Мы, Мигель Мартинес. Накануне (СИ) - Тарханов Влад

Он пожал мне руку и тут же удалился. А я осознал, что чуток вздремнуть не окажется лишним. Кровать, которую мне предстояло занять, я узнал сразу, она одна была не застелена, но стопка постельного белья была аккуратно сложена на ее краю. Быстро заправил ее, сходил в умывальню, которая на весь этаж оказалась в единственном экземпляре, умылся холодной водой, стараясь не разогнать сон, после чего только прикоснулся к подушке, как провалился в прочный глубокий сон без всяких там сновидений.

Проснулся я через пару часов, почувствовав при этом, что на меня кто-то смотрит. Открыл глаза. Точно! Смотрит! Самое интересное, что комнаты в общежитии не закрывались, как и не было замков на ящичках и сундучках, в которых хранились вещи постояльцев. Коммуна просто-таки, всё общее, бери что надо, никто слово не скажет. А тут за столом (одно название этой хлипкой конструкции на четырех ножках звучало издевательством) сидит довольно молодой парень, лет двадцать пять — двадцать семь и пялится на меня, как на седьмое чудо света.

— Ну ты и хорош спать, товарищ! Я уже два часа как со смены пришел, а ты давишь на массу, как ни в чем не бывало. Что утром делать будешь? — Спросил, заметив, что я открыл глаза. — Миша! — продолжил он и протянул руку.

Пришлось встать, пожать ему руку и отзеркалить:

— Миша!

— Здорово! — почему-то восхитился мой новый сосед.

— А чего тут здорово? — пробурчал третий жилец комнаты, которого я только что заметил. Это был небольшой лысый колобок, который сидел у окна на весьма хлипком стуле и курил… мою трубку? — И табачок, у тебя, товарищ Михаил, гавно! Слабенький, хоть и душистый. Ты тут на базаре у тети Паши такую махорку можешь купить! С ног слона валит с первой затяжки!

Но при этом трубку мою изо рта не выпустил и продолжал наяривать дым, направляя его, правда, в окно. В общем такой тип людей, будут твой табак хаять, но от халявы не откажутся ни за какие шишы. И тут только до парня дошло, что надо бы как-то представиться.

— Михаил Рожкин, мастер седьмого участка. Из Коломны я, а тут поселили, чтобы был все время под рукой. У нас тут мастеров нехватка, так что в любой момент могут вызвать на любой участок, где только нужда будет. А я и не против. Опыт лишним не бывает. Теперь вот ждем какого-то шпыня из Москвы, что-то он хочет у нас внедрить, только не знаю что. А, там посмотрим. У нас много тут приезжало. Да что у нас внедришь? Вот только сумели цветной бетон начать делать. Красиво, это да! И всё. А сё остальное как при царе. Я не жалуюсь, Михаил, специфика работы у нас такая. А ты кто такой будешь?

Я только собрался что-то сказать, как услышал скрипучий голос толстяка, который уже освобождал мою трубку от пепла.

— А он и будет тот самый московский шпынь, или я не прав? — вернул мне трубку и представился: — Шаромыжкин Степан Никанорович. Тоже мастер, только я в первом цеху работаю, а Миша в третьем.

— Прав. Михаил Кольцов, направлен для проведения экспериментальных работ. Прошу любить и жаловать. И на сухую жаловать не придётся. У меня с собой было…

— Ась? — оживился Степан Никанорович. — У тебя, Михаил что, беленькая али коньяк?

— Беленькая! — говорю, и достаю бутылку Московской.

Волшебным образом на столе оказывается казанок с вареной в мундирах картошкой, вобла и грубо нарезанный хлеб, конечно, не обошлось без напластанного тонкими ломтиками сала и большой головки лука.

— За знакомство! — бросает мне Михаил.

— За успех нашего безнадежного дела! — бросаю я в ответ.

Глава одиннадцатая

Презентация

Глава одиннадцатая

Презентация

Подмосковье. Инженерный полигон Нахабино.

7 июля 1935 года

Если говорить об умении готовить презентации, так их есть у меня. Презентация — это умение показать товар лицом. Всё началось с того, что мне выделили группу товарищей, согласно моим требованиям. И я стал ставить перед ними правильные задачи. Во-первых, мы с двумя толковыми мастерами начертили формы: сначала две — на пирамиду меньшего и большего размеров. Насколько я помнил, то взял за основу два стандарта моего времени: украинский, высотой 90 см, с боковой гранью 108 см, а опорной — 104. Проектный вес такой конструкции на особо прочном бетоне (с использованием цемента марок М400 или М550) должен был составлять чуть более шестисот килограмм, и русский: высотой 130 см и гранями по 160. Его проектный вес был около 1200 кг. Соответственно, мы назвали их легким и тяжелым типами тетраэдра заграждения, «зуб дракона». Почему для испытания нам предоставили площадку в Нахабино? Так других вариантов и не предполагалось — этот полигон как раз и предназначался для испытания инженерных сооружений, к которым относились и наши (точнее, драконовы) зубья.

(легкий вариант зуба дракона)

(тяжелый вариант зуба дракона)

Сразу же стали вылезать проблемы, о которых я мог только догадываться. Увы, пришлось с ними столкнуться воочию. Перво-наперво, оказалось, что цемент нужных мне марок изготавливают в мизерном количестве и распределяют на самом верху. Ага! Знаем мы этих распределителей. При строительстве Киевского укрепрайона в моем варианте истории при товарище Хрущеве этот цемент куда-то испарился. И укрепления лепили из того, что было. Поэтому немецкие снаряды разбирали их без особых усилий. А вот дачи киевских руководителей так просто с лица земли сковырнуть было сложновато. Проверка вскрыла эти недостатки… и лично заинтересованный товарищ Хрущев сумел это дело замять. Тогда мало кто мог предположить, что враг дойдет до Киева, тем более, до Москвы или Сталинграда. Тут помог справиться сталинский карт-бланш. Нашли мне нужный цемент, задержав его отправку на Восток. Начертили схемы пирамид, это дело оказалось самым простым. А потом пришел черед форм. Тут тоже были сложности, и связаны они были с весом конструкций. Конечно, хотелось бы сразу сделать форму на десять-двенадцать зубков, но кто ее будет переворачивать? Кран нужен солидный. Уперлись в эффективную грузоподъемность тех средств, что были в наличии. А потому пришлось остановиться на формах: шестизубовой для малых пирамидок и четырехзубовой для больших. И вот тут опять пошли сложности: с металлом и сварщиками. Нет, они были, и металл, и сварщики. Вот только получилась эти формы, почему-то далеко не с первого раза.

(чертеж шестизубьевой формы)

А дальше, как только отлили первые варианты, я уехал в Париж. Во-первых, по технологии, надо было дать бетону застыть. Этой марке — как минимум, две недели. В общем, время было. Тем более, что для встречи с генералом Миллером[1] возникла серьезная такая необходимость. Почему? А потому что в Ливии, точнее, в современной Киренаике, начала складываться «революционная ситуация». Точнее, полученного через Палестину оружия бедуинским племенам как раз хватило для того, чтобы развязать новое восстание против итальянских оккупантов. И всё, что было ранее, оказалось детским лепетом: у бедуинов кроме карабинов появились и пулеметы, которыми они очень быстро научились пользоваться. И знатно так полыхнуло, потому как и недостатка патронов повстанцы не испытывали.

Не могу сказать, что генерал Миллер встретил меня слишком уж приветливо. Чего не было, того не было. Но и сразу никуда не послал — это было уже значительным прогрессом. Не может похвастаться генерал тем, что наши контакты были для него чем-то приятным. Один раз я использовал визит штаб-квартиру РОВСа для весьма простой, но изящной провокации в стиле самого Михаила Кольцова: представился французским журналистом и взял интервью, которое потом выложил, снабдив своими едкими комментариями. Можно сказать, что в качестве пранкера, я на более чем на полусотню лет опередил Лексуса с Вованом. Ну а потом я фактически прогнул генерала и заставил вписаться в ливийский проект. И это было непросто. Очень непросто. Если бы не реализованный проект «Желтороссии», вообще не знаю, получилось ли что-нибудь.