разобраться в происходящем где-то вдалеке, пробежался по стене, вернулся в терем, прошел его насквозь, добежал до второй угловой площадки, на которой тоже стояла пушчонка.
И уже отсюда разглядел, как небо у горизонта начинает озаряться алыми пляшущими бликами — пожар!
— Эй, служивый, чего кричишь? — окликнули сержанта со двора.
Вместо ответа, перекрывая все звуки, загремел колокол уже из деревни. Там, в неясном лунном свете, замелькали темные силуэты, тоже полыхнуло пламя.
Набат умолк. Стали слышны крики, звон железа. Высокое пламя, взметнувшееся над стогом в одном из дворов, осветило темных всадников, багрово отразилось от кривых сабельных клинков. Андрей увидел, как татарин схватил за волосы женщину в длинной рубахе, рванул к себе, перекинул через седло. И крохотные фигурки тут же перестали казаться игрушечными. Матях в бессильной злости сжал и разжал кулаки: ни винтовки, ни автомата, ни ножа. Хоть бы оглоблю какую найти, что ли! Он наклонился над пушкой: нет, до деревни метров семьсот, не добьет. Но хоть что-то!
— Эй! — повернулся он во двор. — Огня! Огня сюда дайте! Стрелять не могу!
Внизу полуголые холопы возились возле камнеметов. Рядом крутился какой-то мальчишка в кольчуге, остроконечном шлеме и с обнаженной саблей в руке.
— Оглохли все вы там, что ли?! Огня принесите!
Когда Андрей снова взглянул в сторону деревни, то увидел, что от селения к усадьбе бегут люди: мужчины, женщины, девушки, дети. Некоторые из крестьян прижимают к себе маленьких детей. За ними пока еще никто не гнался. Выяснять, что к чему, было некогда, поэтому Матях просто спрыгнул вниз, скинул засов с ворот, рванул створки к себе, забежал в темноту под теремом и на ощупь открыл вторые воротины.
Крестьяне уже приближаясь. Минута напряжения спала, и только сейчас сержант понял, что во время прыжков потерял одеяло. Кое-как прикрывая ладонями срам, он заметался по двору, подобрал одеяло, обернулся.
В усадьбе наступило некое подобие порядка: пятеро холопов стояли возле камнеметов, чего-то выжидая. В железных держателях на стене, громко потрескивая и роняя на землю огненные капли, горели принесенные кем-то факелы. Андрей прихватил один, побежал назад на стену.
Здесь появились защитники: у некоторых бойниц стояли холопы, одетые в кольчуги, простые и с железными пластинами на груди, в шлемах, с саблями на ремнях и луками в руках. Но никто не стрелял — татарские конники успели нагнать убегающих крестьян, смешались с ними. Кого-то рубили, кого-то хватали за волосы или одежду, волокли за собой. Пустишь стрелу — поди угадай, в своего попадет или чужого.
— Ворота запирать надобно, боярин, — хрипло сказал один из холопов. — Ворвутся поганые в усадьбу, не управимся.
— Погодь, — срывающимся фальцетом ответил мальчишка. — Пусть еще смерды забегут.
Матях, выскочив на угловую площадку, тупо уставился на смотрящую вдоль стены, намертво закрепленную пушку, потом сунул факел ближнему холопу:
— Держи…
