Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Но на самом деле во временное пользование я собирался изъять не только куртку, но и плащ с каской. И они мне были нужны в первую очередь. Что же касается брюк-штанов и сапог, то я находился в раздумье. С одной стороны, для полного завершения образа и камуфляжа, эта одежда была бы тоже очень кстати. Но с другой стороны, возиться с переодеванием в то время, когда тут всё ещё ползают полуживые немцы, мне очень не хотелось. Особенно возиться с сапогами.
Рассудил я так: «Если вдруг меня немцы остановят, и в этот момент по той или иной причине я их не смогу уничтожить, то для быстрого общения мне вполне достаточно будет иметь плащ, каску и мундир. Из-за всё ещё идущего мелкого дождя грязь сделала своё дело, и сапоги даже если кто-то и захочет рассмотреть, из-за кусков прилипшей к ним глины ничего не увидит. И уж тем более никто не увидит моих брюк, ведь их будет надёжно скрывать плащ».
А потому для придания достоверного образа достаточно будет тех предметов одежды, которые можно снять и надеть на себя достаточно быстро: мундир-куртка, плащ. Ну и, конечно же, нужно было не забыть их каску напялить на свою буйную и явно маленько поехавшую рассудком голову. Кроме одежды я собирался прихватить с собой пистолет-пулемёт MP-40 или винтовку Маузера, которой были оснащены уничтоженные солдаты противника. Что лучше для меня в данной ситуации, я ещё не решил.
«Смотря, что попадётся по дороге в целости и сохранности, с тем и будем работать».
Пробираясь сквозь воронки, поваленные деревья и грязь, минуя уничтоженных мной солдат противника, я старался вспомнить как тот или иной фриц помер от моего стрелкового огня. А нужно мне это было для того, чтобы одежда у него была как можно меньше испачкана кровью и пригодна к носке.
Пока полз, удивлялся тому, что ни одного раненого встретить мне не удаётся. Это возможно было объяснить только тремя причинами. Либо я так хорошо попадал, что враг сразу же погибал. Либо раненые сами или с помощью своих сослуживцев смогли выйти из боя и отползти, причём сделали это так, что я их не заметил. Либо вклад в уничтожение противника внесла их же артиллерия, которая изрядно перепахала всю лесопосадку.
Впрочем, оно и логично. Меня утюжили со всех сторон чуть ли не пятнадцать минут. Некогда мне было недобитками, которые теоретически могли выжить после попадания моей пули, заниматься.
«Ну да ничего. Не добил сейчас, добью в следующий раз», — обнадёжил себя я, приметив подходящую кандидатуру на раздевание.
Практически все пехотинцы врага, что полегли от моей пули, были одеты не только в летнюю солдатскую форму, но и в плащи, и этот фактор благоприятно повлиял на выбор претендента на раздевание. Мне не нужно было искать уничтоженного противника, который стопроцентно подходит мне по телосложению, вполне достаточно было найти кандидата, который был плюс-минус моей комплекции.
И вот, когда такой попался, я с настороженностью осмотрел его на предмет живучести, держа пистолет наготове. Убедившись, что клиент досрочно и окончательно зажмурен, без тени смущения принялся за дело.
Весь процесс занял не более пяти минут. И так долго я копался потому, что постоянно отвлекался, прислушиваясь и осматривая обстановку вокруг. Переодеваться было тяжело, ведь нельзя было встать во весь рост.
Обстрел лесополосы со стороны колонны не затихал, и в меня могло прилететь в любую секунду.
Однако в том, что обстрел продолжался, был и свой плюс. Ведь пока немцы стреляют в эту сторону, ранее отошедшая пехота врага в саму лесопосадку не полезет.
Во время переодевания всплыла пара неприятных нюансов. Первым был вопрос полевой куртки — кителя мышиного цвета, который (цвет) назывался «фельдграу»:
«Нужен ли он? Ведь его не будет видно из-за плаща».
Но после того, как вновь перевёл взгляд на снятый ранее плащ, понял, что и китель нужен, ведь плащ оказался не нормальным плащом, а какой-то непонятной фигнёй.
Разложив его, я даже не сразу понял, что это за треугольная хрень такая и как её надевать? Пока бил противника, то в суете сует на этот момент внимания не обращал. А вот сейчас увидел вблизи и обалдел.
Изначально я собирался передвигаться в плотно застегнутом плаще, который, по моему представлению, должен был полностью скрывать мою форму красноармейца. Но вот сейчас, глядя на этот цирк в виде того, что немцы называют «плащ-палатка 'Zeltbahn 31», я понял, что переодеваться мне придётся полностью. И всё потому, что наши плащ-палатки, которые полностью закрывают всё тело, от этого недоразумения очень сильно отличались. Эта плащ-палатка оставляла открытыми не только руки ниже локтя, но и практически полностью все ноги. Я не знаю, о чём и чем думали разработчики в момент разработки данного продукта, но очевидно, что это была чья-то диверсия. Смысл плаща — защитить верхнюю одежду (да и нижнюю тоже) от непогоды. И с этой главной функцией лежащая на траве рядом со мной фигня справиться могла лишь частично. Да, само тело этот плащ защищал, но вот руки и ноги были довольно открыты и готовы к приёму влаги от дождя и непогоды.
Пришлось переодеваться полностью.
И это было очень неудобно. Особенно снятие штанов. Точнее снять-то штаны я снял, а вот когда начал надевать…
«Солдат! Помоги!» — раздался хрип на немецком языке.
И это меня настолько потрясло, что я даже про пистолет забыл.
«Так значит, всё же тут есть живые⁈ А я, блин горелый, расслабился!» — ошарашенно подумал я.
— Помоги! Шея, — прохрипели ещё раз, и в мою воронку свалился испачканный комок глины.
— Э-э, ты кто? — только и смог вымолвить я на немецком, не сводя глаз с врага и одновременно рукой ища ТТ. Который должен был быть где-то здесь, в самый неподходящий момент потерявшись в куче снятых, грязных и мокрых вещей.
— Ефрейтор Шмутке. Третий взвод, второго… — Он полностью не назвался, а перевернулся на живот, откинул винтовку, скинул с себя каску и, показав рукой на рану, что была под правым ухом, прохрипел, держась руками за горло: — Солдат, камрад, помоги! По-мо-ги!
— Помочь? Гм, в общем-то, это будет несложно, — задумчиво произнёс я, разумеется, имея в виду помощь в том, чтобы этого Шмутке экспрессом отправить к другим «шмуткам», которые уже давно варились в адских котлах со смолой и прочими прилагающимися горячими атрибутами.
«Да к тому же и делать-то ничего толком не надо. Он сам шею подставляет. Шмяк, и одной „шмуткой“ станет меньше. Глядишь, и миру полегче дышать будет».
Ещё раз посмотрел на истекающего кровью хрипящего раненого.
«Тварь он, конечно! Конечно, тварь. Но он ранен. Он уже и так своё получил. Сейчас он испуган и ждёт смерти. Ему больно, и он просит помощи. Тебе нужно перевязать и спасти его. Ведь он тоже живой человек, и они тоже люди», — подумал бы кто-то другой, разделяющий какие-то там абстрактные ценности.
Но меня на мякине провести было нельзя. Я прекрасно помнил, что вот эти «тоже люди» сделали с огромным числом советских граждан, в том числе с женщинами и стариками, и детьми. Они угоняли их в рабство, они уничтожали их города, они захватывали их земли, грабили, убивали.
А потому я ни капли сострадания или жалости к подобным нелюдям не испытывал и даже не собирался этого делать. И мои слова были не какие-то там пафосными словами. Нет! Они были самой настоящей правдой. Враги творили на моей, нашей Родине лютый, нечеловеческий беспредел. И ответить за него они тоже должны лютой смертью.
— Нет пощады врагу! — по-русски озвучил я прописную истину выхватив финку, что была в ножнах на поясе.
Но воспользоваться ей не успел. Как только замахнулся с целью организации в шее дурака дополнительного отверстия, тот захрипел, судорожно забился в агонии и вскоре издох.
«Эх, все бы вы так», — мечтательно подумал я и, чуть отодвинувшись от новопреставленного в преисподнюю, продолжил ранее прерванное напяливание на себя штанов.
Это занятие было трудным, и в одну штанину нога никак не хотела всовываться. Однако, в конце концов, вдоволь намучившись, мне всё-таки удалось разобраться со штанами, и тем самым почти закончить переодевание. Осталось надеть нижнюю часть гардероба, а именно обувь. И тут всплыл ещё один неприятный момент.