Археолог: заветный ключ (СИ) - Рудин Алекс

— На всякий случай, имей в виду, — сказал я. — Я всё тот же бесшабашный Саня.

— Это мне и нравится! — еле слышно прошептала Света. — Приезжай в следующие выходные, пожалуйста!

— Непременно, — ответил я. — Надо ведь ещё добиться, чтобы тебя отпустили в Приморск. Очень не хочется ехать туда без тебя.

Приехав в Новгород, я даже не успел получить от профессора Ясина нагоняй за опоздание. Прямо у входа в общежитие меня перехватила Женька.

— Явился, — сурово сказала она. — Виделся со своей Светой?

— Виделся, — улыбаясь, ответил я.

— А работать за тебя кто будет? Если все начнут вместо работы бегать за девушками — получится бардак.

— Согласен, — ещё шире улыбнулся я. — Бардак — это замечательно! То есть, я хотел сказать, это недопустимо.

— Ты выглядишь, как кот, который объелся сметаной, — подытожила Женька. — Будешь теперь вкалывать на раскопе за троих.

— Запросто, — согласился я. — Но только с завтрашнего дня. А сегодня ты мне покажешь грамоты. Давно ведь обещала.

— А тебе интересно? — удивилась Женька.

— Конечно! Она ещё спрашивает! К тому же, я никогда не видел, как работают с берестяными грамотами.

— Тогда идём! Представляешь — только позавчера ребята наткнулись на грамоту тринадцатого века. И в ней говорится о князе Александре Невском.

— Ого! Её нашли возле собора Святого Николы?

— Ну да! Идёшь?

— Погоди минуту — только закину вещи в комнату и переоденусь.

Я поднялся на второй этаж, снял пиджак и повесил его на вешалку. Всё-таки, чужая вещь, которую надо вернуть владельцу.

Переоделся в привычную клетчатую рубашку, нахлобучил любимую шляпу и через минуту был в камералке.

— Вот, смотри!

Женька показала мне обычную литровую банку. В банку была налита вода, а в воде плавал свёрнутый в трубочку кусок бересты.

— Если тебе когда-нибудь попадётся берестяная грамота — сразу положи её в воду, чтобы не высохла, — строго сказала Женька. — Иначе потом береста обязательно треснет, и грамота будет испорчена.

— Понял, — кивнул я. — А как ты её разворачиваешь?

— Сейчас.

Деревянным пинцетом Женька осторожно вытащила грамоту из воды и мягкой кисточкой принялась счищать с неё грязь. Под серым налётом проступала жёлтая внутренняя поверхность берёзовой коры.

Очистив грамоту, Женька опустила её в фотографическую кювету — лоток, в котором фотографы когда-то разводили химикалии для проявки фотографий.

Затем Женька налила в кювету кипяток из алюминиевого электрического чайника.

— Теперь надо подождать, пока береста распарится, — сказала девушка. — А потом я её разверну и высушу между стёклами, вот как эту.

Женька показала мне кусок бересты, зажатый между двумя стёклами. Между собой стёкла соединяла синяя изолента.

Между надрывов и прожилок бересты я увидел чёрточки, выдавленные чем-то острым.

— Та самая грамота, о которой ты говорила? — спросил я.

Женька кивнула.

— Ага. Видишь, какие чёткие буквы? Повезло. Я пока грязь отмывала, сразу её и прочитала. А обычно приходится ждать, чтобы грамота совсем высохла.

— И что здесь написано? — спросил я.

— Это записка новгородскому посаднику Михаилу Фёдоровичу от какого-то боярина. Он сообщает, что тайно снял с тела князя Александра заветный ключ и успешно привёз его в Новгород. Это позволяет точно датировать грамоту. Ведь Александр Невский умер в тысяча двести шестьдесят третьем году. Скорее всего, грамота написана вскоре после его смерти.

— А что за ключ? — спросил я. — Никогда о таком не слышал.

Женька пожала плечами.

— Я тоже.

Январь 1241-го года. Псков

— Выйди к боярам, князь!

Епископ Герман навис над князем Ярославом, словно ворон над издыхающей в снегу коровой. Прищуренные глаза цвета холодной осенней воды смотрели прямо в лицо Ярослава.

— Зачем? — поёживаясь, спросил князь.

Князю Ярославу нездоровилось. То ли продуло сквозняками в старом тереме псковского кремля, то ли сказалось нервное напряжение последних месяцев. Князь мёрз, сидя возле жарко натопленной печи, дрожал, кутался в заячью шубу.

— Таков порядок. Надо разъяснить народу, что теперь Псков находится в военном и торговом союзе с Тевтонским орденом. Пусть бояре объяснят народу, что немецкие управляющие, которых назначил орден, приставлены тебе в помощь, а не для надзора.

— А без меня это решить нельзя? — тихо спросил Ярослав.

Епископ Герман с презрением смотрел в седой затылок князя. Эх, если бы этот русский не был так нужен ордену! Отравить его, и больше не возиться с этим никчемным правителем, в котором упадок сил то и дело сменяется приступами уязвлённой гордости!

Но пока обойтись без князя Ярослава было нельзя. Он один имел законные права на псковский престол. Благодаря Ярославу, война ордена против Пскова выглядела не захватом чужих земель, а возвращением их законному господину. Пока законному.

И ведь не пойдёт. Упрётся и останется сидеть на деревянном стуле возле печки, кутаясь в потрёпанную шубу. Как будто совесть заела князя Ярослава после того, как псковские бояре предали свой народ и открыли ворота немецким рыцарям.

Епископ Герман не верил в совесть, считал её слабостью. Есть воля ордена и воля Господа. И эти воли надо исполнять, несмотря ни на какие препятствия.

— Ты должен править Псковом, — терпеливо объяснил епископ Ярославу. — Ордену необходим союз с псковскими землями. Надо, чтобы псковская дружина выступила заодно с орденом против Новгорода. Тогда и ты сможешь расширить свои владения за счёт новгородских земель.

Епископ говорил это и видел перед собой потухшие глаза князя Ярослава. Нет, такого человека нельзя оставлять на псковском престоле. Это не помощник, а обуза!

Ох, не вовремя умерла немецкая жена князя! С её помощью епископ Герман крепко держал Ярослава в руках. А эта новая жена — как её? — Ефросинья! Что за варварское имя! Несмотря на то, что молода, и осталась в Медвежьей Голове — кто знает, что она шептала князю Ярославу по ночам? Не заступалась ли за свою родину? Может, потому князь теперь и сторонится немецких союзников?

Епископ Герман чуть не сплюнул на дощатый пол горницы. Рыцарские привычки, что поделать! Чёртовы политические интриги! Без князя Ярослава Псков не удержать. Взбунтуются псковские мужики, разбегутся бояре, подтянется помощь из Новгорода… И рыцари не устоят. Надо, надо закрепляться в Пскове! Только тогда можно будет всерьёз схватиться с Новгородом!

Именно этого ждут от епископа Германа купцы из Любека и Бремена. Они обещали снабдить епископство и орден деньгами для войны с Новгородом. Ещё бы! Если орден победит, именно немецкие купцы смогут прибрать к рукам всю русскую торговлю. А это лес, дёготь, пушнина, лён! Все товары, которые немцы сейчас покупают у Новгорода за серебро, достанутся им даром! А серебро зазвенит в карманах рыцарей и епископа Германа.

— Вот что, князь, — настойчиво сказал епископ. — Сейчас не время раскисать. Выйди к боярам и посаднику и объяви свою княжескую волю.

Ярослав нехотя поднялся. Возле двери остановился, оглянулся на епископа Германа.

— А ты?

Худое лицо епископа скривилось.

— Это твои бояре, я им не указчик.

А мне, хотел спросить Ярослав, но сдержался. Молча вышел из горницы.

А епископ Герман, едва проводив князя взглядом, уселся за дубовый стол. Он только что придумал выход! У этого слабака остался сын от немецкой жены, Ярополк. И по всем русским законам он является наследником своего отца.

Конечно, псковские бояре никогда не примут сына немки. Но это и не нужно. Можно использовать Ярополка по-другому.

Из привязанного к поясу мешочка епископ достал походную чернильницу, гусиное перо и небольшой лист пергамента. Положил пергамент на стол, разгладил его. Попробовал пальцем перо — острое ли. И принялся писать послание в Медвежью Голову, сыну князя Ярослава.

В этом письме епископ по-родственному сообщал Ярополку, что его отец собрался вызвать в Псков свою молодую жену. Здесь она должна родить Ярославу наследника, которого признают псковские бояре и народ. А Ярополк будет лишён наследства.