Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег

Визжали тонувшие кони, молотя передними копытами по обезумевшим от грохота и ледяной воды ляхам. Ближе к берегам, там, где отработала по противнику щебёнка, Днепр заметно окрашивался красным. Льдины, забрызганные и залитые алым и вишнёвым, забросанные розовым и серовато-жёлтоватым, поднимались на дыбы, переворачиваясь, роняя, давя и калеча людей и животных.

Распахнулись вдоль берегов белые плетни, не отличимые от снежных склонов с пары-тройки шагов, и за ними обнаружились цепи из Ждановых, что склоняли рогатины к воде. На лёд никто и шагу не ступал, как и было приказано. Сверху, с высокого обрыва, время от времени пощёлкивали тетивы латгалов. Прозвучала какая-то протяжная команда — и луки замолчали. Правильно, чего до срока стрелы-то топить? На берегу их хоть собрать потом можно будет.

Вой и визг, надрывный, страшный, людской и конский, метался над чёрной и чёрно-красной водой, отражаясь от берегов. Ужасая и запоминаясь на всю жизнь наблюдателям, пусть даже и имевшим боевой опыт. С тем, что творилось здесь, никакие конные атаки или штурмы не шли ни в какое сравнение. Тут только что на глазах десятков людей жуткий Полоцкий Чародей неизвестным и лютым колдовством уничтожил огромное вражье войско, без единого убитого или раненного со своей стороны. Да, в воде ещё орали и выли, захлёбываясь и кашляя надрывно, живые ляхи. Но все они уже были мертвецами. И сами знали об этом, потому и летел над Днепром ужасавший стон-плач.

Мы с князем знали, что следом за войском тянулся обоз. И что сновали по берегам на лёгких лошадках соглядатаи от Болеслава, а то и от Генриха с Александром. Их решили не трогать. Пусть вернутся к хозяевам и расскажут об увиденном. Вдруг брат Сильвестр, храни его Господь, сгинул где по дороге? Или в подвалах запытали насмерть добрые католики, энтузиасты-палачи? И тут вот, пожалуйста, свежие новости из диких краёв, получите-распишитесь. А обоз показался вскоре на правом берегу, двигаясь в сторону Киева. Но вели его уже не ляхи, а Алесевы коноведы и Гнатовы людоеды. Выжившие связанные обозники во все глаза смотрели на то, как «кипела», паря́ на морозе, вода великой реки. Где одна за другой исчезали го́ловы и обрывались крики непобедимого войска польского.

Мало хорошего я слышал что в той, что в этой жизни про ляхов. Наверное, было в том что-то к правде близкое. Тонули поляки долго, вопя и голося на весь Днепр, зовя на помощь кого угодно: Езуса, Матку Боску, Перкунаса и Святовида. Но дозваться, кажется, удалось только того самого Речного Деда. Что на этой реке совершенно точно играл за хозяев. За нас со Всеславом.

Коней ловили арканами, вытягивая из воды и пуская вскачь в сторону Вышгорода, откуда уже бежали и скакали вои и горожане. Тех, кто пытался удержаться за своего скакуна, выбраться на твёрдую землю его силой, сшибали точными выстрелами Яновы родичи. Тех, кто умудрялся добраться чудом до берега, в основном бездоспешных, либо скинувших, либо не имевших броней, обратно к Дедушке под воду отправляли Ждановы, точным ударом рогатины. Многих просто затянуло течением под лёд, и, кажется, можно было при желании услышать, как стучались они там, снизу, в полуметровую толщу твёрдой воды. Которая, как и всегда, вспять не текла, унося их навстречу смерти. Но желания прислушиваться не было никакого. Тех, кто пришёл насиловать и убивать, жечь и грабить, не было жаль даже мне, выходцу из высокоморального и человечного двадцатого века. После трёх войн я и в той, прошлой жизни, отучился от гуманизма, предпочитая ему справедливое воздаяние. И в том, чтобы убить человека, что собирался убить меня или кого-то из моей семьи, не видел, в отличие от гуманного и щадящего законодательства, ничего плохого. Никогда не мог понять, зачем тратить деньги на то, чтоб кормить, одевать и обеспечивать досуг мразей, совершивших доказанные страшные и отвратительные преступления? Дожидаясь, пока их Бог не приберёт. Тут как-то честнее выходило: пришли негодяи, открыл батюшка-Днепр с нашей малой помощью пасть под ними — и всё, нет вопросов, нет проблем.

— Ставр! — позвал Всеслав, повысив голос так, чтобы пробиться сквозь ставший уже гораздо менее интенсивным вой утопавших.

— А? — не по Уставу отозвался старый диверсант и убийца.

Князь обернулся, подняв левую бровь. И увидел, что все, стоявшие за ним, на страшное ледовое шоу смотрели с ужасом, не моргая и забывая дышать. Не взирая на весь имевшийся богатый опыт в том, как отправлять себе подобных на встречу с их Богами и демонами.

— Ставр! — повторил Чародей настойчивее, отвернувшись. И услышал, как заскрипел снег под копытами вороного, на котором в специально придуманном и пошитом седле ехал ветеран. Не сводя глаз с жуткой огромной полыньи, где одна за другой продолжали скрываться под водой вражьи головы.

— Кто видел? — спросил князь, надеясь, что безногий поймёт, о чём речь. И не ошибся.

— Десяток с лишком сторожей, что с ними одним порядком шли. Ещё полдюжины, что в дневном переходе позади плелись. Те, думаю, от германцев или латинян. В городе и по берегу видали людей черниговских и переяславских. С черниговцами пара каких-то залётных, по мордам и говору — новгородцы или откуда-то с тех краёв, — начал докладывать безногий убийца, прерываясь время о времени. Когда раздавался знакомый чмокающий звук стрелы, пробивавшей плоть. Мало их было, тех стрел. Экономили Яновы земляки. И правильно делали. Когда Боги сами помогают — нечего и лезть.

— Всё? — вытягивать из него клещами не хотелось, конечно, но поторопить было можно.

— Нет. Ещё в лесочке том, где сигнальщики наши таились, от пруссов да бодричей трое. Матёрые, по снегу ходят лучше меня… Ну, когда было, чем, — поправился он.

— Не трогали наших? — этого ещё не хватало.

— Нет, княже. Им ножи к кадыкам приставили, они и рассказали сразу, что от старейшин с закатной стороны пришли, что со дня на день ко великому князю на поклон прибудут. Оставили, дали поглядеть, под присмотром, само собой, — успокоил дед.

— Добро. Обратно им коней вон пусть дадут. У нас их теперь лишку, наверное, — и князь снова потёр большим пальцем шрам над правой бровью.

— Лишку добра не бывает. Бывает «в обрез» или «самому мало»! — привычно завёл любимую брюзжащую пластинку Ставр.

— Ты мне напомни, я тебе насчёт «в обрез» про хазар да прочих иудеев хохму потом расскажу, — пообещал Всеслав. — То, что от них тут видоки-свидетели были, нам только на руку. Лучше я и сам бы не придумал. Проследи и вправду, чтоб обид не чинили, коней дали, да припаса на дорогу, какой нужен. Да чтоб с мордами такими, будто у нас тут что ни день, так подобное случается. Тонут, паскуды, почём зря, балу́ет Речной Дедушка, шалит, проказник старый. Одного, мол, Чародея слушается, да и то нехотя.

— Сделаю, княже. Ловко придумано, — улыбнулся старик, переводя наконец глаза на князя.

— Ладно. Давай, пока до нас трещины подо льдом не добрались, к берегу двигаться, да вразбежечку, чтоб всем скопом не ухнуть вниз. Там и без нас сегодня есть, кому купаться, — поворотил Всеслав Бурана назад.

— Добро! — кивнул безногий и неизвестно как пустил коня галопом с места, обходя неполные десятки по широкой дуге в сторону высокого берега. Отмахивая на скаку какие-то жесты левой рукой. Тоже что ли разучить их уже? Вон как сноровисто врассыпную все поскакали.

Дольше всех возился Алесь, в котором явно боролись инстинкт самосохранения и, так скажем, домовитость. И жадность предсказуемо одержала верх. Заложив петлю в сторону, противоположную берегу, он приблизился к опасной полынье ближе, чем на десяток метров. И когда Всеслав собрался уж было орать, чтоб валил от проруби, связист-кавалерист метнул аркан и вытянул невероятным чудом на опасно ломавшийся и ходивший волной лёд того вороного красавца, на котором совсем недавно гарцевал воевода Сецех.