В. Бирюк - Фанфики
Интересно было бы посчитать цену суевериям в денежном выражении.
«Вера размером в горчичное зёрнышко двигает горы»… А в валютном эквиваленте?
Надо ввести количественную оценку «силы веры». Можно раздельно: индивидуальной и общественной.
Андрей Боголюбский вбил в «крашенную доску» 40 фунтов золота. Какая доля его состояния была на это потрачена? А по сравнению с валовым национальным продуктом в масштабе всего Отечества?
Вот осиротевшая семья отказывается от огромной суммы. Исключительно по религиозным основаниям. «Заплати и спи спокойно». Что налоговая инспекция, что господь бог. «Спасибо тебе боже, что взял деньгами».
Никодимке я доли в возврате не дал. Я не предложил, а он не попросился. Будем считать, что радость от соучастия в благом деле по отъёму достояния у вдовицы, есть достаточное вознаграждение для истинно верующего православного человека.
А на сэкономленные деньги купили лебедей. Не в пруд для любования, а на стол для поедания.
Здесь едят лебедей и журавлей. Если на Западе «гвоздём» стола является жареный бык, или вепрь, то на «Святой Руси» — лебедь. В сказках и былинах хозяйка «рушит лебедю» — разрезает на куски для гостей.
Цены… умом понимаю, а инстинктом вздрагиваю.
«Жила-была курочка Ряба. И снесла она яичко. Да не простое, а золотое».
Я думал, это — сказка. А это жизнь. «Простое» означает — «серебряное». По здешним ценам.
На «Святой Руси» едят преимущественно говядину и телятину. Две трети костных остатков на городищах — крупный рогатый скот. Ещё четверть — свиньи. Всё остальное…
Курица стоит по «Русской Правде» — две ногаты. 5 г. серебра. Хоть вирнику её скармливай, хоть виру за покражу плати. А я столько за Терентия давал. Человек по цене курицы.
Лебедь или журавль — как овца — 30 кун, 30 граммов серебра. А корова — полгривны — 25 кун.
Причина понятна: на Руси постоянно не хватает хлеба, птицу надо подкармливать зерном. А вот коровы питаются травой.
У древних ацтеков индейки были слишком дороги из-за потребляемого зерна. Специально выведенная порода мясных собак — тоже накладно. Поэтому ритуальное людоедство в Мезоамерике сохранялось столь долго — элите не хватало животных белков. В Теночтитлане проигравшую футбольную команду съедали не фигурально, а натурально-ритуально.
…
Моя слава — «Ванька-колдун» — людей сперва оттолкнула, а после народ к Николаю валом повалил. Типа бизнес-переговоры. Но с обязательным:
— а этого-то… ну… «лысого рябинёнка»… поглядеть бы… а то моя спрашивать будет, а я на дворе-то был, а самого-то и не видал…
Первый раз я не понял: позвали на рукобитие. Партнёр Николая поглядел на меня, повздыхал, ничего сильно сатанинского не углядел, полез, было, мне глазик выковыривать. Но тут Николай произнёс:
— И, стало быть, ты, Мусий Карпыч, пригоняешь 12 овец добрых по 20 кун. Об чём и руки бьём.
Хлопнули по рукам. Тут до купчины, увлёкшегося моей лысиной, дошло. Он проморгался и возмутился:
— Дык… Как же ж… Мы ж по 30 сговаривались… Не, нечестно! Голову задурил, вокруг пальца обвёл…!
— Мусий, ты ж хотел на «Зверя Лютого» посмотреть? Вот — за посмотр денег берут.
— Хотел. Но… Николка! 120 кун! За один погляд!
— Чего это за один? За три: «Зверя Лютого» живьём поглядел — раз, «живого мертвеца» ходячего — вот он, с копьём стоит, на ходу посмотрел — два. И главное: Покров Богородицы! Ты где от него хоть нитку увидишь? В Влахернах? А ну-ка скатайся в Царьград да прикинь — во что тебе встанет! Не, это ты мне голову задурил, надо было втрое с тебя взять!
«По улицам Слона водили,
Как видно напоказ —
Известно, что Слоны в диковинку у нас —
Так за Слоном толпы зевак ходили».
Немалое количество попаданцев ошиваются в коллективах бродячих цирковых и прочих артистов. Предполагается, что среди этой братии — маргиналу легче адаптироваться. Как-то я сомневаюсь, что мои современники поголовно умеют глотать шпаги, ходить по канату и жонглировать тремя и более предметами.
А вот работать уродцем на показ… Ну и плевать — мне не стыдно. За эти деньги на стол и четырёх лебедей поставим.
Честно говоря, как-то раньше никогда средневековых банкетов не организовывал. Как-то даже растерялся.
Нет, понятно, что украшать помещение бумажными цветами и плакатами типа: «Привет участникам автопробега по бездорожью и разгильдяйству» — не нужно. Картин на стены — тоже. А оружия памятного — у нас тут нет. Может, драпировки какие? — Нельзя. Пожаробезопасность. Там факела гореть будут. Зажигаемые пьяными слугами.
Я не понял — переспросил. Объяснили придурку двадцатьпервовековому. Банкеты, и в Древности, и в Средневековье, идут с утра. Отсутствие или дороговизна источников искусственного освещения требует проведения мероприятия при освещении естественном. Все древнегреческие и древнеримские вакханалии и оргии происходили при солнечном свете.
На «Святой Руси» — аналогично. Но есть детали: сбор проводится около полудня. Как колокола к обедне прозвонили, так и начали. К закату приличная часть гостей разъезжается. А «неприличная» продолжает квасить и орать песни. Под светом факелов, воткнутых в держатели на стенах. Прислуга к этому времени уже пьяная. Поэтому под каждый факел ставят ведро воды.
Вы думаете: главная проблема — как гостей рассадить? — Фигня! Главное — куда коней поставить. И чем занять прислугу гостей, чтобы с безделья не напились. Потому что трезвый возчик пьяненького боярина до дому довезёт, а наоборот — нет.
И так — на каждом шагу. Плюс оттенки «вежества» в данный конкретный момент времени-места-социума.
Коням гостевым овса давать? — Да. Вволю. Иначе — скупердяи живут. Некоторые умники по гостям для того и ездят, чтобы коней накормить. Хорошо — здесь шестериков нет, максимум — тройки. Стол скоблить или скатертью накрыть? — Скоблить и накрыть. Без скатерти — бедные или жадные, скатерть на грязной столешнице — ленивые да нерадивые.
Всё — бегом, всё — быстрее. Людей — нет, те же скатерти вытащили, а они… год не стираны. Нашли прачек в городе. Но — плати. Гляжу: Яков к Николаю заходит:
— На.
Подаёт браслет серебряный.
— О! А откуда? В какую цену писать?
— Снят с битого мадьяра под Теребовлей. Цену… сам придумаешь.
Я, после покупки Терентия, велел Николаю записывать — сколько мои люди в мои дела своего личного имущества вложили. Так что, у нас уже складчина получается.
Очередная инновация: по здешним обычаям для боярина — позор. Но я же демократ! И мотивация у людей усиливается. «Ничто так не спаивает коллектив, как совместный труд на мою пользу». Или — вложение капиталов.
Акиму-то хочется… покрасоваться. Уесть всех. Но… «по одёжке протягивай ножки». Даже если одёжка — боярская. Слава богу — у меня старшие опытные товарищи есть — урезонивают «новооглашённого столбового». Постепенно планируемое литроприятие сползает на нормальную пьянку: чтоб было выпивки вдоволь, чуток закуски, в начале чтоб побренчали… а дальше нам бы поговорить по душам.
И вот, пришло то, чего на фондовых и валютных биржах не бывает: «чёрное воскресенье». Вполне по Шаову:
«Как мне не выпить! Бегаю, как маятник,
В глазах горят бенгальские огни.
Ну, выходные, сами понимаете —
У мужиков критические дни».
Начал народ собираться. Прислуга наша вся в дорогих одеждах ненадёванных — из сундуков, что осталось, повытаскивали. Аким мытый, благостный, с цепью серебряной, в шапке собольей — с этих ещё времён мода пошла. Дорогущая, зараза! На крыльце стоит — гостей встречает, поклоны принимает да возвращает.
А я по службам надворным — мелким бесом: ой, этого нет, ой, не сварилось — не сготовилось, ой, того-сего-третьего не хватает… Да и пофиг — выше головы не прыгнешь, всего надобного не переделаешь.
Что внушает оптимизм — «бражки креплёной» у нас вволюшку. Как гласит русская народная мудрость: «сколько гостя не корми — он всё равно напьётся».
От позора нас спасло опальное положение Акима. Из двух сотен приглашённых гостей явилась треть. И ещё треть прислала всяких «младших помощников третьего дворника» — поблагодарить за приглашение и отдариться по мелочи.
Только колокола отзвонили — гость валом пошёл. Встречаем, рассаживаем, о здоровье, о погоде… подарки принимаем, отдариваемся… Ну, это не моё. Не хочу светиться, неуютно мне недоросля-ублюдка изображать. Я больше по коням, да по возчикам, да по прислуге… Такие смешливые служаночки попались… Не дали ближе с девчушками познакомиться — зовут за стол.
— А вот сынок мой Ванечка. Хоть и в грехе прижит, а мне старому на радость. Прошу любить и жаловать. А теперя, гости дорогие, поднимем чаши наши, да и выпьем за здравие светлого князя, милостивица и благочестника, нам всем правителя и земель устроителя, за Романа свет Ростиславовича!
