Кен Фоллетт - Игольное ушко
Но еще больше скучал Блоггз, которому приходилось всего лишь сидеть и наблюдать за ним.
Наконец настал момент, когда Паркин не выдержал.
– Вы не отозвали бы меня с фронта, чтобы помочь в расследовании убийства четырехлетней давности. С этим точно можно было подождать до конца войны. К тому же на всех этих снимках – немецкие офицеры. Так что если вы занимаетесь делом, о котором мне лучше помалкивать, так сразу и скажите.
– Это дело, о котором вам лучше помалкивать, – с готовностью подтвердил Блоггз.
И Паркин снова занялся просмотром.
В большинстве своем фотографии были старые, потемневшие или, наоборот, выцветшие от времени. Иногда Паркин брал в руки лупу, предусмотрительно предоставленную Миддлтоном, чтобы ближе всмотреться в мелкие лица на групповых снимках, и каждый раз пульс Блоггза в волнении и надежде учащался, но ненадолго, так как сержант опять откладывал увеличительное стекло в сторону и брался за следующее фото.
Обедать они ходили в ближайший паб. Эль там подавали слабенький, каким стало все пиво военного времени, но Блоггз все равно ограничивал Паркина двумя пинтами – дай ему волю, парень выдул бы целый галлон.
– Мистер Фабер был человеком тишайшим, – рассказывал Паркин. – Никогда бы на него не подумал. Но учтите: наша хозяйка выглядела внешне очень даже ничего. И ей этого хотелось. Задним числом я теперь думаю, что и сам бы от нее не отказался, если бы знал, с какой стороны подкатиться. Но мне тогда было всего восемнадцать.
Они ели хлеб с сыром, а Паркин проглотил с дюжину маринованных огурчиков. На обратном пути они остановились у порога архива, чтобы сержант смог высадить очередную сигарету.
– Странным остается то, – сказал он, – что Фабер – такой рослый красавец с виду и явно образованный – казался нам полным ничтожеством, поскольку плохо одевался, ездил на велосипеде, да и денег у него не водилось. Теперь я догадываюсь: с его стороны это была просто хитрая маскировка.
Он посмотрел на Блоггза, ожидая подтверждения своей догадки.
– Вполне возможно, – уклончиво ответил полисмен.
И в тот же день ближе к вечеру Паркин обнаружил не один, а сразу три снимка Фабера. Причем последнее фото оказалось сделано всего одиннадцать лет назад.
А у мистера Миддлтона нашелся даже негатив.
Генрих Рудольф Ганс фон Мюллер-Гюдер (известный также как Фабер) родился 26 мая 1900 года в городке Ольн в Западной Пруссии. Семья его отца на протяжении нескольких поколений владела в тех краях огромными земельными угодьями. Его отец был вторым сыном, как и сам Генрих. А всем вторым сыновьям на роду написана армейская карьера. Его мать – дочь высокопоставленного чиновника Второго рейха – родилась и воспитывалась, чтобы стать женой аристократа, что и случилось.
В тринадцать лет Генриха отправили в кадетский корпус в Карлсруэ, а через два года перевели в значительно более престижное военное училище Гросс-Лихтерфельде, находившееся рядом с Берлином. Оба этих заведения славились своей железной дисциплиной, которую будущим офицерам прививали шпицрутенами, ледяными ваннами и отвратительным питанием. Но именно там Генрих в совершенстве овладел английским и французским, основательно изучил историческую науку и сдал выпускные экзамены с наивысшими оценками, каких не получал никто еще с предыдущего века. В его школьном личном деле значилось только три из ряда вон выходящих события. Однажды в одну из самых суровых зим он взбунтовался против произвола командиров и ночью сбежал из училища, пешком проделав путь в сто пятьдесят миль до дома своей тетки. Потом во время занятий борьбой сломал руку инструктору. И как-то раз его подвергли публичной порке за неповиновение приказу.
В 1920 году он недолго прослужил прапорщиком-кадетом в нейтральной зоне Фридрихфельд близ Везеля; завершил же офицерское образование в училище в Меце в 1921 году, а в 1922-м получил звание младшего лейтенанта.
– Как это ты сказал? – спросил Годлиман Блоггза. – Немецкие аналоги Итона и Сэндхерста? В самую точку.
В последующие несколько лет он сменил с полдюжины мест службы, нигде не задерживаясь, – обычный способ подготовки для будущего офицера Генштаба. Все это время он показывал отличные спортивные результаты, выбрав своей специализацией бег на длинные дистанции. Близких друзей не заводил, жениться упорно не желал и отказался вступить в Национал-социалистическую партию. Звание лейтенанта ему присвоили с опозданием, только в 1928 году, и это оказалось связано со скандалом – от него забеременела дочь подполковника из министерства обороны. А вот привычку общаться с вышестоящими офицерами на равных ему прощали как прусскому аристократу и молодому офицеру, которому прочили блестящую карьеру.
В конце 1920-х годов адмирал Вильгельм Канарис подружился со старшим братом отца Генриха, его дядей Отто, и несколько раз проводил отпуск в семейном имении в Ольне. В 1931 году там же гостил Адольф Гитлер – в то время еще не канцлер Германии.
В 1933 году Генриха произвели в капитаны и направили в Берлин, не указав, на какую должность и в какое ведомство. Этим же годом датирована и его последняя фотография.
С того времени он не упоминался ни в одном документе, словно перестал существовать…
– Остальное мы можем реконструировать сами, – сказал Персиваль Годлиман. – Он проходит обучение в школе абвера, где усваивает приемы радиопередачи, кодирования, составления карт, взлома, шантажа, диверсионной работы и, разумеется, убийства. В Лондоне он появляется приблизительно в 1937 году, имея достаточно времени в запасе, чтобы обосноваться здесь под надежным прикрытием, а возможно, и двумя. Его инстинкты волка-одиночки только обостряются на шпионском поприще. И когда начинается война, он уже считает, что получил лицензию на убийства.
Профессор бросил взгляд на снимок, лежавший на столе.
Вполне привлекательный мужчина, ничего не скажешь.
Коллективная фотография команды бегунов на пять тысяч метров Десятого ганноверского батальона горных егерей. Фабер запечатлен в самом центре с кубком в руках. У него высокий лоб, короткая стрижка, удлиненной формы подбородок и тонкогубый рот, украшенный сверху узкой полоской усиков.
– Он сильно изменился с тех пор? – спросил Годлиман, снова показывая снимок Паркину.
– Мне он казался намного старше, но это, вероятно, потому… как он себя вел. – Паркин вгляделся в фотографию внимательнее. – Волосы он тогда отращивал длиннее, а усы сбрил. Но это точно он.
Паркин вернул фото профессору.
– В нашем досье на него имеется еще два документа, но оба носят спекулятивный характер, – продолжал Годлиман. – Согласно одному из них, он перешел на работу в разведку в 1933 году, но такой вывод делают почти всегда, если открытое офицерское дело без видимых причин обрывается или засекречивается. Другой вариант на первый взгляд выглядит чистым вымыслом, не подтвержденным ни одним надежным источником: якобы в течение нескольких лет наш Генрих являлся тайным советником у самого Сталина, пользуясь кодовым именем Василий Занков.
– Абсолютно невероятная история, – заметил Блоггз, – в нее невозможно поверить.
Годлиман пожал плечами.
– Но ведь кто-то убедил Сталина казнить своих лучших военачальников, когда Гитлер начал приготовления к войне.
Блоггз покачал головой и сменил тему.
– Хорошо. Как мы будем действовать дальше?
После некоторых раздумий Годлиман сказал:
– Мы пошлем запрос о переводе сержанта Паркина в наше распоряжение. Он единственный, кому Die Nadel знаком лично. Кроме того, он теперь слишком много знает, чтобы отпускать его на фронт, где он может попасть в плен и подвергнуться особым методам допроса. Затем мы должны изготовить первоклассные копии этой фотографии. Пусть над ней поработают лучшие ретушеры, добавят ему волос и уберут усики. Потом мы пустим эти снимки в оборот.
– Вы хотите объявить его в общенациональный розыск? – спросил Блоггз с сомнением в голосе.
– Нет. Начнем исподволь. Если мы поместим фото в газетах, он об этом узнает и исчезнет. Пока мы раздадим эти снимки только полицейским.
– И это все?
– Думаю, да. Если только у тебя нет каких-то своих соображений.
– Сэр! – откашлявшись, обратился к нему Паркин.
– Слушаю.
– Мне бы очень хотелось вернуться в свое подразделение. Только не поймите меня превратно, но я не очень-то гожусь для бумажной работы.
– Простите, сержант, но выбора у вас нет. В данный момент не имеет решающего значения, возьмем мы еще одну итальянскую деревушку или нет. А вот этот человек – Фабер… Из-за него мы можем потерпеть в войне поражение. И поверьте, я нисколько не преувеличиваю.
11
Фабер отправился на рыбалку.
Он разлегся на палубе тридцатифутовой парусной яхты и наслаждался весенним солнцем, пока лодка двигалась по каналу со скоростью не более чем в три узла. Одна его рука лениво лежала поверх румпеля, а в другой он держал удочку, леска от которой тянулась вслед за лодкой.
