Андрей Саргаев - КОРМУШКА
- У, чёрт! - Андрей из-за моей спины дал длинную очередь и только потом схватился за рассечённую голову. - Больно-то как! И что мы каски не захватили?
Да, армейская полусфера сейчас точно бы не помешала. Но у нас их нет, правда на толкаче в машинном отделении видел строительные пластмассовые. И они бы пригодились.
- Перевязать?
Само подсохнет. По макушке вскользь задело. Вот он! Вижу! - ещё одна очередь в метнувшуюся поверху неясную фигуру. - Промазал…
Ясен пень, тут и ворошиловский стрелок промахнётся. Сколько уже в белый свет, как в копеечку высадили? По магазину каждый? А взяли всего по четыре. Ну погоди, гнида, подберусь к тебе на гранатный бросок - мало не покажется. А потом повыдёргиваю всё, что останется. Или я это уже говорил? Повторюсь, ничего страшного.
- Пап, прикрой! - еле успеваю ухватить рванувшегося по ленте Андрея.
- Куда? Подвигов захотелось, твою мать?
Сын виновато шмыгнул носом и размазал по лицу кровь, не забывая при этом поглядывать наверх. Эх, сейчас бы винтовку с оптическим прицелом, пусть даже обыкновенную мосинку образца девятьсот забытого года, выкурил бы гада. А так, наверное, сидит за какой-нибудь железной конструкцией и швыряет вниз, что под руку попадётся. Сто метров для него не расстояние - кирпичные половинки прыгают по замысловатой траектории практически от любого, самого слабого броска, да ещё разлетаются мелким крошевом не хуже картечи. Только успевай глаза прикрывать. Опять мелькнул… очередь… Да что он, заговорённый? Нет, тут и винтовка не поможет, не успеешь прицелиться. Рассказать кому, не поверят - один безоружный человек уже двадцать минут держит двоих автоматчиков. Ох уж эти сказки, ох ух эти сказочники!
Неожиданно обстрел прекратился, сменившись напряжённой тишиной, разрываемой нашим хриплым дыханием. Готовит что-то новое? Думать некогда, ноги сами несут вперёд и вверх, только бешено колотящееся сердце мешает лёгким протолкнуть в горло очередной глоток воздуха. Кажется, ещё чуть-чуть, и выплюну его, изжёванное ноющими от недостатка кислорода зубами.
Первым выскакиваю на площадку и тут же спотыкаюсь о лежащее за высоким порогом тело. Под ним тёмная лужа - всё же зацепили, держался сколько смог, а потом… Потерял сознание или умер?
- Пап, живой?
- Не знаю, посмотреть нужно.
- Да я не про этого, - Андрей пинком перевернул человека и вздрогнул, натолкнувшись на полный ненависти взгляд. - Чего это он так смотрит? Как Ленин на буржуазию.
- Не обращай внимания - обычная нелюбовь оседлого жителя к кочевникам.
- Мы разве кочевники?
- В данный момент, пожалуй, да. Мы же не заботимся, как этот мельзавод будет дальше существовать, твоя задача взять добычу и уйти. А потом - хоть трава не расти. Похоже?
- Ага, бредуны - изгои тьмы, - согласился сын. - Ну что, пойдём дальше?
- Погоди, раненого перевязать нужно.
- Зачем?
Ну как объяснить? Десять минут назад готов был задушить противника голыми руками, а сейчас не могу. Было в его взгляде что-то такое… мешавшее просто добить выстрелом в голову. Тоска? Безнадёжность? Та же ненависть? И почему она, если видит нас в первый раз?
Не дождавшись ответа, Андрей пожал плечами, достал запакованный в плотную бумагу бинт, а пропитавшуюся кровью куртку просто разрезал ножом. Пуля вошла под левую ключицу, скорее всего от рикошета, так как выходного отверстия не было. Неприятно - представляю, что мог натворить этот смятый комок металла, попади он в живот. Точно намотал бы на себя половину кишок. Да и сейчас не намного лучше.
Раненый с удивлением на худом, заросшем седой щетиной лице, следил за нашими действиями и молчал. Не знаю, что ожидал, но явно не оказания первой помощи. Плотно сжатые губы побелели.
- Андрюш, тащим его на толкач.
- Зачем?
- Честно? Не знаю.
Сын хотел что-то сказать, открыл рот, но, подумав, махнул рукой.
- Потащили.
- Так что вам ещё повезло, что не пошли через главные ворота.
- Если бы я знал, где они…
- И говорю - повезло, - раненый вымученно улыбнулся. - Все основные сюрпризы там, а на галерее так… подвернувшееся под руку.
- А если бы убил, Иваныч? Или мы тебя? - Андрей поправил одеяло и вопросительно посмотрел на лежащего. - Легче бы стало?
Ответом всё та же улыбка, на этот раз извиняющаяся:
- Людям свойственно ошибаться. Тем более - что я мог подумать, увидев ваш толкач?
- Это точно, - усмехнулся сын. - Хорошо ещё у тебя оружия не было.
- Пистолет был. С одним патроном. Там, наверху, просто не успел…
Да, завела жизнь человека так, что о несостоявшемся выстреле себе в голову говорит с каким-то сожалением. И, в принципе, прав. После Нашествия их осталось двадцать четыре - примерно треть ночной смены. Владимиру Ивановичу повезло - с ним работала жена и дочь, устроенная по блату на время школьных каникул. Хоть и в ночную, хоть и на оклад в три тысячи рублей, хоть и с нарушением всех КЗОТов, но для двенадцатилетней девчонки возможность заработать на велосипед…
Жили как умели, пекли хлеб, благо было из чего, раскопали маленькие заводские газоны и клумбы под огородики. Сажали в первую очередь лук и чеснок, да больше и не было ничего. Кому в голову придёт брать на работу сырую картошку или огуречные семена? Из-за них, кстати, в первое же лето потеряли шестерых - только один смог вернуться из рейда на улицу Рождественскую в специализированный магазин. Километр туда, километр обратно… шестеро.
На следующий год стало полегче - наладили меновую торговлю с образовавшимися в пустом городе анклавами. Собирались на острове, отделяющем Гребнёвский канал от Оки. Его каждую весну полностью заливало водой, так что тварёнышей можно было не опасаться. Ярмарка просуществовала ровно два месяца, а потом всё смыло волной прорвавшего плотину водохранилища. Вместе с находившимися там людьми.
Рассказывая об этом, Никитин помрачнел - в тот день он потерял жену. А всего на заводе осталось девять человек. Поэтому приплывшего на толкаче Негодина встречали как дорогого гостя и долгожданного спасителя. Перспективы переселиться из опасного города в край молочных рек и кисельных берегов радовали ровно до утра - закончивших погрузку мешков с мукой местных поселенцев расстреляли тут же на набережной. Зачем? Этого Владимир Иванович не знал. Сам он уцелел случайно - подвернул ногу, проверяя, плотно ли закрыты люки бункеров, и спуститься вниз не успел. А потом сжимал кулаки в бессильной ярости, провожая взглядом судно, на котором увозили его дочь Наташку.
Троих охранников, оставленных Негодиным сторожить хлебное месторождение, он сжёг вместе с караулкой на проходной в первую же ночь, облив бензином деревянную пристройку. А решётки на окнах и подпёртая снаружи дверь не позволили никому уйти от возмездия. Справедливого или нет? Никитин считал, что справедливого. И, наверное, был прав.
Из Павлова приплывали ещё дважды, и оба раза уходили с большими потерями. Попытки обойти завод посуху и штурмовать со стороны горы тоже провалились - оголодавшие тварёныши стали неожиданными союзниками. А с реки…
- А с реки я всё заминировал. Где растяжки поставил, где "вьетнамские самострелы" закопаны, волчьи ямы ещё… Там вода почти к забору подходит, на нём колючая проволока и "егоза", а внизу на ширину три метра всё сплошняком…
- Ты где столько гранат нашёл? Не поверю, будто они вот просто так везде кучами лежали, и тебя дожидались.
- Сделал.
- Сам?
- Ну… я же инженер-механик, а не хрен собачий. Селитру из магазинов таскал, кое-какие химикаты… Запалы тёрочные.
- А в магазин как, пешком?
- Ползком.
Способ, изобретённый Владимиром Ивановичем для путешествий по городу, отличался простотой, наглостью и безумием. Обыкновенный деревянный ящик, размерами и формой напоминающий крышку гроба, переворачивался и ставился на колёса от детского велосипеда. Маленькие такие, боковые. И вот в этом танке можно было вполне передвигаться по улицам на четвереньках. Правда, очень медленно, постоянно приходилось пережидать, когда привлечённые движением тварёныши успокоятся и разбегутся. Я бы так не рискнул - сутки добираться до площади Горького и обратно. Когда-то на это уходило минут двадцать-двадцать пять, только подняться по Похвалинскому съезду.
Выговорившись, Никитин как-то обмяк, будто выдернули из человека тот стержень, что помогал жить и держаться. И огонёк в глазах, загоревшийся было от подробностей захвата дебаркадера и РТ-300, погас. Погас, и больше не загорался.
- Я помогу вам.
- Чем? - Андрей скептически оглядел беспомощно лежащую в кровати фигуру.
- Ну-у-у… чем сумею.
Глава 9
К вечеру самочувствие нашего гостя, не пленником же его называть, резко ухудшилось. Поднялась температура, вся левая сторона груди опухла и покраснела, а от раны пошёл тяжёлый запах.
- Сдохнет же, - шепнул Андрей, опасаясь, что иногда приходящий в сознание Никитин сможет услышать.