Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег
Его одеяние было дикой смесью костюмов из разных культур и народов Америки. Здесь были и расписные пончо, и амулеты, и перья. Верхнюю часть лица скрывала маска с клювом кондора, через прорези в которой метис созерцал плотную толпу.
За задником сцены зарокотали барабаны, и он начал:
— В своём непостижимом могуществе творец мира и великий учитель Виракоча даровал мне и моему ученику величайшие возможности. Они вызывают удивление и восхищение у всех, кто их видел. Сегодня настал этот день и для жителей Куско — узреть невероятное.
Патиньо оказался прирождённым шоуменом. Публика была всецело во власти его голоса. На сцену тем временем вынесли два стула с высокими спинками, на них уложили доску и сверху водрузили Лопеса-младшего, который по такому поводу тоже носил маску и бесформенный балахон. Патиньо подошёл к мальчику и вогнал в специальное отверстие в полу конец старого мушкета, загримированного под жезл, после чего снова отвлёк внимание публики, пока Солано вставил в ствол этого мушкета конец кованой кочерги. Она была ремнями прочно привязана к телу и легко, не сгибаясь, принимала на себя вес мальчишки. Поэтому, когда стулья и доску убрали — толпа ахнула! Мальчик завис в воздухе, бедром прикасаясь к жезлу. Патиньо специально несколько раз взмахнул рукой над Лопесом и под ним, доказывая, что ни верёвок, ни подпорок нет.
Люди в толпе крестились или хватались за амулеты. Либо и то, и то одновременно. Равнодушных не было. Даже у студентов, стоявших в первом ряду оцепления, отвисли челюсти.
После такой демонстрации Патиньо приступил к заявленной программе первой части и предложил загадывать слова. Трое студентов с карандашами и бумагой пошли по толпе, с трудом пробиваясь сквозь людей. Дальнейшее действо отличалось от давешней сцены в аудитории только тем, что Солано отвечал на вопросы, лёжа на воздухе, как на невидимой кровати. Первый акт на этом завершился.
Снова выскочили гитаристы, и четверть часа занимали паузу. А народ бурлил и обсуждал увиденное, едва ли обращая внимание на старания музыкантов.
Вторая часть началась с простых фокусов на левитацию черепа незаметной проволочкой, разрезание верёвки, протыкание пальца, исчезновение платка и игр с железными кольцами, которые то сцеплялись друг с другом, то расцеплялись по воле фокусника. После чего настала кульминация шоу. На сцену вынесли столик и поставили сверху обычную с виду корзину из тростника.
— То, что моя плоть неуязвима для железа, это ничто по сравнению с неуязвимостью моего ученика. Сейчас вы все убедитесь в этом.
Корзина была невелика, и все видели, что мальчик поместился в ней с трудом. После чего крышку закрыли, и Патиньо принялся пронзать её всевозможным холодным оружием из личной коллекции ректора. Финальным аккордом было втыкание здоровенного двуручника вертикально в крышку корзины.
Чей-то истошный крик: «Он мёртв!» — едва не спровоцировал давку. В толпе раздавались крики. Кому-то стало плохо. Толпа напирала на цепочку студентов, прижимая их к сцене. Всё могло закончиться печально, но Патиньо вовремя это пресёк зычным:
«Тихо все!»
И начал вытаскивать клинки под завораживающий монолог и рокот барабанов. Разумеется, в конце из корзины вылез живой и невредимый Солано.
Толпа облегчённо выдохнула и разразилась аплодисментами. Толпа орала «¡Olé!»
Секрет был очень прост — корзина не была такой уж тесной, как казалось. Кроме того, у неё было разрезанное на сегменты дно, которое позволяло телу провалиться в пространство стола, задрапированное скатертью. Так что лезвия пронзали только воздух.
На этом выступление и закончилось.
На прощанье Патиньо объявил о выступлении в следующее воскресенье и о повышении цены до двух песо. Толпа вместо возмущения зааплодировала — как будто дорожающий билет делал чудо истиннее.
Пока взбудораженный народ под неутомимый гитарный дуэт неспешно расходился, ректор и Патиньо считали кассу. За один вечер удалось выручить без малого двести песо. Из них четверть причиталась университету, а из оставшейся суммы надо было выплатить обещанное студентам, гитаристам и типографии.
— Думаю, в следующее воскресенье будет ещё больше народа, — уверенно заявил Хосе Фейхоо. — Сейчас публика такую рекламу вам сделает. Да и по второму разу многие из них придут.
— Надо было цену ещё выше назначать, — покачал головой Патиньо.
— Народ обидится, — возразил Солано. — Не надо так. Просто учтём на будущее, что страдающий и угнетённый народ Перу при необходимости вполне себе платёжеспособен.
* * *
Появление денег позволило заказать сложные железные конструкции для будущего дельтаплана и накупить у старьёвщиков всяких мелочей для новых иллюзий. Например, удалось купить за гроши спиральную пружину от часов — необходимый элемент фокусов с исчезновением. В каретной мастерской нашлась лишняя пластина слюды, из тех, что использовали в качестве окошек. Ну и, конечно, шелковые ленты, шнуры и нити. Одной бобиной всё это хозяйство было не купить, не те времена, потому пришлось брать ассорти в разных местах.
Всерьёз за постройку дельтаплана Солано решил взяться после второго выступления, а пока занялся новым реквизитом. К прочим трюкам добавился «летающий столик», весь секрет которого состоял в лёгкой бальсовой конструкции и тонких стальных штырях, спрятанных в рукавах мага. А вместо протыкания корзины Солано решил исполнить классику жанра — распиливание человека.
Это должно стать бомбой!
Но требовалось привлечь к трюку помощника. И таковым стал Бенито, сын дворника. С помощью его отца соорудили хитрый ящик, в котором счастливый Бенито должен был прятаться до выступления. В момент, когда Солано залезал в этот ящик, Бенито должен был выставить в прорези свои ноги, чтобы все считали их ногами Солано. А дальше дело техники.
* * *
В воскресенье, 30 мая 1841 года, сбылось предсказание Хосе Фейхоо. Два песо никого не отпугнули. Двор университета не только заполнился до предела. Пришлось допускать публику даже на галерею второго этажа. Но не на всю. Солано волновался, что сверху окажется видны некоторые секреты фокуса, так что галерею открыли только наполовину.
Впрочем, без сюрпризов не обошлось. Хосе Фейхоо пришлось вступить в пререкания с заместителем префекта города.
— А я требую, чтобы с суммы сборов был уплачен налог в городскую казну, — верещал чиновник, похожий на голодную крысу.
— Можете требовать сколько угодно! Университет — это самоуправляемая территория, и я уже взыскал упомянутый вами налог в пользу нашего учебного заведения. Спасибо вам, — с сарказмом добавил ректор. — Я хоть так сумел получить поддержку от города.
— Это возмутительно! Я этого так не оставлю!
— Я полностью с вами солидарен, любезнейший, — кивнул ректор. — Это действительно возмутительно — оставлять без денег единственное высшее учебное заведение Куско. Ах, чтобы сказал об этом Боливар!
Покрасневший чиновник с трудом протиснулся на выход сквозь непрерывный поток публики под смешки студентов и ректора. Но, как оказалось, его угрозы были не пустым звуком. Во второй части представления во двор ворвались альгвасилы — городская стража.
— Прекратить шабаш! — Краснорожий коррехидор, начальник городской полиции, тыкал шпагой в сцену. — Арестовать негодяев!
Но куда там. Возмущённая толпа вовсе не спешила расступаться, и служителям закона пришлось силой прокладывать себе путь к цели.
А тем временем на сцене Солано, скрючившись, уже сидел в одном ящике, просунув голову и руки, а во втором сын дворника также скрючившись, шевелил ногами. А посередине стоял с пилой в руке раздосадованный Патиньо. Ему и парочке студентов-ассистентов пришлось срочно утаскивать ящики за кулису, оставив публику в недоумении о дальнейшей судьбе распиленного мальчика.
О! Какую волну слухов породило это событие. Много лет спустя, давясь от смеха, Солано слушал целый цикл историй о распиленном мальчике, который искал свою половину. А в Куско этот случай вошёл в любимейшие городские легенды.
