Фрол Владимиров - Пепел Клааса
Врач ответил не сразу, поскольку занят был поглощением свиного окорока. Переместив тщательно пережеванное и обильно смоченное пивом мясо в пищевод, Гогенгейм пояснил:
— Некий барон по имени Йорг фон Рабенштейн послал ко мне с просьбой вылечить возлюбленную его сына. Девица будто бы тает на глазах, никто из врачей не берётся лечить её, ибо недуг телесный неотделим в ней от болезни душевной. Сын же барона говорит, что руки на себя наложит, ежели девица покинет сей свет.
— И Вы решились отправиться к барону? — изумился Мартин. — Вся округа говорит, что там замешана нечистая сила.
— Отчего же такие слухи?
— Сын барона ещё в отроческие годы будто бы печально бродил целыми днями по лесам да полям, а то и ночи проводил под открытым небом. Поговаривали даже, что видели, как он вместе с ведьмами отправлялся на Броккен в весеннюю ночь, когда вся начесть собирается на шабаш.
— Бродить по лесам и полям, что ж в этом дурного?
— Сын барона словно бы отрёкся от мира, но не так как это делают люди, посвятившие себя монашескому пути и служению Церкви, — Мартин перешёл на полушепот. — На безумного он тоже не похож, ибо многие суждения его здравы, хотя и кажутся нелепыми. Я сам разговаривал с людьми, которые его знают.
— О, да Вы — просто находка, господин бакалавр! — оживился Гогенгейм. — И в чём же суть его рассуждений?
— Будто бы он, терзаемый чёрной меланхолией, говорил, что не знает, зачем человеку жить на свете. Отвергал все знания, будь то философия, теология или какие иные науки, внимал голосам деревьев, птиц и трав, искал в реках нимф, в горах — гномов, не занимался ни военным ремеслом, ни учением, бросил университет, хотя и делал большие успехи.
— Да он один из немногих здравомыслящих людей, как я погляжу. Задаваться вопросами о смысле бытия, доискиваться до корня всех вещей суть добродетель, коя свидетельствует о подлинном здравомыслии.
— Вы называете это здравомыслием? — Шварц приподнял брови. — Подобное поведение не лишено, конечно, некоторого обаяния, но…
— Барон более трудолюбив, чем все профессора, короли и ремесленники вместе взятые! — перебил Вильгельм. — Он исследует пути Божьи, притом не в обход, через книги да лекции, но бросаясь в самую пучину тварного мира. Разве не больше благодати в поисках нимф, нежели в поисках наград? Разве не лучше стараться постичь происхождение великанов, нежели уразуметь тонкости придворного этикета? И больше благодати в постижении Мелюзины, нежели — конницы и пушек. И более благодати в познании подземного горного народца, чем фехтования или дамского угодничества. Впрочем, последнего соблазна, как следует из слов господина бакалавра, благородному мудрецу так и не удалось избегнуть. Что это за красотка, которая сумела отвратить столь блистательного юношу от полезнейших занятий и вернуть на стезю суеты?
— Об этом ничего не знаю наверняка, — покачал головой Мартин. — Говорят, она тоже связана с дьяволом. Во всяком случае, ещё до её болезни они были любовниками несколько лет, но так и не обвенчались. Должно быть, из страха перед церковным таинством.
— Где же сейчас обретается юная ведьма? — полюбопытствовал Шварц.
— Ведьма она или нет, не могу судить, дабы не впасть в грех, — ответил Мартин. — Но живёт она будто бы в замке барона.
— Вечная невеста! — причмокнул крестоносец. — Как все же славно, что мир не настолько оскудел загадками, чтобы оставить нам лишь военное ремесло и науки!
Тут все обратили внимание на маленького Теофраста, который с ужасом смотрел в сторону окна.
— Что ты там увидел, сын? — спросил врач неодобрительно.
— Там кто-то есть, — прошептал Теофраст.
— Ты просто наслушался рассуждений про нимф и эльфов — существ, которых мы редко видим, а потому боимся даже слышать о них. Но настанет время, и ты многое поймёшь о сих чудных созданиях Божьих.
За окном мелькнула тень. Мартин отпрянул назад.
— Святая Анна, спаси! — закричал он.
За стеной раздался протяжный свист, вскоре потонувший в грохоте копыт и конском ржании.
Крестоносец вскочил, выхватил меч и рубанул изо всех сил по полусгнившей оконной раме. На пол плюхнулась окровавленная голова — щетинистая и ещё вращавшая глазами.
Поднялся переполох. Сидевшие у входа бросились в двери. Хозяйка пронзительно завопила. Благородные господа рухнули с арбалетными стрелами в горле, не успев обнажить мечи.
Рыцарь швырнул Мартина и Вильгельма на пол, так что оба больно ударились. В следующее мгновение в окна влетели две стрелы, предназначенные для них. В дверях завязалась схватка. Задние напирали на передних, нанизывая несчастных на мечи разбойников, рвавшихся в корчму.
Грохот столов перемежался со звоном бьющихся кружек. Недопечённый поросёнок плюхнулся в лужу крови рядом с человечьей рукой, рёв озверевших бандитов мешался с воплями избиваемых.
Конрад ловко орудовал мечом, разя насмерть и калеча без промаха. Разбойники отпряли, он занёс уже было ногу, чтобы вылезти в окно, но его обложили вновь.
— Уходим через окна! — заорал он. — Валите столы!
Вильгельм и Мартин мигом воздвигли деревянную баррикаду, одновременно отбиваясь от разбойников и от опешивших посетителей заведения. Лишь они втроём оборонялись стройно, остальные рубили направо и налево без разбору своих и чужих.
Шварц схватил Теофраста, и бросился в окно. Вскоре четвёрка оказалась на улице. Теперь преимущество было на стороне Шварца и его спутников. Многие из разбойников прекрасно владели мечом, но когда Конрада охватило его ледяное неистовство, на головорезов посыпались удары такой силы и точности, что мнилось, будто меч летает в воздухе сам по себе.
Корчма полыхнула, озарив поле боя. Рыцарь орудовал в толпе разбойников как волк среди ягнят. Вильгельм уже вёл коней, как вдруг Теофраст метнулся к горящей избе.
— Теофраст! — крикнул врач что было сил. — Теофраст, вернись!
Мальчик скрылся в огне.
Мартин, находившийся ближе всех к корчме, бросился за ребёнком, Вильгельм спешился, чтобы последовать за ним, но путь ему преградили двое.
— Теофраст, вернись! — кричал он, отбиваясь от разбойников. Те играли с ним, как кошка с мышкой, то позволяя приблизиться к пылающей корчме, то отбрасывая назад. Наконец, решив, что мальчик уже сгорел, безухий ландскнехт с заячьей губой занес алебарду над обречённым, но тут из-под его камзола показалось окровавленное стальное жало. Заячегубый рухнул на землю без единого звука. Шварц схватился со вторым разбойником, тесня его всё дальше к корчме.
— Иногда расплата настигает негодяя, — заметил Конрад, и молниеносным движением отсёк противнику стопу. Как подкошенный, упал он в огонь. Пламя быстро охватило одежду.
Крестоносец обернулся. Мартин нёс на руках мальчика. Плащ его дымился, один край горел. Вильгельм подбежал, чтобы принять Теофраста. Тот кашлял, не переставая, в руках сжимал сумку и кожаную книгу. Вскочили на коней: впереди Шварц, за ним Гогенгейм с сыном, замыкал кавалькаду Мартин.
— Что же столь драгоценного в той книге и мешке, что Вы, благородный Теофраст, ринулись за ними в огонь? — поинтересовался Шварц, когда они отъехали на почтительное расстояние. — Уж не философский ли камень Вашего отца?
— Сейчас содержимое сумки важнее философского камня. Там снадобья, без которых мы не вылечим ни баронского сына, ни его невесту. А что до книги, то если и есть на свете какой фолиант, где были бы собраны самые ценные сведения о философском камне, то он в моих руках.
— О, да Вы, как я погляжу, знаете цену вещам. И кто же автор сего многообещающего труда?
— Мой отец.
— Стоило ли спрашивать.
Некоторое время путники ехали в молчании. Небо расчистилось, из-за деревьев выглянула луна. Лес переливался шорохами, ворожил причудливыми трелями.
— В город мы уже не попадём, а искать постоялый двор придётся долго. Не расположиться ли нам под открытым небом?
Ответом было молчание. Приключение с разбойниками явно не располагало учёных мужей к ночлегу в лесной глуши.
— Мы могли бы охранять нашу стоянку по очереди, — настаивал крестоносец. — Это всё же лучше, чем бодрствовать до рассвета. Да и коней мы изрядно загнали.
— Как, однако, быстро вспыхнула корчма, — заметил Мартин, видимо желая сменить тему. — Точно смолой пропитали. Хотя пол дня дождь лил.
— Сие, должно быть, проделки дьявола, не так ли господин бакалавр? — съязвил ливонец. — Так как насчёт привала?
— В нём нет необходимости, господин Шварц, поскольку Вы с господином Гогенгеймом почти у цели.
— То есть? — удивился Вильгельм.
— Замок барона за тем холмом. Думаю, господин Гогенгейм позаботится о том, чтобы Вам устроили достойный ночлег.
— А Вы, дорогой бакалавр? — недоумевал врач. — Разве Вы не воспользуетесь гостеприимством барона? В конце концов, Вы виновник спасения Теофраста и снадобий, без которых нам и вправду было бы трудно взяться за лечение. Что до книги, то Теофраст знает её почти наизусть, и сгори она нынешней ночью, мы восстановили бы её по памяти. Как бы там ни было, у барона есть все основания быть Вам признательным.
