Валерий Большаков - Дорога войны
— Молодой в доме. Окно открыл, на подоконник выставил горшок с геранью.
— Это у них знак такой, — умудренно сказал Эдик.
— Наверное, — согласился Лобанов. — Так, Эдик, готовься. Ты у нас скалолаз вроде? По сигналу лезешь наверх — смотреть и слушать.
— Бу-сде!
Потянулось тягучее время ожидания. Преторианцы заняли свои места и терпеливо сносили муку неподвижности.
Стемнело уже, когда Искандер, прятавшийся вместе с Лобановым, прошептал:
— Идет!
— Кто?
— Комментатор! Только он в тоге. Я его по походке узнал!
С другой стороны улицы дважды шевельнулась ветка дерева — сигнал, поданный Гефестаем.
Местрий Флор подошел к подъезду новенькой инсулы, оглянулся и прошмыгнул в калитку.
Сергий приглушенно свистнул. Из густой тени портика, примыкающего к инсуле, выступил Чанба. Роксолан жестом показал — полезай!
Эдик кивнул, примерился и легко, словно играючи, взобрался по тонкой колонне на плоскую крышу портика. Оттуда, цепляясь за выступы кирпичей, дотягиваясь до широких карнизов, упираясь в пилястры, Чанба добрался до балкона третьего этажа. Большой черной кошкой перемахнув перила, он исчез из поля зрения. Но ненадолго. Очень скоро Эдуардус воздвигся во весь рост и полез вниз.
Мягко спрыгнув с портика, он пересек улицу и доложил Сергию, кривя губы и морща лицо:
— Ну их, они там трахаются!
— Комментатор?
— Ну да! С этим молодчиком. Тот аж повизгивает, тьфу! Короче, облом.
— Всё нормально, — сказал Лобанов. — Сыграли ложную тревогу, зато не пропустили странное поведение объекта. Всё, парни, отбой!
Утром Сергей Лобанов отправился с докладом в принципарий. Было рано, серые сумерки покрывали Сармизегетузу, но служба уже шла вовсю.
Повсюду горели светильни, пламя колыхалось на сквозняке, и тени перебегали по стенам, шатаясь и вздрагивая.
Марций Турбон выглядел утомленным, но упрямая складка по-прежнему лежала меж бровей — наместник был настойчив и опускать руки не собирался.
— Как спалось? — спросил он Сергия ворчливо.
— Да ничего так, — ответил тот.
— А я еще не ложился, — сказал презид, выбираясь из кресла. — Ну, чем помогла слежка?
— Если честно, — ответил Роксолан, — пока ничем. Ничего подозрительного замечено не было.
— Угу. Вот что, Сергий. Завтра с утра бери своих людей и отправляйся в Бендисдаву — это за Апулом, в сторону Тизии.
— Понял. Моя задача?
— Объясню… — Наместник подошел к дверям, выглянул и вернулся. — Я затеял одну тайную операцию, — продолжил он негромко, — хочу точно знать, кто изменник. Во-от. Завтра я устрою так, чтобы все подозреваемые могли узнать по секрету. Каждому — свой, и все они будут ложными! Четверо из пяти не проболтаются, а пятый поспешит доложить Оролесу. Комментатору Местрию Флору я скажу, что в Бурридаве готовится к отправке груз золота из рудников, комментатору Меттию Помпузиану разболтаю, что через Гермосару везут жалованье для Тринадцатого Сдвоенного легиона. Ну и так далее. О Бендисдаве узнает эксептор-консулар Публий Апулей Юст.
— Гениально! — прищелкнул пальцами Сергий. — Только, сиятельный, ты сказал «пять подозреваемых». Их же было семь?
Наместник хмыкнул.
— Было! — согласился он. — Но двоих я отмел — как оказалось, они все лето провалялись в госпитале и секреты разглашать были просто не в состоянии. Так что осталось пятеро. Во-от. Но я как думал? Мало вычислить предателя, надо еще и по Оролесу ударить. Ведь если мы будем знать, что об одном из «подсказанных» мною мест узнает этот разбойник, то можно устроить ему ловушку. Пять ловушек! Поэтому всю твою кентурию я разошлю по Дакии, пусть они передадут командирам тамошних гарнизонов уже не ложные сведения, а мои указания. Тебя же я посылаю в Бендисдаву. Понимаешь, там служит кентурионом Плосурний. Знаю его. Служака он честный, но недалекий. А я не могу продумать за всех, как лучше устроить западню. Вот и разберешься на месте, поможешь Плосурнию организовать оборону и нападение. Вопросы есть? Вопросов нет.
Глава восьмая,
в которой Сергий теряет подозрительного друга, зато обретает массу врагов
— Времени у нас мало, — сказал Сергей Лобанов, оглядывая друзей, — все четверо сидели верхом на своих недавних покупках. — Но и до Бендисдавы недалёко. С другой стороны, загонять наших скакунов тоже нельзя.
— Короче, босс, — прервал его Эдик, — какое твое веское слово?
— В городе полно переселенцев, сегодня ровно в полдень выходит караван, он двинется в Апул, и нам с ними будет по дороге.
— Рабочий класс горячо поддерживает и одобряет! — сформулировал Чанба.
Гефестай красноречиво покачал громадным кулачищем, а Искандер сказал:
— Только давайте Луцию с Гаем ни слова об отъезде. Мне кажется, я понял, как звали того «Карлсона на крыше».
— И как?
— Луций Эльвий.
Гефестай нахмурился, а Эдик яростно шлепнул себя по лбу.
— Точно! — воскликнул он. — Я же видел, видел его лицо! Ну, тогда, у Марция. Я выскакиваю из портика, а он как раз выходит из кувырка, и тут на него свет факела падает. Точно! Он это был!
Сергий почувствовал глухую досаду: а ведь он Луцию поверил.
— Тем лучше, — сухо сказал Лобанов.
И тут послышался голос, переполненный доброжелательства и дружелюбия:
— Сергий, вот ты где! Сальве!
Роксолан поморщился, наблюдая, как к нему подходил Луций Эльвий, лучась улыбкой. Он вел своего коня в поводу. За ним следовал Гай Антоний Скавр. Верхом.
— Привет, привет! — пропел Эдик. — Что, всё интриги плетем? Или коварные планы вынашиваем?
Улыбка Луция попригасла, но он все же договорил, будто по инерции:
— А я вас по всему городу ищу.
— Смельчак, однако! — кивнул Чанба. — Герой былинный! Не побоялся же, сам пришел.
— Ты так страшен? — кисло улыбнулся Луций.
— Не я! — помотал головой Эдик и показал на Сергия: — Он!
Говоря это, преторианец не скрывал веселых огоньков в глазах, потому что правильно угадал характер Луция Эльвия. Это был сильный и опасный человек, но Луций слишком часто выигрывал и слишком серьезно относился к своей персоне. Наглый напор у него был, а вот стойкости, умения держать удар — увы, не хватало. И еще у него не было чувства юмора. Луций не мог взглянуть на себя со стороны, поэтому улыбку Эдика воспринимал как насмешку — и уже готов был выйти из себя.
— Я не понимаю… — затянул он.
— Мне наплевать, что тебе непонятно, — медленно проговорил Сергий. — Лучше объясни, что ты делал на крыше дома Марция Турбона?
— Вернее, зачем ты это делал! — уточнил Искандер.
— И для кого! — значительно добавил Эдик. Луций неестественно рассмеялся — и оборвал смех.
Глаза его стали настороженными.
— Не для него ли? — прогудел Гефестай, пальцем показывая на легата.
Гай побледнел и поднял руку, словно прикрываясь.
— Я же не знал, что там будете вы, — попытался Луций оправдаться. — Меня отец Гая послал, он мой патрон! Я и пошел.
— Чтобы подслушивать, — понятливо кивнул Эдик.
— Да, я подслушивал! — раздраженно признался Луций. — И знаю о золоте Децебала! Но теперь-то все изменилось, мы друзья, и…
— И что? — холодно спросил Сергий. — Честно поделим золотишко?
— По-братски! — фыркнул Чанба. Лицо Луция исказилось.
— Ты не друг никому из нас, — по-прежнему холодно сказал Лобанов, — ты хорошо сыграл друга.
— А мы тебе верили, — выцедил Чанба. — Поганка ты, Луций!
Гнев Эльвия нарастал. Презрительные ухмылки преторианцев действовали ему на нервы, а огонечки в глазах абхаза будили ярость.
— Когда-нибудь, Эдуардус, — сказал он, чувствуя, что злоба перевешивает здравый смысл, — я стащу тебя с коня и отлуплю!
— Рискни! — ухмыльнулся Чанба.
Сергий улыбнулся и глянул на Луция в упор:
— Хочешь попытать счастья сейчас, трепло?
Тот ничего не ответил — повернулся и зашагал прочь, дергая коня за повод. Бедное животное задирало голову и торопливо переступало копытами. Вдруг Луций резко остановился, обернулся и посмотрел на Лобанова холодными, не затуманенными недавней вспышкой гнева глазами.
— Придет время, кентурион-гастат, и я это сделаю. И сделаю хорошо, обещаю!
Сергий смотрел ему вслед. Немногие откажутся от прямого вызова, тем более — не такой человек, как Луций Эльвий. Никому из собравшихся не пришла в голову мысль, что Луций увильнул от драки. Он просто не был к ней готов.
— Гай, — повернулся Лобанов в седле, — лучше всего будет, если ты вернешься в Рим.
— К папочке! — вставил Эдик.
— …и оставишь недетскую идею ухитить те три воза, — договорил Роксолан. — Ты меня понял?
Гай молча смотрел на Сергия. Лобанов его раздражал, однако у легата появилось чувство, что для кентуриона-гастата это старая, знакомая игра. Что все ходы в этой игре и действующие лица ему давно известны, а вот сам он играет в нее впервые.
