Глеб Бобров - Эпоха мертворожденных
Кто бы спорил…
Всю дорогу побили на сектора: «бобер» — отрезок от моста Белой до развилки, «выдра» — двести метров от развилки до прогиба, «енот» — две сотни до начала последней крутизны и «куница» — последние двести пятьдесят, вместе с фугасами на вершине бугра. Ориентиров привязки было мало, и, чтобы не путать бойцов, визуально разделили каждый сектор на четыре номерные части. Лишь в секторе «куница» было пять отрезков.
Командиры групп с экзекуторскими мордами выстроились надо рвом и — понеслась…
— Восьмой! «Выдра-три» — БТР!
— Дистанция сто пятьдесят!
— Мудак ты, восьмой! Какое, нах, сто пятьдесят! Куда смотришь?
— А! Виноват — двести! Сто пятьдесят ты мне за эту ваньку-встаньку вечерком в стаканчик накапаешь!
— Отставить смешки! Огонь!
— Есть!
— Считай, самого подбили, пока ты ебал-дремал на развороте!
— Да я че, виноват, шо эта хуерага — два метра в длину.
— Рот закрой! Сто восемьдесят пять сантиметров, ётать — учи матчасть, военный!
Тут падает забрало у Василь Степаныча…
— Я сейчас с обоими разберусь! Что там за треп на огневой?! Никольский, тебя поменять местами с Чепелем? Легко — «Вампир»[69] в зубы и вперед — за Родину, за Сталина!
Чапа — красавец гранатометчик еще с кандагарской юности, в сердцах матеря разработчиков «двадцать девятого», морщит лоб и, непроизвольно шевеля губами, упирается глазами в таблицу дистанций. Вот видно — опытный боец, пока учит — отдыхает! Борек делает виновато-зверское лицо и начинает вдвое гонять пополнение.
К трем часам дня смешки растворяются в хрипящем кашле и сопении с присвистом. Гранатометы все тяжелые, неухватистые, а «Вампиры» еще и немереной длины в придачу. Добрая русская традиция «срать на солдата» укоренилась в подсознании даже у вэпэковских разработчиков. Что, блядь, семь пядей в непомерном лбу надо иметь, чтобы додуматься пристроить на граник[70] такую хрень, как кронштейн для переноски?! Каким макаром его хватать, если у него диаметр трубы как у новобранца — шея?! Огнеметы компактней, но тяжелее: труба «Шмеля» — одиннадцать килограмм веса, спарка — двадцать два. Ну и, ясный-красный, кронштейны — не предусмотрены!
Гранатометные группы Салимуллина, Никольского и Гирмана разбиты на тройки. У первого номера «двадцать девятый» с заряженной гранатой и два запасных выстрела, у второго — две мощные «Таволги» и еще пара запасных выстрелов для первого номера в нишах. У огнеметчика спарка РПО и тоже запасные к «Вампиру».
В расчетах «ПТУР» еще круче. Там что пусковая с прицелом, что транспортно-пусковой контейнер с ракетой, каждый вьюк — под тридцать. Зато с запоминанием дистанций без вопросов — у них, изначально, свой лазерный дальномер — в самом комплексе.
Расчеты двух «Утесов» и пары «АГСов» тихо лежат пластом. Жихарю деваться особо некуда: на двадцать человек — четыре расчета тяжелого вооружения, которое надо будет очень быстро выставлять на неподготовленные позиции и еще быстрее с них убирать — при смене огневых. Гранатометы взяли сами командиры — Деду и Юре по «двадцать седьмому», а «двадцать девятый», само собой — Мыколе Бугаю.
Плюс под сотню «Мух»[71] в отряде. Тоже возьмем — для легкой бронетехники, да и так, «шоб — було». Не отказываться же, коль дают. Чуток «Таволг» и «Вампиров» надо будет на отход оставить. Вот пусть «МТЛБшки»,[72] БТРы, грузовики и прочие жестянки «Мухами» палят.
Под занавес, когда языки на плечи вывалили, приехал Буслаев. Вышел из машины такой радостный, словно у Колодия очередной сабантуй намечается.
— Аркадьич! Шо ж ты, изверг, творишь?! Богданыч тут докладывает: ночь — копали, день — у депо убиваются! — По глазам видно, просто светится счастьем мужик Ну, еще бы! Кадровик свое, родное увидел — маневры! Любят они солдата до одури на пот изводить. Но и правы, однозначно — не поспоришь.
— Так, Дмитрий Иванович, известное дело: тяжело в ученье — меньше хоронить.
— Та-да! Та-да! — Сияния в глазах прибавилось. Еще один «ПТУР» с расчетом попросить под настроение, что ли?
— Ты что в меня рылом целишься? Еще что-то отодрать от бригады решил?! Хуюшки тебе, деточка! Вообще, щеглы, обнаглели… У меня самого столько нет, сколько вы нахапали!
— Иваныч, ну нельзя же, право, быть таким проницательным. И потом, подумаешь — «ПТУРом» больше, «ПТУРом» меньше…
— Забудь! Даже не думай! Не обсуждается — в принципе! И вообще — не зли меня, Деркулов!
— Да шучу я, Иваныч, шучу!
— Знаю я ваши шуточки… Богданыч ноет. Этому — все мало! мало! Мне — что делать? — Он потянулся во всю недетскую ширь груди… — Тебе просто. Либо врезал, либо лег. В обоих случаях спросу нет. На мое место встань.
— Очень добрый расклад. Хорошо, что пацаны не слышат.
— Ладно… Ты — обидься еще!
— Да ну вас! Щеки дуть, понятное дело, себе дороже.
— Вот-вот. Здраво мыслишь. Что запланировал?
— Сейчас заканчиваем. Едим и отбой. Пусть часа три-четыре поспят. Потом на позиции… Ебаный мергель, сука! Достал, сил нет. Ничего не успеваем.
— Надо — успеть!
— Ха! Еще бы…
Видимо, мои бойцы смирились с мыслью, что откопать придется все по плану — до последней норы, а может, просто — втянулись. За пару часов закончили ниши укрытия и принялись за ячейки боеприпасов. Людей на позициях тоже прибавилось — орлы Жихарева и Кобеняка пришли на подмогу.
В двадцать три сорок пять приехал какой-то огромный, облепленный навесным оборудованием стальной жук саперов, из которого быстро выскочил весельчак капитан. Следом своим ходом подтянулась пара увешанных мешками и лопатами взводов.
— Тебя как по батюшке, Петренко?
— Да Леха я.
— Кирилл…
Он, привычно просияв, пожал протянутую руку:
— Командуй, что делаем.
— Вот Дед через пару минут расскажет…
Передерий ушел с каким-то офицером рыть ямы и закладывать фугасы, а капитан двинул на мой КПП.
— Подожди, командир. У тебя — что, люди на позициях?
— Где ж им еще быть?! Конечно. Копать еще — до утра…
— Нормально! А как я буду поля ставить?
— До позиций, от дороги, в среднем по сто пятьдесят метров — из расчета на дальность прямого гранатометного выстрела. Ну и по промоинам как раз получилось. Ты же вроде на семьдесят-восемьдесят всего отстреливаешь.
— Да, конечно! Сама капсула — знаешь, как летает? Потом, не забывай, «бабочка» такая зараза — не просчитать, как ветерком поднять может. Если кому-то из твоих на хребтину свалится, ты мне что, потом ноги отрубишь?
— Ну, прямо — отрубишь… пару кругов по твоему же полю и — свободен!
— Не пойдет! На время постановки противопехотных полей — всех убрать.
Даже не стал спорить. На кой?! И так успеваем. Час-полтора народ с удовольствием покурит и покемарит.
— Уговорил… — Развернувшись в сторону, позвал: — Педаля! — Как только тот перепуганно появился, поставил задачу: — Трассером! Кобеняка и Жихаря — сюда. Если рядом будет Ильяс — тоже. Бегом и тихо!
Капитан спустился в окоп пониже и, угостив меня дорогущим «Владимиром», закурил.
— Ты сам — откуда?
Леха засмеялся:
— У Буслаева спроси. Он — знает!
— Понятно. Из Кологрива, значит. — Петренко соли не уловил и, неопределенно пожав плечами, тут же переключился:
— Послушай, Кирилл! Прапор твой и есть тот самый знаменитый Денатурат, который суперзаряд в Лисичанске рванул?
— Так точно. Он! Только не Денатурат, а Денатуратыч, и то, когда отгребает у меня за что-то или достанет сверх меры. Так он — Дед. Или — Григорьич. Вообще у нас его любят. И на занудство с приколами уже давно никто особо не смотрит… — Глянул на капитана, дай думаю — разок кусну: — Передерий самый настоящий, классический ебанатор, как и все истые спецы — особенно инженерно-саперного профиля!
Леха, не особо заморачиваясь с маскировкой и режимом секретности, заржал на всю округу и попросил:
— Не томи! Расскажи, что вы там взорвали. Разговоры ходили такие, что меня затрахают насмерть, если приеду и не расскажу, что и как.
— Да лучше с ним поговори, Тебе же нюансы нужны, а я в ваших шаманских делах, считай, дундук. Так смотрел — со стороны… — Петренко терпеливо ждал. Чего, спрашивается, выделываться. Ладно…
— Сидели на заводе «Заря», ранее — ужасно секретном и жутко оборонном. Ждали прорыва через Рубежное на Северодонецк. Главная дорога как раз мимо первой проходной по-над заводским периметром проходит. С цехов можно бить на выбор, хоть «ПТУРами», хоть с граников. Снайперам вообще раздолье — бетонные джунгли. Дали сектор, как обычно — в три раза больше, чем мы реально закрыть можем. Попытался рыпнуться, так Иваныч меня по связи чуть с ног матом не сбил. Пока думали, приходит Передерий. Так, мол, и так, — вот изгиб трассы, вот старая заводская заправка, а вот я раскопал половинку автоцистерны. И — что дальше? А давайте суперфугас мастырить! Ежели сунутся, то подорвем так, что дальше не пойдут.
