Кулачник 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Двери открылись. И в зал вошёл… он.

Виктор Козлов.

На нём сидел дорогой костюм, на лице — спокойная гримаса человека, привыкшего держать контроль над любой ситуацией. За ним, чуть в стороне, шагала Марина.

Её походка была другой. Она держалась, как и подобает директору, но рядом с отцом всё это куда-то таяло. Словно присутствие Козлова выключало в ней самостоятельность. И видно было сразу, что его влияние на неё огромное, давящее.

Я смотрел на Виктора. Всего пара метров — и я снова лицом к лицу с человеком, из-за которого однажды всё рухнуло.

А если прямо сейчас?.. Мысль была короткой, резкой: схватить его за горло, прижать, придушить, раздавить…

Я сжал кулаки, но тут же заставил себя выдохнуть.

Нет. Не здесь. Не так.

Во-первых, вслед за Витей вышла охрана. Я видел, как два здоровых бугая встали по бокам от него, ещё двое держались поодаль у стены, но тоже наготове. Попробуй сунься — и через секунду меня свалят.

Во-вторых… Света. И Саша. Одно моё неверное движение — и наш план полетит к чертям.

Я смотрел на него. Внутри жгло желание оборвать его жизнь здесь, в зале, где он чувствовал себя царём. Но всё же нет… надо ждать. Быть хитрее и терпеливее.

Козлов вышел в центр зала. Его взгляд скользнул по нам троим. Я почувствовал, что он оценивает. Когда его взгляд задержался на мне, чуть дольше, чем на остальных, я уловил это едва заметное изучение.

Он словно пытался вытащить из меня что-то знакомое, но не мог понять, что именно. Я выдержал, не отвёл глаз.

Ассистент протянул Вите микрофон.

— Приветствую. Для меня это большая честь. — он сделал паузу, оглядел зал с какой-то ностальгией. — Когда-то у меня был хороший друг, он занимался боксом. И я до сих пор вспоминаю его добрым словом. Это именно он привил мне любовь к боевым искусствам.

Внутри меня будто что-то кольнуло. Я знал, о ком он говорит. Про меня. Про того Сашу, что остался в девяностых. И слышать это из его уст было словно удар в солнечное сплетение.

— Так вот, с тех пор я поддерживаю спорт в разных проявлениях, — продолжал Витя. — И мне хочется, чтобы молодые ребята не дурили, а занимались делом. Шли в спорт.

Я смотрел на него и чувствовал кипящую внутри злость. Этот урод лгал и даже не краснел. Это шоу ему нужно не ради спорта и не ради пацанов. Козлову оно нужно для того, чтобы отмывать свои бабки, добытые грязью и кровью.

Вокруг зааплодировали.

— Браво! — выкрикнул режиссёр.

А я только сжал зубы. В девяностых Витька уже был таким же — только тогда мы этого не замечали. А теперь всё было ясно как день.

Витя принял аплодисменты с удовольствием, всё-таки когда-то в нём умер артист. А затем его голос снова прозвучал в микрофон:

— Я узнал, что у нас сложилась интересная ситуация: претендентов на победу трое, а подраться могут только двое. Так вот… я хочу вам предложить испытание старого формата. Когда-то, ещё до вашего рождения, были подвальные качалки. Там мы тренировались на старом железе, без всяких этих новомодных тренажёров.

Он обернулся к охране и кивнул. Два здоровых охранника внесли в зал гири — тяжёлые, чёрные, с поблёкшими цифрами на боку. Металл звякнул, когда их ставили на пол.

— Вот так, парни, — сказал Виктор и сделал шаг вперёд. — Каждая гиря весит шестнадцать килограммов. Ваша задача простая: удержать её на вытянутой руке. Долго держать вы, понятное дело, не сможете. Для справки: рекорд России по удержанию гири на вытянутой руке — сорок три секунды.

Козлов взял одну гирю, поднял её и вытянул руку вперёд. Держал легко, с каменным лицом. На самом деле ему было тяжело — это я видел по мелкой дрожи плеча, но он не показывал.

Секунд десять прошли, он опустил гирю и поставил на пол.

— Делать надо вот так, — пояснил он. — Так вот, мужики. Гирь три. Вы будете делать это одновременно. Кто первый сдастся — тот вылетает и в финал не идёт.

Я посмотрел на гири. Старое железо, знакомое мне очень хорошо…

Витя отошёл, его место занял Паша.

— Ну что, готовы? — громко спросил Паша, обводя нас глазами. — Напоминаю задачу: надо удержать гирю на вытянутой руке как можно дольше. В первую очередь — дольше соперников. Кто первый опустит, тот и вылетает.

Для убедительности он сам наклонился, взял гирю и попытался поднять. Резко вытянул руку вперёд, но продержал всего пять секунд. Гиря глухо бухнулась обратно на пол.

— Да, мужики, — усмехнулся Паша, вытирая ладони. — Вам придётся крайне непросто. Испытание действительно не из простых.

— Прошу вас занять исходные позиции, — сказал он уже серьёзно.

Мы втроём подошли к гирям. Каждый смотрел на чёрный металл, блестящий под светом прожекторов.

Паша достал телефон и включил секундомер.

— Сейчас каждый встаёт в удобное положение, берёт гирю, но не поднимает. На счёт «три» — все вместе поднимаете и держите. Кто первый сдаётся, тот вылетает.

— Есть какие-то условия? Угол, наклон? Или можно как угодно? — поинтересовался Феномен.

— Главное, чтобы рука с гирей не стала вертикально туловищу, — заверил ведущий.

Мы расставили ноги, заняли стойку. Я чуть согнул колени и взял гирю за ручку, ощущая холодное железо ладонью.

— Раз… два… три!

Мы одновременно подняли гири.

Испытание началось.

Мы втроём стояли плечом к плечу, руки вытянуты, каждая сжимает чёрное железо. Шестнадцать килограммов казались простой цифрой, пока гиря не ложилась в ладонь и не вытягивала мышцы плеча так, словно хотела вырвать сустав.

Феномен бросил на меня короткий взгляд и ухмыльнулся, как будто всё это для него ерунда.

Воин аула тоже старался держать лицо каменным, будто вес у него в руках — не железо, а воздушный шар.

— Десять секунд есть, парни, — прокомментировал Паша.

Первые десять секунд мы продержались уверенно. Я дышал ровно, глядя в одну точку.

— Раз плюнуть, — хмыкнул Феномен, чуть поворачиваясь ко мне. Его губы растянулись в ухмылке, но я видел, как по линии его плеча уже пробежала дрожь. Он держал руку чуть выше уровня груди, локоть едва заметно согнут — экономил силы.

Воин аула выбрал другую тактику. Он поставил ноги широко, почти в шпагат, корпус подал вперёд. Первое время он даже находил силы разговаривать.

— Давай, сдавайся, Файтер, — цедил он сквозь зубы. — Всё равно долго не протянешь.

Я не отвечал. Не стоило тратить дыхание на болтовню, пока мышцы работают.

Прошло ещё несколько секунд, и Воин замолк. Я заметил, как его губы поджались, а плечо начало подрагивать.

Феномен держался за счёт наглости и привычки показывать показное спокойствие, а у Воина аула взгляд уже начал бегать…

А гиря в моей руке казалась тяжелее с каждой секундой. Но я знал одно: здесь выигрывает тот, кто умеет терпеть.

— Двадцать секунд, — объявил Решалов.

Этого хватило, чтобы вся бравада у соперников начала окончательно рассыпаться.

Воин аула, ещё недавно ухмылявшийся, теперь стискивал зубы, дыхание у него стало рваным, с присвистом. На лбу выступил пот — капли собирались в бисеринки и медленно стекали по вискам. Его рука дрожала всё сильнее, будто гиря весила уже не шестнадцать кило, а все тридцать.

Феномен держался чуть лучше, но и у него лицо изменилось. Челюсти сжались до скрипа, вены на шее вылезли, дыхание стало шумным, а ноздри раздувались. Он по привычке пытался изображать спокойствие, но пот на лбу выдавал правду — ему тоже было ой как непросто.

Мне самому тоже было непросто. Плечо ныло, мышцы горели, и гиря тянула вниз. Я дышал глубоко и ровно, загоняя себя в ритм: вдох, выдох. Ещё секунда. Ещё.

Воин аула не выдержал первым. Он начал заваливать корпус назад, делая угол в руке больше, чтобы хоть как-то выиграть время. Кисть загнул, пальцы побелели. По правилам это не считалось нарушением — но для всех было ясно, что Хасбулла уже на последнем дыхании.

Я видел, как у него подкашивались ноги, лицо налилось красным, глаза закатились. Давление у него явно зашкаливало. Он ещё секунду-другую пытался удержать гирю, но потом рука дрогнула — и гиря с глухим стуком рухнула на пол.