Сергей Конарев - Балаустион
«Сам царевич Эврипонтид в злодействах сих участия не принимал, но и не препятствовал оным. На четвертый день старейшины городских кварталов явились к Эврипонтиду посольством, вопрошая — доколе быть в городе погромам и беззаконию, и не пора ли вернуть законы и власть. „В силах ли один человек остановить поток, что смывает нечистоты с лица Спарты?“ — ответил Пирр Эврипонтид, однако издал…».
— Стоп. Ты уверен, что следует упоминать об этих словах… наследника? — Галиарт с усилием выговорил последнее слово, приучая себя отвыкать от именования Пирра «командиром». Боги, а ведь скоро придется называть его «государем»! — Они вроде бы… характеризуют его не с лучшей стороны?
— Но я сам слышал, как он сказал это, — упрямо тряхнул забинтованной головой Ион. — Записывать я тогда еще не мог, но эту фразу отлично запомнил, клянусь Афиной.
— Возможно, так оно и было, но я думал, твой труд — это гимн Эврипонтидам, попытка рассказать миру о жизни и трудном приходе к власти идеального государя, каким, безусловно, Пирр и станет.
— Что ты говоришь? — рука Иона, державшая пергамент, задрожала от негодования. — Какое у тебя извращенное понятие о задаче историка! Мой долг — быть честным не перед людьми, а перед историей, и донести до потомков реальные факты. Понимаешь? То, что я был, и, надеюсь, до конца своих дней буду верным товарищем и слугой Пирра Эврипонтида, не заставит меня стать его придворным аэдом. Правда — вот единственное, ради чего стоит марать пергамент.
— Где я слышал, что правда настолько горька, что обычно служит лишь приправой? — усмехнулся сын наварха.
— Клянусь богами и посмертием, — произнес Ион голосом торжественным, как будто читал присягу. Его черный глаз возбужденно блестел в узком отверстии, оставленном бинтами, — что пока держу стиль, даже злейшие враги не смогут заявить, что я исказил истину во имя наживы, любви царей или славы. Я опишу правду так, как ее увижу!
— Нет, лишь насколько тебе это будет позволено, идеалист несчастный, — со вздохом сочувствия прошептал Галиарт в сторону, так, чтобы товарищ его не слышал.
«…однако издал указ, чтобы более никто не был казнен иначе как по приговору. Желающие покинуть город могли сделать это в течение месяца со дня выхода указа, и многие из сочувствующих Агиадам этим правом воспользовались.
С того дня беспорядки и убийства в городе прекратились. Всю массу врагов Эврипонтидов, захваченных живыми, судили спустя девять дней после апеллы памятного собрания судом законным и справедливым».[13]
На эфора было страшно смотреть — толстый, неловкий, в грязной, разодранной одежде, с синими кругами вокруг глаз и отчаянным ужасом в самих глазах он представлял собой жалкое зрелище. Галиарт сглотнул ком и украдкой поглядел на Пирра. Лицо наследника, сидевшего на царском месте, было бесстрастным. «Спутники» из тех, кто не был прикован ранами к постели, стояли за высокой спинкой кресла. Тут же находился и гиппагрет Иамид. Не приходилось сомневаться, что после того, как Пирр официально станет царем, он займет место главы номаргов, опустевшее, когда Эврилеонт бежал с Агиадами.
— Гражданин Анталкид, сын Зенона, ты обвиняешься в том, что злоумышлял против царствующего в Лакедемоне дома Эврипонтидов. Можешь ли ты опровергнуть свидетельствующие против тебя факты? — прозвучал суровый голос председательствующего, стратега Сибариада.
Легкий шум, висевшей над головами обступившей трибунал плотной толпы спартанцев, мгновенно истаял, обернувшись гулкой тишиной, выглядевшей особенно зловещей при таком стечении народа. Нависшие над городом тяжелые грязно-черные тучи усиливали мрачное напряжение, залившее площадь. Процесс был публичным.
— Я — эфор Лакедемона, и подвластен только синедриону геронтов! — собрав остатки мужества, выкрикнул Анталкид. Лязгнувшие зубы, впрочем, несколько испортили впечатление. — Почему меня лишили законного права? Пусть соберется коллегия, пусть мне предоставят защиту….
Пятеро судей, как знал Галиарт — все до единого назначенные Пирром, — сидели полукругом, храня хмурое молчание. Стратег поглядел на царевича. Тот едва заметно кивнул.
— Прошу высказаться судей, — каркнул Сибариад.
С места поднялся первый из служителей правосудия, высокий и чернявый хилиарх Питанатского отряда.
— Обвиняемый отказывается отвечать по существу. Будь у него доказательства собственной невиновности, разве стал бы он пытаться запутать суд и подвергнуть сомнению его легитимность? Логично предположить, что гражданин Анталкид не имеет таковых доказательств, и, стало быть, виновен, — закончив, хилиарх сел.
Остальные четверо оказались куда лаконичнее.
— Виновен. Виновен. Виновен. Виновен! — для эфора эти ответы прозвучали, как удары молотка по крышке гроба.
— Вердикт единодушен, — объявил стратег Сибариад, стукнув судейским жезлом по столу. — Милостью богов, пусть свершится правосудие.
— Но как? — взвизгнул Анталкид, страшно побледнев. Видимо, он решительно не ожидал такого исхода. Обернувшись к Пирру, он сделал шаг и протянул руки. — Наследник… государь… прошу, смилуйся! Умоляю….
Подскочившие сзади стражники грубо схватили его под мышки, поволокли к установленному на трибунале деревянному лежаку, повалили на него лицом вниз и быстро привязали за руки и лодыжки к медным кольцам. Анталкид, задыхаясь от ужаса, что-то кричал.
— Смерть римскому холую! Сволочь! — раздались жидкие возгласы из толпы. По знаку председательствующего трое гобоистов приложили инструменты к губам.
— Наследник! — перекрывая гул инструментов и клокотание возбудившейся в ожидании казни толпы, на трибунал выскочил Мелеагр. Лицо его, и без того бедное красками, было белее мрамора. — Наследник, молю, помилуй этого человека. Его казнь вызовет очень нежелательную реакцию. Кроме того, клянусь богами, у него огромный опыт в политике, он может быть весьма тебе полезен.
Пирр молча повернул голову. Галиарт, стоявший за спиной царевича, не мог видеть лица Пирра, зато прекрасно разглядел, как Мелеагр поперхнулся словами, съежился и застыл, облизывая тонкие губы. Его рот скривился от ужаса, как будто судьи уже назвали его имя следующим в списке казнимых.
— Никакой пощады изменнику, — злобно гаркнул сидевший справа от Пирра советник Гермоген, выразительно тряхнув орлиным носом. Пирр так и не произнес ни слова.
— Умоляю, государь, прости мое неразумие, — осипшим голосом выдавил Мелеагр и поспешно ретировался, бросив последний жалостливый взгляд в сторону распятого на лежаке бывшего патрона.
На помосте меж тем появился палач — чудовищно мускулистый муж с оголенным торсом. Лицо его, по обычаю, было закрыто, но по двум параллельным шрамам на груди Леонтиск узнал его. Гегесипил, один из Трехсот, правая рука Иамида. В правой руке номарг держал увесистую отшлифованную палицу с перетянутой бронзовыми кольцами рукоятью.
— Да свершится правосудие! — еще раз выкрикнул Сибариад.
Страшное орудие палача взмыло вверх.
— Будь ты проклят, тиран! — надрываясь, завопил Анталкид, дергаясь в веревках.
Свист, глухой чавкающий треск. Галиарт заставил себя не отвести взгляда и видел, как кровавые капли брызнули на лица граждан, стоявших вплотную к помосту. «Это необходимость. Только так можно избавиться от внутренних врагов. Такова печальная необходимость», — твердил про себя сын наварха, пытаясь прогнать нехороший спазм, сдавивший дыхание.
Тело эфора отвязали и уволокли за ноги, а процесс продолжался. Судьи не мешкали — царевич велел управиться в один день со всеми обвиняемыми, а их было добрых четыре с лишним десятка. Арианд, казначей Эвдамида, схваченный во дворце Агиадов. Онесил, младший брат царицы Тимоклеи, выданный солдатам жрецом Полемократом из храма Афины, где пытался найти убежище. Фоант, стратег Мезойского отряда. Геронт Филарет, товарищ и свояк эфора Архелая. Автесион, Неокл и Адимант, немолодые уже мужи, командиры Агиса и старые недруги Павсания… Приговоры судей разнообразием не отличались: всех ждала казнь. Обвиняемые, осознав это, и не пытались оправдываться: некоторые просили о помиловании, большинство же шло на смерть с гордо поднятой головой, молча или осыпая Пирра проклятиями — в зависимости от темперамента.
— …Ралла, Луций Валерий, обвиняется… — слегка охрипшим голосом завел Сибариад, мельком глянув на очередного человека, которого стражники втащили на трибунал, и сверившись с лежащим перед ним свитком с именами.
— Стой, стратег, — прервал его Пирр, поднимая руку. — Что, спартанцев больше не осталось?
— Нет, наследник, — председатель еще раз поглядел в свиток.
— В таком случае суд окончен. Правосудие Лакедемона не для чужаков. Поступите с ними, как со шпионами, захваченными в военном лагере, — Пирр встал, кивнул Галиарту и Лиху. Те мгновенно заняли места по обе стороны от царевича, остальные «спутники» прикрывали спину Эврипонтида, Иамид встал на три шага впереди.
