Четверги мистера Дройда - Борисов Николай Андреевич
— Вы Корнелиус Крок?
Двойник обернулся. Из-за боковой портьеры появилась высокая женская фигура. С гневным лицом, обрамленным черными волосами, в черном, глубоко декольтированном платье с золотистым солнцем, лучами обхватывающим грудь и талию, стояла она с высоко поднятой головой.
Двойник в изумлении застыл с трубкой в губах. Не говоря ни слова, женщина протянула руку, схватила трубку и швырнула ее на пол.
— Прошу извинить, я не знал…
— Отвечайте, вы Корнелиус Крок?
— Как будто я…
— Вы негодяй!
И если бы двойник не поймал ее за руку, то получил бы полновесную пощечину.
— Благодарю, не ожидал, — не теряя хладнокровия, сказал двойник, крепко сжимая руку женщины.
— Вы ждали другого, — саркастически засмеялась женщина, пытаясь вырвать свою руку из железных пальцев двойника. — Быть может, поцелуев и объятий манекенши? Вы — человек, заселивший город призраками людей, убивающий лучшее, что есть в людях, сделавший из людей машины, чего, кроме пощечины, можете вы ждать?
— Позвольте…
— Ничего не позволю. Вы негодяй, вы…
— Но…
— Отпустите мою руку, — топнула она ногой и, вырвав руку, стала оттирать посиневшие пальцы.
— А вы кто? Если судить по вашему поведению, то здесь еще не все потеряли склонность к буйству, — со спокойным юмором сказал двойник.
Женщина выпрямилась, и, с презрением глядя на него, произнесла:
— До меня вам не добраться. Я Аннабель Флаугольд.
Двойник сложил губы, как бы собираясь свистнуть, но удержался.
— Я презираю вас, я ненавижу вас <за> всех и за себя.
— И это только первый выход, — пробормотал двойник, косясь на лежащую трубку.
— Извините, сударыня, вы звали меня только для того, чтобы сделать мне это приятное сообщение?
— Да, для того. Я хотела встретиться с человеком, обратившим всех в уродов, заставить его понять всю гнусность его дела, опомниться и прекратитъ свою ужасную работу.
— Ну хорошо, предположим, что он уже понял, — как бы говоря сам с собой, сказал двойник, задумчиво, серьезно глядя на Аннабель. Только в глазах предательски сверкала насмешливая искорка.
— Как это?.. — сразу остывшим тоном спросила Аннабель.
— Ну, понял всю гнусность своего дела, опомнился и готов прекратить свою ужасную работу, — все так же предательски-серьезно пояснил двойник.
Аннабель уже изумленно-радостно смотрела на него.
— Неужели вы согласны?
Двойник молча кивнул головой.
— Какой вы милый, какой хороший! — молитвенно сложила руки Аннабель. — Простите мне оскорбления, что я вам нанесла. Мне так стыдно теперь, но ведь я не знала. Так вы обещаете положить конец?
— Обещаю, что ни одного человека не подвергну действию лучей, — торжественно поднял кверху правую руку двойник.
— Благодарю, благодарю вас, — стремительно протянула ему обе руки Аннабель. — А что вы сделаете с лучами? — заинтересовалась она. — А вас не могут заставить продолжать работу?
— Нет, не могут, — отрицательно мотнул головой двойник. — А лучам мы найдем применение, — важным тоном добавил он.
— Так, значит, мир. И будем друзьями, — протянула она руку.
— Будем, — весело засмеялся двойник, крепко пожимая ее руку.
Аннабель блеснула зубами в радостной улыбке, кивнула головой и исчезла за портьерой.
— И это только первый выход, — склонив голову набок, пробормотал двойник и, не сдержавшись, громко захохотал.
Продолжая смеяться, он подобрал трубку и направился к выходу.
Мимо него прошаркал через комнату одутловатый старик, а за ним прошло три замаскированных женщины в оранжевых платьях с продольными черными полосами. Двойник посмотрел им вслед, плюнул и спокойной походкой продолжал свой путь.
На углу у очередного фонаря двойник на минутку остановился. Перед ним ровной линией переулок с замершими в ночном сне домами. Ни души.
И только две линии одетых в черное фонарщиков стояли как изваяния, держа шесты, с верхушек которых матовые кубы лили ровный свет, испещряя светлыми квадратами плиты улиц.
Двойник вошел в мрачный провал ворот и, быстро сбросив плащ, шляпу, сложил их в ровный прямоугольный пакет. Из кармана вынул измятую кепку, привычным движением встряхнул ее, надел на голову и снял очки, — снова стал Джоном Фильбанком.
С облегчением вздохнул и вышел на улицу.
На башенных часах средневекового храма пробило два часа. С последним ударом часов фонарщики как один повернулись и медленно пошли на середину мостовой, смыкаясь в ряды. Пошли сомкнутыми рядами, казались ползущей по улице громадной черепахой, из-под темного панциря которой лился матовый свет.
Добравшись до своего дома, Джон на угловой доске для газет увидел свеженаклеенное объявление:
«1000 фунтов награды тому, кто укажет личный номер шофера автомобиля, стоявшего у “Черной бабочки” в 10 часов вечера и повезшего Арчибальда Клукса».
— Алло, Джон. Плохо. Очень плохо: Катю увезли, — встретил его у ворот Тзень-Фу-Синь.
— Катю! Говори, говори скорей!
Путаясь и иногда останавливаясь, чтобы подыскать нужное слово, Тзень-Фу-Синь рассказал о столкновении с Клуксом и встрече с Катей, которую вез в автомобиле генерал Биллинг.
— Так, но и тебя ищут. Тысяча фунтов тому, кто укажет твой номер, — несмотря на огорчение от ареста Кати, усмехнулся Джон.
— Уже написано? Очень хорошо.
И Тзень-Фу-Синь, довольный, улыбнулся.
Мимо них прошел отряд солдат, шедший сменять посты. Ровная линия штыков, четкий шаг не могли ослабить неприятного впечатления от однообразного выражения лиц. Глаза без всякой мысли прямо смотрели вперед. Казалось, шли не живые люди, а заводные куклы, мастерски сделанные.
— Видал? — прошептал Тзень-Фу-Синь.
— Черт его знает, — вздрогнув, недовольно пробурчал Джон, — смотришь на них и не знаешь, кто участвует в заговоре притворства, а кто и в самом деле превратился в машину.
— Что же мы будем делать? — повернулся он к Тзень-Фу-Синю и сам ответил: — Катя, конечно, в Карантине. Надо ее выручать. Пойдем сейчас, посмотрим, что можно сделать.
Карантин Забвения возвышался белой махиной высоких зданий, покрытых овальными куполами.
Из-за глухих высоких стен виднелись верхушки деревьев парка, окружающего Карантин. Переулки кругом освещались двумя прожекторами с высокой башни.
Жители города боялись этих кварталов и, попав в этот район и увидев преследующие глаза прожекторов, спешили уйти и свободно переводили дух только на улице Ульсуса Ван Рогге, высокие дома которой заслоняли пронзительные глаза башни Карантина.
Джон и Тзень-Фу-Синь остановились около гладкой, ослепляющей глаза белой стены Карантина Забвения. В пустоте переулка их тихие шаги отдавались гулким звуком.
— Проклятый переулок, — сердито шепнул Джон.
Тзень-Фу-Синь оглянулся по сторонам. Обычная улыбка сошла с его лица. В его настороженных глазах сверкала решимость. Он припал черным пятном к стене и напряженно прислушался.
— Валяй, Джон! — оторвавшись от стены, произнес он. — Никого!
Джон, успевший снова превратиться в Корнелиуса Крока, поправил шляпу и очки, забросил концы плаща через плечо, вскочил на спину Тзень-Фу-Синя и, прыгнув с нее вверх, ухватился за верхушку стены и, подтянувшись на руках, сел верхом на нее.
— Хорошо, — восхищенно сказал Тзень-Фу-Синь, глядя снизу на Джона.
— Ну, до свиданья, — шепнул Джон, — Корнелиус Крок возвращается к себе, — и спрыгнул на двор Карантина.
Тзень-Фу-Синь снова припал ухом к стене и напряженно слушал.
Пустынный двор, прорезанный тенистыми аллеями, казался погруженным в оцепенение, и только свет из окон здания и флигелей Карантина и мерно двигающиеся силуэты в окнах показывали, что внутри шла работа.
Джон огляделся. Никого. Только глаза башни озаряли двор ярким светом. Прошмыгнул от стены в тень аллеи и прижался к толстому дереву.
«Ну, Джон, надо идти в дом», — и вздрогнул, увидев в конце аллеи силуэт Корнелиуса.
Затаив дыхание и ступая совсем бесшумно, Джон догнал его и шаг за шагом шел за Кроком.