Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Падение Губернатора
– Я озлоблен по очень простой причине – вот она! – воскликнул доктор, махнув рукой в сторону бесчувственного мужчины. – Я уверен, что это Губернатор напал на него, а не наоборот.
– О чем ты?
– Я имею в виду, напал сам, без провокации, – кивнул Стивенс. – Губернатор искалечил его.
– Это смешно.
Доктор задумался. Тон его изменился, похолодел. Голос стал ниже.
– Что с тобой случилось?
– Я уже сказала, док. Я просто пытаюсь выжить.
– Думай, Лилли. Зачем этим людям проникать к нам в город с плохими намерениями? Они просто оказались рядом, как и все остальные.
Он посмотрел на лежащего мужчину. Глаза его подрагивали под плотно закрытыми веками – должно быть, он забылся лихорадочным сном. Его дыхание на мгновение участилось, а затем успокоилось вновь.
Молчание затянулось. Наконец с другого конца комнаты голос подал Остин:
– Док, с ним было еще двое – молодой парень и женщина. Вы не знаете, где они? Куда они пошли?
Стивенс просто покачал головой, смотря в пол, и сказал едва ли не шепотом:
– Я не знаю. – Затем он взглянул на Лилли. – Но скажу я вам… не хотел бы я сейчас оказаться на их месте.
Из-за плотно запертой двери в конце пустынного коридора в полуподвальном помещении гоночного трека доносился приглушенный голос. Низкий, хриплый от усталости и дрожащий от волнения, он принадлежал женщине. Двое мужчин, стоявших по другую сторону двери, не могли различить ни слова.
– И так с того момента, как я ее туда посадил, – сказал Брюс Губернатору, который стоял лицом к двери, решительно скрестив на груди руки. – Говорит сама с собой.
– Интересно, – заметил Губернатор.
Чувства его обострились от жестокости, которая витала в воздухе. Гудение генераторов отдавалось во всем его теле. Он чувствовал вонь гнилья и заплесневелой штукатурки.
– Они просто безумцы, – добавил Брюс, покачав блестящей лысой головой и инстинктивно перехватив пистолет руге калибра, пристегнутый к бедру.
– Верно… Как бешеные лисы, – пробормотал Губернатор.
В ухе у него пульсировало, кожу покалывало в предвкушении. Контроль. На задворках его сознания звучал упрямый голос, который все твердил: «Женщин надо контролировать… ими надо управлять… их надо ломать».
На секунду Филипу Блейку показалось, словно часть его души отделилась от тела и наблюдала за всем со стороны, очарованная внутренним голосом, который теперь стал его второй натурой, второй кожей: «Нужно выяснить, что знают эти люди, откуда они, что у них есть и – самое главное – насколько они опасны».
– Дамочка сурова до невозможности, – сказал Брюс. – Она не расколется.
– Я знаю, как ее сломать, – пробормотал Губернатор. – Оставь это мне.
Он глубоко и медленно вздохнул, готовясь к действиям. Он чувствовал опасность. Эти люди могли с легкостью повредить ему – они могли разрушить его сообщество, – а потому нужно было воззвать к той его части, которая умела вредить другим, умела ломать людей, умела доминировать над женщинами. Он даже глазом не повел, просто повернулся к Брюсу и сказал:
– Открывай.
Дверь поднялась на ржавых скрипучих петлях, прикрученных к ее верхнему краю. В дальнем конце камеры связанная женщина дернулась в темноте. Длинные дреды упали ей на лицо.
– Прошу прощения, – сказал ей Губернатор. – Я не хотел врываться.
Луч света, проникший внутрь камеры из коридора, высветил один глаз женщины, который блеснул сквозь просвет в ее дредах. Одним этим глазом она озлобленно глядела на посетителей, подобно гигантам, возвышавшимся в дверном проеме. Свет висевших в коридоре ламп очерчивал лишь их силуэты.
Губернатор сделал шаг вперед. Брюс последовал за ним.
– Похоже, вы тут вели прекрасный, глубокий разговор с… Простите, а с кем вы разговаривали? Хотя забудьте, меня это не волнует. Давайте приступим.
Женщина напоминала диковинного зверя, посаженного в клетку, – темная, гибкая и изящная, как пантера, даже в потрепанной рабочей одежде. Вокруг ее тонкой шеи была обвернута веревка, привязанная к дальней стене. Руки были прикреплены к противоположным углам камеры, кофейного цвета кожа блестела от пота, подобные змеям Медузы горгоны, дреды спускались на плечи и спину. Сквозь волосы она смотрела на жилистого мужчину, который с пугающим спокойствием подошел к ней.
– Брюс, окажи мне услугу, – сказал Губернатор спокойным, деловым тоном работника, который нашел протечку или требующую ремонта яму. – Сними с нее штаны и привяжи ей одну ногу к стене.
Приблизившись к женщине, Брюс исполнил приказание. Женщина сжалась, когда с нее спустили штаны. Брюс же проделал это с твердой уверенностью человека, срывающего пластырь с раны. Затем он отступил назад и принялся разматывать веревку, висевшую у него на ремне, после чего обмотал ее вокруг ноги женщины.
– А другую ногу привяжи вон туда, – велел Губернатор.
Женщина не сводила с него глаз. Она сердито смотрела на него сквозь волосы, и взгляд ее был так пропитан ненавистью, что мог бы прожечь сталь.
Губернатор подошел ближе и начал расстегивать ремень.
– Не ломайся так, девочка, пока не стоит. – Ослабив ремень, он принялся за ширинку. – Ты еще захочешь сохранить энергию.
Женщина посмотрела на него снизу вверх с силой черной дыры, затягивающей внутрь любую материю. Каждую частицу в комнате, каждую молекулу, каждый атом затянуло в черную пустоту ее глаз. Губернатор подошел ближе. Он не реагировал на ее ненависть, словно отводя ее громоотводом.
– Когда закончишь, Брюс… оставь нас, – сказал Губернатор, скользя взглядом по женщине. – Нам нужно будет уединиться. – Он улыбнулся ей. – И закрой за собой дверь. – Улыбка его стала шире. – Скажи-ка мне, девочка, как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы разрушить твою жизнь? Чтобы расшатать твое чувство защищенности? Чтобы совсем затрахать тебя?
Женщина не ответила, лишь еще раз взглянув на него старым как мир затравленным взглядом зверя, готового вступить в смертельную битву.
– Думаю, получаса нам хватит. – И снова улыбка. И тяжелый, змеиный взгляд. Губернатор стоял всего в нескольких дюймах от нее. – Но вообще-то я собираюсь каждый день заниматься этим. И как можно чаще…
Он спустил камуфляжные брюки к лодыжкам. Брюс направился к двери, а Губернатор тем временем бросил штаны на пол. По спине его пробежали мурашки.
Брюс вышел наружу, и дверь захлопнулась. Из-за хлопка женщина снова вздрогнула, но лишь слегка.
Губернатор спустил трусы и громогласно объявил:
– Будет весело.
Над землей. В ночи. В тишине темного города. Поздно вечером. Двое шли бок о бок вдоль разоренных витрин.
– У меня все это дерьмо в голове не укладывается, – сказал Остин Баллард.
Засунув руки в карманы, он брел по старому тротуару и дрожал от холода. Капюшон был надвинут ему на лоб, закрывая кудри, а в глазах стоял ужас от того, что он только что увидел, время от времени искажавший его лицо.
– Та оргия?
Лилли шагала рядом. Ее джинсовая куртка была застегнута на все пуговицы. Она бессознательно обнимала себя руками, как будто надеясь тем самым защититься от холода.
– Да… И еще этот парень с отрубленной рукой. Лилли, что за чертовщина здесь творится?
Она начала было отвечать, как вдруг в отдалении раздались выстрелы из крупнокалиберного оружия. От шума Лилли и Остин вздрогнули. Мартинес с ребятами все еще дежурили на баррикаде, работая ночь напролет и зачищая территорию от единичных кусачих, которых привлек гул, доносившийся ранее с арены.
– Обычные дела, – сказала Лилли, сама себе не веря. – Ты привыкнешь.
– Порой мне кажется, что кусачие – это меньшая из наших проблем. – Остин поежился. – Думаешь, эти люди действительно хотели нас ограбить?
– Кто знает?
– Думаешь, их еще много?
Лилли пожала плечами. Она никак не могла отогнать от себя чувство, будто уже началось что-то опасное и неотвратимое. Как зловещий черный ледник, незаметно двигающийся под ногами, все, казалось, катилось в неизвестность. И впервые с того момента, как Лилли Коул осела в этом маленьком разношерстном сообществе, она почувствовала пронизывающий ее до костей ужас, источник которого она не могла даже определить.
– Не знаю, – наконец сказала она. – Но мне кажется, что еще некоторое время мы можем спать спокойно.
– Честно говоря, я не слишком хорошо сплю с момента Обращения. – В ране кольнуло, и Остин, поморщившись, прижал к ней руку. – Вообще-то я ни разу не проспал всю ночь, с тех пор как все это началось.
– А знаешь, пожалуй, и я тоже.
Они молча прошли еще несколько метров, а потом Остин сказал:
– Можно мне кое-что спросить?
– Валяй.
– Неужели ты и правда встала на сторону Губернатора?
Лилли и сама задавалась этим вопросом. Может, так проявлял себя стокгольмский синдром – странный психологический феномен, когда заложники чувствуют симпатию и начинают сопереживать своим захватчикам? Или она просто проецировала свою ярость и подавленные эмоции сквозь этого человека, словно он был бойцовым псом, неразрывно связанным со своим хозяином? Она знала лишь то, что была напугана.
