Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Тащ командир! — донеслось из рубки. — Тут по «Кактусу» перекинули. Получено в семнадцать тридцать по СЕВ![1]

— Ну-ка, ну-ка… — кап-два стремительно покинул крыло мостика.

Молоденький офицер связи протянул ему распечатку.

— Что там? — ворчливо поинтересовался Мехти, появляясь, как привидение, неслышно и незаметно.

— Главком просит оказать содействие — забрать нашу киногруппу на юге Техаса. Приблизительно через неделю.

Контр-адмирал вчитался.

— Ого! — хмыкнул он. — Сам Гайдай! Таких людей, да не забрать… Преступление! О, и Гарина тут… Проклова… Самохина! Ну-у, вообще!

— Ох, и влипли наши «звезды», — пробормотал кап-два, со стыдом задавливая желание похвалиться родством с «самой» Гариной, а потому жестко, злясь на себя, припечатал: — Выручим!

[1] «Кактус» — приемный центр дальней оперативной связи. Входил в узел связи ВМФ «Марево». Возможности центра позволяли связываться с кораблями ВМФ и авиацией в любой точке земного шара.

СЕВ — система единого времени для ВМФ СССР. Обеспечивалась аппаратурой «Сандал».

Глава 7

Среда, 3 апреля. День

Техас, окрестности реки Пекос

Как мы не спешили, а в график не вписывались. Двигаться по широким автострадам было реально опасно — хайвеи тянулись через множество городов и одноуличных городишек, а власть шла чересполосицей. В каком-нибудь занюханном Медоуз-Крик за порядком следил шериф из ополчения, и чужаков привечал сурово — через прицел. Приходилось искать объезд.

Объехали. На горизонте вырисовывается городище с домами выше двух этажей. А там орудуют «черногвардейцы» — тащат всё, что плохо лежит, а хорошо уложенное отбирают силой.

Объезжаем, отстреливаясь. Благо, броня «Хамви» спасала.

Кружили по грунтовкам, а то и вовсе по пустыне.

Дорогу на Альбукерке перегородила баррикада из старых автобусов и сорокафутовых контейнеров, а воинственные граждане сразу, не тратя время, открыли огонь на поражение.

Мы поспешно отступили. Глухими окольными тропами выбрались к Санта-Фе, а уже оттуда двинули к Пекосу.

Трижды нам удавалось переночевать у верных людей — на ферме или в обшарпанных мотелях, а чаще всего искали подходящее место для ночлега — где и оборону можно крепить, и чтобы вода рядом. Там и ставили палатки.

Разводили в яме костры, дабы не выдавать себя, готовили простенький ужин, и ложились баиньки, выставляя дозорных. Тревожные были ночи.

Впрочем, и на ферме старого Сайласа Хатча покой нам только снился. Я с Риткой, Инкой, Наташкой и Аней устроился в дощатом амбаре — на сеновале, куда вела приставная лестница. Девчонки больше всего боялись мышей, но никто не шуршал рядом, а я все прислушивался к ночной тишине, складывая из шума ветра и шелеста листьев звуки подкрадывающихся шагов. Заснул под утро, одолеваемый запахом увядшей травы.

А вот Пекос дал мне выспаться — в здешнюю глушь не совался никто. Стародавние ковбои поминали реку нехорошими словами. Тут никто не жил, даже апачи и кайова не селились на пустынных берегах. Охотой явно не проживешь, если только не считать добычей гремучек — этих ползуче-шипучих гадов было полно, целые ансамбли змеиных побрякушек.

Солнце палило нещадно, а дорога… А дороги не было. Джипы прокатывались по плотному песку, по гравию, порой сворачивая на мелководье, а иногда шмыгали через шоссе — там, где Пекос перекрывали мосты — к западу от Монаханс, или к востоку от Форт-Стоктона.

Останавливались часто. Например, чтобы заготовить дров для вечернего костра. Набирали выбеленный течением плавник, твердый, как кость; ломали сухую поросль меските… И глядели в оба — не извивается ли поблизости мерзкая рептилия?

Крайний лагерь разбили по-над берегом, на песчаном пятачке между скал. Турнули гадов, расставили палатки. Нагрели воды и запарили концентраты, изображавшие суп.

Заснули с мечтой о том, что это наша последняя ночевка на территории «Разъединенных Штатов»…

* * *

Объехав Ювалде, мы погнали по шоссе на юг, чтобы сэкономить время. Вероятно, это было нашей ошибкой, большой ошибкой.

Да, мы свернули с гладкой трассы, не доезжая Ларедо, но по пути нам встретилась колонна точно таких же «Хаммеров», как и у нас, только с пулеметами на крышах — и с четкими надписями по бортам: «Texas Rangers».

Нам очень не хотелось связываться с превосходящими силами противника. Да, именно противника — техасские рейнджеры напрочь отказывались признавать Ополчение, храня верность администрации Картера.

Вроде бы, законная власть, чего нам бояться? Только кто станет разбираться с «русскими шпионами и диверсантами»? Наверняка же Москва поддерживает инсургентов, в смысле, ополченцев!

А «Черную гвардию» Джимми в упор не видит — не с руки ему ссориться с deep state…

— Умар, — вытолкнул я, хватаясь за ручку, — выжми еще.

— Дорожка, блин… — напряженным голосом молвил Юсупов. Левое колесо приняло удар о бугор, и машина подскочила, скрипя и содрогаясь всеми своими стальными членами. — Видишь?

— Вижу, — буркнул я. — А еще мне видать облако пыли сзади. И что-то мне подсказывает, что это не школьные автобусы пылят…

— Онасыны секай! — прорычал спецназовец.

Держась одной рукой за поручень, другой я ухватил рацию.

— Первому! За нами погоня. Предполагаю, рейнджеры.

— Твою ж ма-ать… — интеллигентно выразился Синицын.

— Газу! Газу! Жмем! Девчонки, держитесь!

И началось ралли. Джипы дрифтовали на поворотах… не дороги даже, а колеи, заросшей прошлогодней бурой травой, частенько срезая петли, и ломясь через колючие кусты. Пару раз «Хамви» отрывал от земли все четыре колеса, и ухал обратно, а уж как мы не перевернулись на каменистой осыпи, понятия не имею.

— Вроде в отрыв ушли! — еле выговорил Юсупов.

— И не надейся, — мрачно сказал я, поглядывая в боковое зеркальце.

Клубы пыли все так же клубились за нами, хоть и вдалеке, а стоило догоняющим одолеть скалистый участок и вырваться из душного облака, как проступили те самые буквы.

— Рейнджеры!

Словно подтверждая сей факт, застрекотал пулемет. Очередь прошла стороной, срезая ветки антилопьего куста, да в нас и не целились, просто предупреждали — с развязной куртуазностью гопников.

— Жми!

— Жму! О, те самые места, вроде! Высоты Джеронимо!

Высоты представляли из себя цепочку огромных холмов с голыми плоскими вершинами. Их пологие склоны, заросшие травой и кустарником, порой обрывались неподъемными кручами.

— Говорит Чак! — зашипела рация. — С ходу забираемся на первую высоту! Вторую минуем по левому скату, там есть тропа, и выезжаем на третью! Хау!

— Хау, хау… — бурчал Умар, резко ворочая рулем.

Мотор взревел, заталкивая джип на возвышенность — по бокам с визгами скреблись ветки. Перевал. Глинистая плешь с промоинами.

Скатившись с холма, Юсупов бросил машину к той самой тропе. Тропинке! На ней умещались лишь левые колеса, а правые катили по косогору — возьмешь чуть левее, и загремишь с ускорением…

Девчонки визжали, я и сам замертвел, почти не дыша, боясь даже глянуть на водителя, чтобы не отвлечь ненароком. Опасно подпрыгивая и скрипя, «Хамви» объехал холм, и с ходу, рявкая движком, закатился на третью, самую высокую сопку.

— Тормози!

Внедорожник встал, копотя пылью, а я выскочил из кабины.

— Чак!

— Машины — бампер к бамперу! — отозвался индеец. — Здесь мертвая зона! К северу и к востоку — обрывы, рейнджеры станут атаковать с запада, где мы проезжали, там густой кустарник, и с юга, там кое-где деревья!

— Может, не будут? — с надеждой выдавил Синицын.

— Будут, Игорь Елисеевич, — вздохнул я. — Будут.

— Он уже здесь! — заорал обычно сдержанный Иван Третий.

— Кто? — испуганно заголосила Проклова.

— «Симург»! Беспилотник!

— Помнишь инструкцию? — гаркнул Рахимов, веселея.