Фрол Владимиров - Пепел Клааса
Вдруг замковая гора, Город и весь континент озарились ярким светом. Рядом с полуденным оранжевым солнцем на небе разгоралось ещё одно — белое с лилово-красно-зелёным трехгранником внутри. Всепроникающий блеск отвлёк богов от внутреннего созерцания. Они открыл глаза. Светящимся шаром Зал Премудрости таял в Неисповедимом.
Божественный сонм встрепенулся, предчувствуя торжественное действо: начиналась следующая эра преображения, неизбежно отмеченная страданием. Страдание на сей раз добровольно, свободно — как свободно божество, покорно — как святая обреченность.
Богини встали, боги расступились.
Одна из них направилась к горе,
в руках держа две избранные ветви,
что ясень у подножья ей отдал.
И к божеству вершины подойдя,
которое в тот миг именовалось
верховным богом среди всех богов,
его крестом и болью осенила
и окропила мутною водой.
Роги взревели,
крона ясеня дрогнула,
гора сотряслась,
открылись источники,
стонут корни,
ниц боги поверглись
пред ликом избранника,
в мир нисходящего.
Творением стал он —
себя сотворивший,
узником плоти —
тело воспринявший.
В мир сошел он,
отвергнув бессмертие.
Средь рода людского
теперь он презреннейший.
Любовь породила
боль и страдание,
страдание — веру,
от веры — прозрение.
Огонь догорел,
Светлый пепел остался —
пепел кла…
В дверь постучали.
Примечания
1
Господи, я не достоин, чтобы Ты вошёл под кров мой, но скажи только слово и исцелится душа моя. (Лат.)
2
«Моему дорогому Хельмуту. Всегда будь мужествен, что бы ни случилось. Ты мой герой».
3
Эдечка, когда ты приедешь? Мама говорила, ты приедешь через два года. Здесь в Германии хорошо. Эдечка приезжай, я тебя жду. (Диалект.)
4
— Алло, — раздаётся приятный женский голос. — Герда, это Эдуард. — Эдуард? — в голосе слышится удивление и тревога. — Ты раньше не звонил в это время. Что-то случилось? — Нет, нет. Всё в порядке. Я просто хотел спросить, как дела у Хельмута. — Замечательно. А почему ты спрашиваешь? Тон родственницы кажется Эдику неуверенным. Он хочет переспросить ещё раз, но не знает, как начать. Герда сама прерывает паузу: — Ты просто так спрашиваешь, или уже что-то узнал? — Что? Что узнал? — Не знаю, как тебе и сказать. Хельмут, он… — Что? — взрывается Эдик. — Что с ним? — Нет, нет, у него действительно всё нормально. Тебе нет нужды беспокоиться. Он, как бы это… Ну, в общем он не как прочие дети… — Он инвалид? Инвалидность — вот первое, что приходит Клаасу на ум, когда он слышит подобное. Горло сдавило. — Нет, как раз наоборот, — энергично тараторит Герда. — Он может делать то, что для обычных людей невозможно. Пару месяцев назад я заметила это в первый раз. Он собирался в детский сад и сказал, что не хочет сегодня идти, потому что фрау Зайферт нет. Я спросила, с чего он это взял. И тогда он сказал, что фрау Зайферт в больнице. Затем выяснилось, что ночью её увезли в реанимацию, и никто об этом не знал. Дальше больше… Учёные в Мюнхене его обследовали… — Что? — перебивает Эдик — Ты позволила исследовать моего сына без моего согласия? Он не подопытный кролик, чёрт возьми! А ты не подумала, что он пережил во время всех этих опытов? — Ах, Эдуард, — возмущается Герда. — Я несколько раз пыталась до тебя дозвониться, но так и не смогла. Это правда. Эдик отключил домашний телефон, а его нового сотового она не знала. — Ты просто не можешь себе представить, что значит ухаживать за ребенком, который читает твои мысли, видит через стены! — Что?
