Десятое Блаженство (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Правильно, доча! Однако, если кристаллы синтезированы, выходит, что никакой там не рудник…

— А что? — пренебрежительно фыркнул Дэ Пэ. — Дом отдыха для звездолетчиков?

— Надо смотреть на месте, — сдержанно ответил Федор Дмитриевич.

— Разберемся, — сказал я туманно, не желая делиться планами. — Думки есть. Дмитрий Павлович, забыл спросить…

— Да, молодой человек? — милостиво отозвался Григорьев.

— Я внимательно осмотрел кристаллы в Наташиной подвеске. Они как будто и не тронуты…

— А-а… — Дэ Пэ снисходительно улыбнулся. — Вас интересует, как же я брал пробу? Ну… Денисов-Уральский, хоть и был ювелиром божьей милостью, но формулы идеальной огранки еще не знал. Гранил камни «на глазок» — Марсель Толковский опубликовал свою знаменитую работу лишь в девятнадцатом году, а вот я с нею хорошо ознакомился. Посему совместил приятное с полезным. Определив дисперсию и показатель преломления ивернита, я аккуратненько подшлифовал алмазным диском пару граней на обратной стороне камешков, добыв материал для анализа и заодно добившись эффекта «внутреннего огня» — серые кристаллы стали как будто светиться изнутри, искриться и переливаться… — вздохнув, он брюзгливо поморщился: — Ох, уж эта мне ювелирка! Вы даже не представляете себе, до чего меня утомили читатели-посетители! Почти на каждой экскурсии меня спрашивают, куда делась гемма Пандиона! А я уже устал повторять, что не было такой никогда в Эрмитаже, что это выдумка Ефремова! Бес-по-лезно…

Хихикая, Инна забрала у меня ПЭВМ, и они с Наташей усиленно заклацали клавишами.

В телевизоре, релаксируя, посмеивался Кудряшов.

— А что ты теряешься, Дмитрий Палыч? Руки у тебя золотые, и глаз-алмаз! Давай, я достану тебе подходящий аквамарин, а ты сам вырежешь гемму вместо Пандиона? Положим ее в витрину в Горном музее, будешь всем показывать и дуться от важности — да, мол, вот это она и есть, только что из кургана скифского под Херсоном откопали!

— Борис Борисо-ович… — возмущенно запыхтел Григорьев.

— А что? — хихикнул Бур Бурыч.

— Вот! — дуэтом сказали Инна с Натой, и повернули ПЭВМ дисплеем к камере. На экране переливалась прозрачная голубая гемма. Слева три могучих друга — эллин Пандион, негр Кидого и этруск Кави, а слева — прекрасная девушка, в которой слились черты обеих возлюбленных Пандиона.

— О-о! — восхитился Кудряшов. — Вот, какую барышни нарисовали, такую и вырежи! Все будут довольны!

Благодушествуя, я откинулся в кресле — «встреча прошла в теплой, дружественной обстановке». Спасибо Бур Бурычу, он снизил официальность до минимума — и народ потянулся, расспрашивая «трех худоб» наперебой.

— Дмитрий Павлович! Дмитрий Павлович! — подпрыгивала Наташа Харатьян. — А как вы представляете себе иной разум? По Ефремову, как людей? Или это может быть… ну, не знаю… Мыслящий океан, вроде Соляриса?

— Барышня, — ворчливо и степенно отвечал Дэ Пэ, — Океан априори не может быть разумным, даже на планете Солярис. Причина в нем самом — глобальный одиночка не в состоянии познавать мир, уже потому хотя бы, что это равнозначно познанию самого себя. Но для автодескрипции необходимо сперва выделить свое «Я» из массы, а как, если для Соляриса эти два понятия — личность и масса — сливаются? Тем более Океан не может вступать в контакт, поскольку для него само представление о некоем множестве подобных находится за гранью понимания. Да, он может обладать мышлением, ведь это биологическое явление, а вот для того, чтобы обрести разум — явление культурное — требуется общество, которого на Солярисе нет и быть не может.

— Борис Борисович! — привстала Самохина. — А на лунной базе много женщин?

— Если послушать мужчин со «Звезды», — ответил Кудряшов, посмеиваясь, — то прелестниц там явная нехватка! Скажу вам по секрету… тем более что газеты постесняются это напечатать… Центр подготовки космонавтов набирает сейчас девушек и незамужних женщин для работы на Луне. Разумеется, здоровье и хорошие внешние данные — не единственные требования для кандидаток в «селенитки»! Лунной базе требуются крепкие, умелые спецы, пусть даже без высшего образования. Главное, чтобы работящие были, чтобы с желанием и трудиться, и учиться!

— Совершенно верно, — самым серьезным тоном подхватил Дворский, — и чтобы ноги от ушей.

Аудитория грохнула смехом.

— И чтоб ни одного лишнего килограмма! — громко восклицала Рута. — Если только не 90 — 60 — 90, в ракету не пускать!

— Федор Дмитрич, а Полярную станцию на Луне будут строить? А когда?..

— Дмитрий Палыч! Дмитрий Палыч!..

Я тихонько вышмыгнул из «штаб-салона», и достал радиофон.

— Алло? Маринка, ты? — забормотал осторожно, боясь нарваться на Ершова. — Приве-ет, «Роситочка»!

— Да уж какая из меня теперь «Роситочка»… — завздыхали на линии. — Сплошная Марина Теодоровна…

— Не прибедняйся, Маринка, это меня уже в деды посвятили, а ты, как и прежде, потрясающая женщина! — чистосердечно сказал я.

— Ох, Мишечка… Знаешь, о чем я жалею? Что ты меня всего один разик соблазнил! Ой, что это я о своем, о девичьем… М-м… Что-то срочное, товарищ директор?

— Я вот тебе дам «товарища»!

Радиофон донес Маринкин смех.

— Больше не буду! Слушаю, Миша…

— Тут такая интересная тема намечается, а я пока не могу всё бросить. В общем, смотри: надо бы поднять отчеты Максимилиана Федоровича Ивернева…

— Ивернева… Записала.

— … В архивах Мингеологии. Локация — южная часть Туркмении. Где-то там, вероятно, в Копетдаге, Ивернев обнаружил древний рудник. Нужно уточнить, где именно. И еще…

— Записываю…

— В семидесятом году сын Ивернева, Мстислав, тоже геолог, пропал в тех самых местах. Он работал во ВСЕГЕИ. Может, там остались какие-то документы? Куда направлялась экспедиция, что искала, какие маршруты наметила…

— Записала, Миш. С утра всех подниму! Пока!

— И всё? — с деланной строгостью спросил я.

— А что еще? — эфир дослал кокетливую озадаченность.

— Ты забыла сказать: «Целую!»

— Целую… — интимно выдохнула Марина, и радик передал сладко затянувшийся, чувственный звук размыкавшихся губ.

Глава 7

Вторник, 1 апреля. День

Израиль, окрестности Беэр-Шебы

— Свет! Мотор!

— Готово…

— Сцена семнадцать: «Холодильники»! Кадр шесть, дубль три!

— Начали!

…Рута Шимшони в роли Юдит Менец отхлебнула из чашки.

— Думаешь, камера еще существует? — уныло выговорила она, дуя на горячий кофе. — После двух-то тысяч лет?

— Ну, а почему нет? — самоуверенно фыркнул Видов, вошедший в образ Стивена Фокса. — У странника во времени были годы и годы на размышления! И он нашел-таки место, где надежно спрятал камеру…

Глянув за полог палатки, Юдит с подозрением присмотрелась к охраннику, вышедшему из мобильного домика — тот надевал ремень с кобурой. Следом появились двое его коллег.

— Стив… — сказала девушка напряженным голосом. — Кажется, там что-то случилось…

Олег обернулся. Три охранника решительно поднимались по склону холма, как ковбои из вестерна.

— О, — заволновался актер. — Странно… — он глянул в просвет между двумя полотнищами палатки. Четыре угловатых холодильника белели на солнце, выключенные и готовые к перевозке. Рядом лежали свернутые в рулоны полотнища брезента.

— Что там? — встревожилась Юдит.

— Обходят палатки… — Стивен с шумом набрал в легкие воздуха. — Наши палатки! Они ищут нас!..

— Стоп! — с жестяным призвуком грянула команда. — Снято!

Я только головой покачал. С моего места была видна вся съемочная площадка, и мне как бы открывались два мира одновременно — реальный и выдуманный.

— Приготовиться! Мото-ор…

— Есть мотор…

— Сцена семнадцать: «Холодильники»! Кадр семь, дубль один!

— Начали!

Стивен Фокс толкнул дверцу вонючего холодильника, в котором прятался, и жадно глотнул воздух. Дольше он не смог бы выдержать и одного мгновения! Ни вздохнуть, ни охнуть…