Четверги мистера Дройда - Борисов Николай Андреевич
Корнелиус, погруженный в свои мысли, ничего не слышал.
— Жаль, жаль, — тихо сказал Крок, останавливаясь и глядя в землю.
Джон бесшумно забежал вперед и стал перед ним, заслоняя собой дверь в Карантин. Корнелиус Крок, вынув из кармана ключ, выжидательно посмотрел на двойника.
— Странная ночь.
— Хорошая ночь, — глухо ответил Джон, отступая от двери.
Корнелиус отворил дверь в пустой, залитый светом коридор.
— Прошу, — учтиво сказал Корнелиус.
— Нет, не время, — ответил Джон.
— Не время, — согласился Корнелиус и вошел в двери.
Не давая ему захлопнуть их, Джон вошел за ним. Не оглядываясь и забыв запереть дверь, Крок быстро скрылся в боковом проходе. Джон минутку стоял, прислушиваясь, затем, пощупав в кармане холодный кольт, решительно двинулся по коридору.
Глава X
«ЖЕНЩИНЫ ПОДДАЮТСЯ ЛЕГЧЕ»
Как на экране, пронеслись перед Катей в неумолимой последовательности кадры сценария, в котором она, к своему сожалению, играла не последнюю роль. Павильоны, представлявшие то комнаты следователей, то регистрационные бюро, сменялись натурой улиц, перспективой аллей бульвара Капуцинов, фасадом неумолимо приближавшегося Карантина Забвения.
Вопросы однообразных клерков вспыхивали в сознании, как надписи, и отличались такой же лаконичностью.
И неизменно крупным планом мелькало, как рефрен, глуповато улыбающееся лицо генерала Биллинга.
Щелкнули двери Карантина и закрыли от нее мир, свободу, и она, несмотря на то, что знала и о «заговоре притворства» и о малом действии лучей, со страхом оглянулась на входную дверь, с глухим стуком захлопнувшуюся за ней.
Ей стало немного жутко при мысли, что женщины легче поддаются действию аппаратов. Невольный озноб пронизал ее тело, и она зябко передернула плечами. Еще комната, и она очутилась перед полковником Ферльботом, заведующим приемкой прибывающих в Карантин.
Ни слова не говоря, он быстро взглянул в план корпуса камер и, вынув булавку с флажком, с удовольствием вколол ее в одну из пустых клеток.
— Последняя камера. Вам повезло, мадам.
Генерал Биллинг весело хмыкнул носом и что-то пробормотал.
Катя чувствовала слабость во всем теле и опустилась в мягкое кресло. Полковник Ферльбот покосился на нее, но-ничего не сказал. К ее удивлению, он не задал ей ни одного вопроса и не попросил заполнить еще какой-нибудь бланк.
Кабинет Ферльбота был последним этапом. Это поняла Катя, и снова предательский страх стал овладевать ее сознанием.
«Женщины легче поддаются», — пронеслась мысль, и она живо представила себя одной из «Стеклянного» дома, одной из превращенных в орудие наслаждений, в самку, в покорный желаниям каждого манекен. Голова кружилась, ей становилось трудно дышать, и она почувствовала неприятную сухость в горле.
Полковник Ферльбот, вполголоса разговаривавший с Биллингом, перехватил ее взгляд, направленный на графин с водой, и улыбнулся. Ему было это так знакомо: сколько их просило глоток воды, специально приготовленной для них!
Ведь полковник Ферльбот был гуманным человеком и более всего в жизни не любил женских истерик, криков и сопротивлений. Учтиво поклонившись Кате, он без слов наполнил стакан водой и протянул его ей.
Корректные движения, некоторая мягкость во взгляде приятно подействовали на Катю, но она, преодолев свою жажду, отрицательно покачала головой.
— Прошу, мадам, не отказывайтесь.
И Ферльбот настойчиво и властно сунул стакан в пальцы Кати.
Катя с удовольствием сделала несколько глотков, но, почувствовав, что вода имеет какой-то привкус, поставила стакан на стол.
Стены комнаты качнулись, наклонились, стали падать, из-под ног ушел пол, и Катя почувствовала онемение конечностей. Хотела встать, но потеряла сознание.
Не слышала звонка, не видела ни служителей, поднявших ее, ни коридоров, ни зал, через которые пронесли ее.
Очнулась, с удивлением оглядывая комнату, в которой находилась.
Комната была без окон, все стены и потолок были обиты войлоком, а пол застлан ковром. Фонарь, вделанный в потолок, ярко освещал всю камеру. Дверь была совершенно глухая и почти сливалась со стенами.
Мертвая тишина, от которой звенело в ушах, начинала действовать на нервы. Катя ударила ногой по полу, но не услышала стука: камера заглушала всякий шум.
Дверь тихо отворилась, и в комнату вошли два человека в белых халатах, глаза их закрывали большие, круглые черные очки.
— Ну? — резко спросила Катя, отступая назад.
— Комитет человеческого спасения просит вас пожаловать на заседание, — сказал один из вошедших.
— К чему эти комедии?
— Об этом вы скажете на заседании. Наше дело только проводить вас в кабинет.
— Ну что ж, идемте.
Коридор сменялся коридором. Преодолевая подавленность, Катя спускалась и подымалась по лестницам, застланным коврами, заглушавшими шаги. И сколько Катя ни оглядывалась, она не видела ни одного человека. Всюду тишина, безлюдье, и только двери камер холодно сияли медными ручками.
«Сколько несчастных томится здесь!» — думала она, стараясь угадать пленников Комитета человеческого спасения. Но двери молчали и не пропускали ни малейшего шума.
Катя нарочно старалась на ходу сильно стучать каблуками, но скоро убедилась, что это бесполезно.
Спускаясь по лестнице у самого входа в зал заседаний, Катя и не подозревала, что под этой лестницей скрывался Джон, устроившийся не без удобства на пожарном рукаве.
Глава XI
ОСЯЗАТЕЛЬНАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ КОРНЕЛИУСА
Джон посмотрел на часы. «Ого, скоро вечер. Ну что же, мистер Крок, пора вам двигаться».
И, поправив на себе черный плащ, прикрыв глаза очками, имитируя походку Корнелиуса, Джон спокойно вышел из-под лестницы и не спеша зашагал вверх.
Громадное здание Карантина Забвения было сплошь иссечено коридорами. Они переплетались и пересекали друг друга, заканчиваясь то у лаборатории, то у входа в большие залы.
Джон блуждал по коридорам, пока окончательно не запутался. Подумал и решительно пошел вперед. Остановился, попав в тупик, который кончался большой дверью с черной табличкой: «Картотека».
«Это еще что за картотека?» — подумал Джон и, не колеблясь, отворил дверь и вошел в комнату.
Вдоль стен стояли громадные зеркальные шкафы с перенумерованными папками, а посреди комнаты на длинных столах стояли ящики с карточками.
«Посмотрим», — и с видом ревизора Джон вынул карточку из первого попавшегося ящика.
К. З. Форма № 152.
Фамилия: Трамг Джим — слесарь. Анархист-коммунист. Прошел курс в 1919 году. Назначен для обслуживания города: фонарь № 59721. Плохая наследственность,
Отец: рабочий, токарь по металлу, профорганизатор, участник восстания. Уничтожен.
Мать: работница, участница восстания. Уничтожена.
Сестра: Эстерка. Прошла курс в 1919 году. Класс проституции. Назначена в Стеклянный дом на пополнение выбывающих. Личное дело № 457296.
«Мерзавцы!» — сжал кулаки Джон. С отвращением отбросил карточку, но вдруг вспомнил: «Постой, постой!» Снова схватил он карточку. «Это ведь наш Джим» — и, засунув карточку в карман, перешел к следующим ящикам.
Глаза его остановились на ящике с четкими буквами: Э-Эн.
«А что, если Энгер уже прошел их проклятый курс?»
Лихорадочно начал рыться в карточках. «Вот, вот…» — вытянул карточку.
На карточке было только:
К. З. Форма № 152.
Фамилия: Энгер — служащий советского полпредства. Приб…
а дальше большой хвост от лопнувшего пера и брызги чернил.
«Что за оказия, никаких сведений. Значит, он тут, но почему все-таки нет сведений?»
Джон перевернул карточку, надеясь на обороте найти какие-нибудь заметки, но там тоже ничего не было.
«Странно! Раз запись сделана, значит, он тут был».
Джон задумчиво положил карточку обратно в ящик и, сев в кресло, подвинул к себе лежавшую на столе папку и стал ее просматривать.
