Александр Трубников - Черный Гетман
Глухо и часто рокотали копыта. Впереди вздымался заросший деревьями холм, над которым серели прямые каменные стены большой православной церкви. Слева от холма уходила вдаль лесистая ложбина. Именно туда Ольгерд и решил направить коней — в лесу всегда можно спрятаться, запутать следы, отсидеться, сделав укрытие. Слобожане — не боровые охотники, следы в чаще читать не умеют.
Не будь рядом с ним Сарабуна, уйти бы было легче легкого, казаки воевали в пешем строю, а потому коней держали походных: выносливых, но не быстрых. Так что гонку в три — четыре версты его шустрому на бег жеребцу проиграли бы на раз. Лекарева же лошаденка была простой сермягой, которую только в телегу впрягать да под плугом водить. После того как они пулей вылетели из села, саженей с полста она честно пробовала изобразить боевой галоп, но быстро выдохлась и теперь, невзирая на все усилия Сарабуна, обреченно частила суетливой крестьянской рысью.
Обстановки нелепее нельзя было и придумать. Остановиться, чтобы снова попробовать объясниться, означало подписать не только себе но и злосчастному лекарю лютый смертный приговор. Суд казацкий был скор и жесток — обнаружив подлинное или мнимое преступление, сбежавшиеся на клич запорожцы тут же, без лишних формальностей проводили беглое дознание и выносили приговор, чаще всего заканчивающийся тем, что вора, изменника или убийцу вздергивали на ближайшем суку.
Проскакав с полпути до спасительного леса, Ольгерд обернулся. Расстояние между беглецами и преследователями сократилось саженей до трехсот, и в мчащейся группе можно было уже разглядеть отдельных всадников. Он насчитал семерых. "Как пить дать, догонят", — обреченно подумал Ольгерд и, закрепив повод на луке седла, начал заряжать свой второй пистоль. Первый, тот что за поясом, он разряженным не держал даже когда шел в баню.
Тем временем сарабунова лошадь начала проявлять первые признаки усталости: нервно похрапывала, кусая удила и ходила боками. До леса оставалось не так уж много и нужно было быстро решить, в какую сторону повернуть. "Только бы стрелять не начали", — подумал Ольгерд. Словно в ответ на невысказанные слова сзади послышались частые хлопки. Сарабун охнул, запричитал, врезал лошади пятками по бокам и намертво вжался в гриву. Чуткая на опасность крестьянская кобылка, полностью разделяя опасения своего седока, всхрапнула, поджала уши и рванула так лихо, что выскочила вперед на полкорпуса. Конь Ольгерда тоже поддал, догоняя товарку…
До осталось саженей пятьдесят, примерно столько же до настигающей их погони. Можно было уже разглядеть, что казаков возглавил сам кошевой. Он размахивал саблей и кричал на ходу: " К лесу, к лесу прижимай, хлопцы! Теперь не уйдут". "Еще и как уйдут", — подумал Ольгерд, направляя коня на змеящуюся между деревьев дорогу, уходившую к подножью крутого холма.
Кони беглецов влетели в сосняк. Шум погони словно отрезало и теперь конская прыть не играла большой роли. Кони зашарахались от веток пошли частой рысью.
Молясь, чтобы казаки не были знакомы со здешним лесом, Ольгерд свернул на первую же встретившуюся тропу. Ветки хлестнули его по бокам, за спиной громко засопел Сарабун. Шикнув на лекаря, Ольгерд перевел коня на шаг и въехал в густой орешник.
Углубившись в заросли, они остановили коней. Вдалеке раздался истошный сорочий стрекот. Ольгерд улыбнулся- обман удался и преследователи, не приметив тропы промчались вперед.
— Что дальше делать будем? — шепотом спросил Сарабун.
— Подождем, пока они подальше уедут и двинем в урочище, — ответил Ольгерд. Киев обойдем стороной, пойдем в Чернобыль, где осавул у меня знакомый. Оттуда до Лоева недалече.
— Вернемся, стало быть, к пану Кочуру?
— А куда нам еще податься? — вздохнул Ольгерд. — В Киеве нам обоим теперь на колу торчать, ну а под рукой у сотника хотя бы не пропадем.
На ходу размышляя о превратностях жизни, Ольгерд двинул коня сквозь орешник. "От судьбы не уйти, — думал он, придерживая рукой гибкие ветви. — Место мое рядом с Ольгой, в Лоеве. Все, хватит. Забуду и про месть и про вора этого, Душегубца, ворочусь к Тарасу да буду служить ему верой и правдой"
Не успел он додумать последнее до конца, как орешник неожиданно раздался по сторонам, открывая спрятанную под самым откосом холма дорогу с широкой прогалиной. Посреди дороги, в окружении своих подручных, возвышался в седле только что помянутый Дмитрий Душегубец.
* * *"Может ошибся?", — подумал Ольгерд. Что мог делать в людных местах лесной разбойник? Но нет, это был точно он. Если, конечно у Душегубца не было брата-близнеца, предпочитающего черно-серебряный наряд и глядящего на мир презрительным волчьим взглядом. Сидящий внутри мелкий бес взвизгнул, придя в себя: "И что ты там про судьбу говорил?".
Ольгерд бесу не ответил. Соображать кто, господь или дьявол, поставил на его пути главаря разбойников, да и вообще прикидывать, откуда он тут вдруг взялся было теперь недосуг. В седельных кобурах лежали два заряженных пистоля, и нужно было быстро оценить, во-первых, разбегутся ли остальные разбойники после того, как он разнесет голову Душегубцу и, во-вторых, насколько быстро, заслышав выстрелы, примчатся сюда разъяренные казаки. Медленно опуская руку к правой кобуре, он двинул коня вперед.
Разбойники явно не ожидали гостей. Они разом развернули коней в их сторону и вскинули стволы. С ходу стрелять не стали, видно тоже боялись шуму.
Первым опомнился Душегубец. Прищурившись, оглядел вновь прибывших, определенно узнал Ольгерда, а потому заговорил голосом скорее веселым, чем изумленным.
— Глазам не верю, это ты, литвин? Вот уж кого не чаял встретить здесь и сейчас. Выжил значит? Ну радуйся, счастливец, теперь до ста лет проживешь!
От его насмешливого тона Ольгерда передернуло. Он, как мог, сдержался и сделал безразличное лицо. Пистоль-не мушкет, бьет наверняка всего с двух-трех саженей, так что нужно было подобраться как можно ближе не спугнув при этом добычу.
Усмири гнев, процедил сквозь зубы:
— Проживу. Твоими молитвами.
— Да ладно тебе, — не усмотрев угрозы, хохотнул воровской главарь. — Там в лесу все честно было. Я в плен тебя взял оружного, как воина, а не как холопа. Лечить тебя приказал, службу тебе предложил. Так что пенять на меня вроде как не за что. Кстати, я и сейчас от слов своих не отказываюсь. Хочешь — оставайся с нами. Только вот испытание все равно придется пройти. — Душегубец указал на своего заводного коня, на спине у которого поперек чепрака был перекинут длинный мешок. — Как только этого вот допросим, перережешь ему горло и все дела…
Ольгерд кивал, делая вид что слушает, в то время как его пальцы осторожно подбирались к рукоятке пистоля. Ощутив привычное тепло деревянных щек, он притворился, будто обдумывает сделанное предложение. На самом деле лихорадочно прикидывал, выстрелить ли с бедра в тулово или, теряя время, поднять руку повыше, чтобы наверняка попасть в голову.
Душегубец ждал ответа. Ольгерд принял решени. Мало ли какой там у этого оборотня доспех на груди, а голова хоть и мишень поменьше, но при попадании в нее обеспечена верная смерть. Он тронул повод, пустив коня редким шагом и, отвлекая наблюдателей, провел левой рукой по лбу, вытирая выступивший от волнения пот. До Душегубца оставалось не больше десятка шагов.
— А почему бы и нет? — спросил он у Дмитрия, сам сжимаясь уже, чтобы единым движением выдернуть пистоль, вытянуть вперед руку и, поймав прицелом переносицу погубителя, нажать на спуск. — Только тут вот дело такое…
Он не успел договорить, как в кустах затрещало и на поляну, прямо в самое толковище, выскочила казацкая погоня.
Разбойники снова вскинули опущенные было стволы, но главарь остановил их властным жестом. Два отряда замерли, разглядывая друг друга. Разбойники стояли плотно, укрывая Ольгерда с Сарабуном от преследователей живой стеной.
— Эй вы, чужих тут не встречали? — не заметив беглецов, нарушил молчание кошевой, который с волосами, слипшимися от несмытого меда напоминал паршивого барсука. — Мы казаки из Куреневского коша, ловим разбойников, что с подметным письмом разъезжают…
— Езжайте своей дорогой, казачки, не теребите людей, — спокойно произнес в ответ Дмитрий. — Никого мы не видели, ничего не знаем.
— Это ты проезжай, голота, — огрызнулся в ответ кошевой. — Сами чьи будете?
— Мы люди московского воеводы. Едем по делу, перед тобой ответ держать — много чести будет…
Кошевой озадаченно нахмурился. Мысли его легко угадывались по лицу. Особого почтения к новому московскому начальству Молява, судя по всему, не имел, но и ссориться с посланцами царского наместника опасался.
— Ладно, — мрачно выговорил он, сохраняя достоинство, — раз так, то езжайте…
— Ну, пака! — акнув на московитский манер, кивнул Дмитрий и тронул поводья. В это время кобылка Сарабуна, отдохнув и придя в себя, решивла привлечь внимание собравшихся на поляне жеребцов, и тонко противно заржала.
