Павел Дмитриев - На распутье
По внутренней лестнице добрались на третий этаж, обитая черным дерматином дверь лаборатории была приглашающе приоткрыта. Анатолий только головой покачал при виде такого вопиющего наплевательства на режим секретности. Коридор мог бы назваться широким, если бы не стоящая у стен техника и шкафы. Но при этом ощущения запущенности не возникало, даже в субботу ярко горел свет, слышались голоса, какой-то технический стук, чавканье и скрип электроприводов. Зато кабинет руководителя был практически пуст, не считая, понятное дело, пары столов со стульями, директорского кресла, и самого товарища Авдеева. Чуть полноватого, интересного мужчину лет 40–45 на вид, с правильными чертами лица, которые чуть портила слишком высокая верхняя губа и мясистый нос.
Впервые в советской околоэлектронной тусовке увидел так тщательно следящего за своей одеждой человека. На Валентине Николаевиче был недешевый, сшитый по мерке костюм. Он явно каждое утро сам завязывал галстук, причем подбирал его по цвету и рисунку, да еще к рубашке «не белого» цвета. Надеюсь, Авдеев тоже оценил мой модный прикид. И именно внешняя комплиментарность, а не жалость, позволила ему удержаться от соблазна спустить гостей с лестницы, когда я назвал рекомендателя, а именно Ермакова из МЭПа.
Уверен, имя главного инженера Авдеев слышал впервые. Зато на последнем слове он как-то сладко скривился, как будто заел шоколадкой не рюмку Bisquit Extra Cohiba, а полстакана теплой «Русской». Видимо представил, как будет отказывать человеку из ненавистного ведомства.
В общем, до показа цифрового индикатора с RAVчика удалось дотянуть на одной лишь вежливости. Зато после втыкания в розетку специально подготовленного блока питания и подключения нужных контактов, желаемый эффект был наконец достигнут. Валентина Николаевича было не узнать, из цинично скучающего администратора он превратился в любопытного исследователя. Артефакт был внимательнейшим образом рассмотрен, ощупан, и даже опробован «на зуб».
Все это было уже привычно и ожидаемо, но… К моему немалому удивлению, Авдеев нашел в себе силы отказаться от предложения «по-легкому срубить авторитета и славы», разработав технологию производства табло по имеющемуся образцу. Очевидно, обида на электронщиков была величиной с "Энтерпрайз"[113].
Хуже того, оказалось что к беседе я подготовился очень слабо. Попросту забыл, что на дворе царство аналоговой техники, с простыми и надежными стрелочными индикаторами. В то время как для показа цифр надо ставить непростой АЦП или, хотя бы, сумматор. Поэтому никому эти индикаторы особо не нужны. Кроме далеких от народного хозяйства изготовителей ЭВМ, да бешеных конструкторов сувенирных часов к XXIII съезду КПСС. Попробуй тут доказать, что уже через несколько лет калькуляторы и прочая цифровая техника начнут стремительный захват обитаемого пространства. А компактные, не боящиеся тряски люминисцентные индикаторы будут в этом здорово помогать как минимум полсотни лет.
Тупик. Есть человек, которому задача явно по силам[114]. Найден общий язык и куча смежных тем. У Авдеева даже в наличии какая-никакая производственная база для изготовления первой партии устройств. Но нет ни малейшего желания что-либо делать из-за дебильной ведомственной склоки пятилетней давности.
Мысль бьется в поисках выхода. Стекло? Стекло! Стекло!!! Где там козырной туз?
— Валентин Николаевич, а как бы вы отнеслись к предложению возглавить совершенно новую отрасль промышленности СССР? Будет исследовательский институт, опытное и серийное производство, тысячи сотрудников. Хотите? Еще не поздно все изменить в жизни.
Немая сцена, только не из «Ревизора», а другого соцреализма. Авдеев смотрит на меня подняв брови и наклонив голову. Анатолий перестал вертеть в руках карандаш.
— Позвольте, позвольте, молодой человек. Может сначала с фондами на 29НК[115] поможете? — Видимо, Авдеев решил не обострять, и перевести мою нелепую эскападу в шутку.
— Извините, что слишком пафосно прозвучало, — как бы местный босс психушку не вызвал, — но я серьезно. Давайте поясню идею.
Следующий час я рассказывал об оптоволокне. Его производстве (благо, не так давно смотрел на youtube соответствующий ролик), возможном применении, основных технических проблемах. После рисунка с физикой процесса внутреннего отражения на границе двух «сортов» кварцевого стекла снисходительная улыбка стерлась с лица Валентина Николаевича. Когда я перешел к рассказу о гидроксильном пике, дисперсии, волновом уплотнении, частотах и прочих тонкостях, его глаза загорелись. Но полностью скептицизм не ушел.
— Красивая у вас Петр Юрьевич гипотеза, но сложно поверить в чудеса.
— А если вы получите образцы материалов, о которых я рассказываю? — Ну сколько можно глотку-то драть? — И вообще, может быть чаю попьем?
— Да, разумеется, — спохватился Авдеев, быстро встал, дошел до двери, приоткрыл, — Любочка! Сделай пожалуйста чаю! — И от порога нам. — Но откуда? Как?
Анатолий решил, что все заходит слишком далеко, и молча продемонстрировал свое удостоверение.
— Похоже, я и так рассказал слишком много, — черт, мог бы и раньше намекнуть, — товарищ капитан хочет сказать, что все подробности только через его ведомство.
— Так я и думал! — Расстроился Авдеев. — Неужели и тут нас американцы обогнали[116]?
— Не совсем, но близко к тому. Вернее, пока у них возникли некоторые проблемы, на решение которых уйдут по меньшей мере годы.
— Понятно… — протянул Валентин Николаевич. — Но образец-то покажете?
Мы с Анатолием переглянулись.
— А повторить его сможете? И добиться промышленного выпуска сотен километров кабеля?
— Зачем так много?
— Этот материал намного лучше меди для передачи информационных сигналов[117], представьте, сколько ценного металла можно будет сэкономить для энергетики?
— Интересная задача. — Авдеев внимательно на меня посмотрел. — Если все так хорошо, почему вы сами этим не займетесь?
— Перед нашим НИИ поставлена другая задача. Лично товарищем Шелепиным.
— Вот даже как?! — Казалось, именно теперь Валентин Николаевич удивился по-настоящему.
— Александр Николаевич сейчас курирует много проектов, связанных с электроникой и ЭВМ, так как считает их реализацию чрезвычайно важным для страны делом.
— Давно я не был в Москве…
— Там многое изменилось, особенно за последний год.
— Но почему вы думаете, что… — Авдеев пытался подыскать слова.
— За товарища Шелепина, понятное дело, я ничего сказать не могу. Но полагаю, он не откажется вас принять.
В комнату без стука ворвалась девушка со стаканами чая на подносе, сахаром и прочими мелочами. Мгновенно расставила посуду по столу и убежала, стрельнув в нашу сторону симпатичными глазками. Меня пробило на на воспоминания, и пока пили чай, рассказывал о китайской чайной церемонии. Не все, лишь тот десяток пунктов, что сумел когда-то приблизительно запомнить. Впрочем, это ничуть не помешало пить чай по-русски. Теплый, сладкий, не вынимая ложечек и захрустывая баранками.
— Сделаю я заказ на экранчики. — Валентин Николаевич задумчиво крутнул в стакане остатки темно-коричневой жидкости. — Даже без вашего Шелепина. Есть что-то эдакое в вашем безумстве. Прямо как мы все рвали в молодости. Эх, было время…
— Соглашение я на всякий случай захватил, — достал из портфеля бумаги, — вот оно.
— Молодой, а какой предусмотрительный, — проворчал Авдеев просматривая текст.
— Есть еще одно условие, — вмешался Анатолий. — На время работ придется организовать у вас работу первого отдела.
— Ох как вы достали с этой секретностью… Давайте проще?
— В смысле?
— Да пойдем сейчас в соседнюю комнату, вскроем ваш прибор, изучим, и больше не нужен он мне будет.
Работа не затянулась. Валентин Николаевич сменил пиджак на лабораторный халат, и препарировал индикатор примерно как хорошая хозяйка разделывает курицу перед жаркой. Аккуратно, точными движениями, без потери ценного продукта. Уже через час Авдеев в запале бил себя по лбу со словами, — «да это чуть доработанный триод с фосфором на аноде! Только сеточку добавили! Ну чисто маленький кинескоп, проще некуда. Но как я раньше сам не догадался?».
* * *Из аэропорта поехали в «Пульсар», наудачу, так как все равно по пути. Тем более пробок тут нет вообще, поток машин до смешного мал даже летом. А уж зимой, судя по всему, две трети водителей ставит свои транспортные средства на чурбачки. Так что на едва почищенной дороге только черные «служебки» да похожие на здоровенные обмылки автобусы и троллейбусы. Но шипованная резина тут явно не в моде. Асфальт берегут, или на пятом десятке лет советской власти шины делать не научились[118]. Но результат один – движение идет убийственно неторопливо, на 30–40 километрах в час. Хорошо хоть на улице не холодно, и жалкая печка «Волги» поддерживает в салоне сносную температуру, при которой можно чуть вздремнуть.
