Александр Солженицын - Красное колесо. Узел II Октябрь Шестнадцатого
Лишь под конец – касаясь нерва:
Мы осуждаем тех, кто промахи правительства стремится использовать для захвата власти в свои руки при громких словах о служении родине. Мы отвергаем обвинение, что правительство подавляет так называемую общественность. Ошибки правительства совсем в другом: в отсутствии твёрдой власти, боязни крутых мер. Правительство повинно скорее в желании всем угодить.
(В 1916 это никак не кажется очевидным, ещё долго надо пожить, чтобы сравнить).
Если на нужды Земского и Городского союзов отпущены сотни миллионов казённых денег, ради этой работы десятки тысяч людей освобождены от воинской повинности – можно ли говорить, что правительство препятствует деятельности этих организаций?
(Сколько отпущено – 550 миллионов казённых при 10 миллионах собранных – никто и не знает, потому что вся свободная либеральная многочитаемая печать единодушно отказалась эти невыгодные сведения печатать).
Мы призываем прекратить пагубную борьбу за власть или по крайней мере отложить её до конца войны.
Но Дума не хочет такого слышать – и не слышит.
А вот – подошло и Керенскому, еле дотомился. Всё, что было в заседании до сих пор, – это скука, вот только теперь начнётся! Измученный своею неистовостью, своею особой сладкодрожной ответственностью перед русским обществом и перед Думой, – 4-й Государственной, а своею первой, зная за собой соединение и крайней политической смелости и высочайшего красноречия, Керенский не упускает ни единой возможности выступить – в прениях, по запросам, по мотивам голосования, для объяснения своего поведения при выгоне из зала, – кажется, едва сбежавши с кафедры, он тут же записывается вновь, и вот дождался, и снова взбегает, взлетает туда же, легконогий, затянутый в талии, нарядный на щипок. (Справа кричат: “Шафер!” “Пусть расскажет, как он был шафером!”) Ах, до этого ли, ах, не об этом, когда вьются, вьются выражения, одно красивее другого, и никакого нет затруднения в языке, изо рта их выпускать втрое быстрей, чем любой оратор в этом зале:
Керенский: Кровавый вихрь, в который по почину командующих классов вовлечена демократия Европы, должен быть окончен! Но, господа, как мы можем подготовление мира, которого жаждет демократия, предоставить тем людям, которые планомерно разрушают организм государства? Разве прошлогодний страшный гром на Сане и у Варшавы заставил их
и с малым поворотом затянутого стана картинно откинул изящную руку направо назад, на опустевшую ложу министров, -
опомниться и уйти с этих мест? Они быстро очнулись, и долгий год производились новые издевательства над русским народом. Было сделано всё, чтоб уничтожить энтузиазм и бодрость.
Вот это слово – энтузиазм! зиазм! – особенно эффектно прокрикивает он даже в самом бешеном риторическом потоке. Да и с гектографических отпечатков будет очень эффектно читаться через несколько дней. Фракция Керенского, как и Чхеидзе, малочисленна, не влияет на думское голосование, зато вдвоём они проговаривают едва ли не четверть думского времени.
Господа! Правительство издевается над охватившим всю страну требованием амнистии! За последний год создан режим настоящего белого террора! Все тюрьмы переполнены представителями трудящихся масс!
(Даже по Чхеидзе – политических 7 тысяч, и то большей частью в ссылке, откуда только ленивый не бежит да кто не хочет в армию попасть).
И разве это не символ, что наши товарищи, члены Государственной Думы, социал-демократы, остаются на поселении в Туруханском крае, а Сухомлинов разгуливает по Петрограду? (Слева: “Позор!”)
Кто создал в России, житнице государств, разруху и дезорганизацию, когда городские массы принуждены выступать с криком “хлеба!”, а им отвечают свинцовыми пулями?!
Случай такой ни у кого не на памяти, но с трибуны всё идёт.
Кто повинен, господа, что в стране всё больше и больше возникает настроение уныния и ужаса? Правительство в своей деятельности руководствуется нашёптываниями и указаниями безответственных кругов, руководимых презренным Гришкой Распутиным!
Это имя называть запрещено, но Керенского – кто удержит? Э-мо-ци-о-нальный удар по нервам слушателей. Нарядный стройный шафер – на кулачки, беленькие мягкие кулачки – с тёмным сопатым бородатым мужиком!
Неужели, господа, всё, что мы переживаем, не заставит нас единодушно сказать: главный и величайший враг страны – не на фронте! он находится между нами! и нет спасенья стране прежде, чем мы не заставим уйти тех, кто губит, презирает и издевается над страной?!!
А вот когда… а вот если бы когда-нибудь сам Александр Керенский… о, насколько иначе! о, какой яблоно-цветный вихрь! о, как иначе бы всё сразу пошло!
Скажите мне, господа! Если бы Россией в настоящее время управляли бы
– эта мысль, правда, не его, а Гучкова, она давно ходит, но отчего не повторить, если так легко слетает с уст? -
агенты вражеских держав, – смогли ли бы они предложить своим слугам какую-нибудь иную программу создать анархию в России?
Министры не решаются прийти сюда и с глазу на глаз объясниться с нами, потому что они сознают, что они делают! потому что они знают, какая буря негодования ожидает их! (Рукоплескания слева). Связав великий народ по рукам и ногам и завязав ему глаза, они бросили его под ноги сильного врага, а сами, закрывшись аппаратом цензур и ссылок, предпочитают исподтишка, как наёмные убийцы, наносить удар стране!!! (Слева бурные рукоплескания).
Растерянный Варун-Секрет, степняк из-под Херсона, хотя и прочный либерал, но:
– Член Думы Керенский, призываю вас…
Керенский: Где они, эти люди, -
всё пронзительнее указывая на пустые места правительства, он знает, что Милюков готовит сильный выпад, а надо – сильней и опередить:
в предательстве подозреваемые братоубийцы и трусы?? (Слева – бурные рукоплескания, центр молчит, справа: “Что он говорит?” “Это недопустимо позволять!” “Позор!”)
Варун: Член Думы Керенский, я вынужден вас предупредить, что за повторение…
А Керенскому и не надо повторения, он главное своё уже вывалил, но огонь и дым ещё выпыхивают:
Я не могу отсюда не сказать, что все попытки спасти страну бесплодны, пока власть в руках… Я утверждаю, что в настоящий момент нет большего врага, чем те, кто на высоте власти ведёт страну к гибели! Я утверждаю, что именно это должно быть сказано тем, кто платит податью крови и обнищанием… и которые правды знать не могут! Мы должны сказать массе: прежде, чем заключить мир, достойный международной демократии, вы должны уничтожить тех, кто не сознаёт своего долга!!! Они
третий раз тем же драматическим поворотом, пронзая ложу правительства адвокатскою дланью,
должны уйти! Они являются предателями интересов…
Ай, беда: Родзянки всё нет и нет, а ведь выходил на минуту! А до законного полного часа ещё долго Керенскому, ещё натолкает ниспровержений царя земного и Царя Небесного. И напуганный неопытный Варун-Секрет звонит над змеиною головой оратора:
– Член Государственной Думы Керенский, я вас лишаю слова. Прошу оставить кафедру.
А тот – вдруг и не спорит, вдруг легко покорился. Как пузырь проколотый, вмиг опадает карающий оратор. Только что удержу не было его гневу, а вот, изящно отряхнувшись, и изогнувшись, с платочком из нагрудного кармана, под любование балконных дам, одобрение левых и ярость правых он прогулочно сходит по ступенькам. Милюкова он обскакал, а больше ему ничего и не надо. Он исчерпал свои жесты и обвинения, а предложений и не было с ним, он так и рассчитывал, что его прервут и даже бы лучше – раньше.
Ну, кто же теперь с другой стороны? Кто же, равный, от правых, кинется в схватку? Э-э-э, таких у вас нет. Опять нудно, ровно, монотонно выходит читать с готовой бумаги заявление фракции русских националистов сухопарый камергер, отставной гвардейский гусар
Балашов: В сознании своей ответственности перед Россией и Престолом… Восторженно приветствует могучих и доблестных… К прискорбию, правительство не имеет плана действий… Постоянная смена лиц, издание непродуманных несвязанных мер… Благоприятное положение для мародёрства… Но и законодательные учреждения, принявшие на себя ответственность по снабжению и продовольствию… Создание великой Румынии, дружественной славянству… Наивны и легкомысленны те, кто думают, что близок конец мировой войны. Доколе не будет достигнуто объединение всех древних русских земель и обладание проливами…
