Богдан Сушинский - Восточный вал
— Кстати, — продолжил он, — есть в моей коллекции даже фотография повешенного на поперечине придорожного креста с распятием. Думаю, что вам, Отшельник, как специалисту по распятиям — во всяком случае, так мне представил вас один местный полицай, — этот образец будет особенно интересен.
Отшельник пренебрежительно взял у эсэсовца фотографию и, стараясь не смотреть на повешенного, внимательно, взглядом профессионального резчика, осмотрел тело распятого Христа. Работа действительно была неплохая, чувствовалось, что резец находился в руках человека, знающего толк и в приемах работы скульптора, и в строении человеческого тела, и в библейских текстах.
18
Услышав у себя за спиной какое-то едва уловимое движение, О’Коннел оглянулся. В ту же минуту из-за тяжелой голубой портьеры возник личный секретарь премьера Роберт Крите. Выслушивая кровожадные наставления своего патрона, он взволнованно потирал руки и с иезуитским наслаждением ухмылялся, явно одобряя его исконно иезуитскую тактику.
Иезуитскому ордену, считал он, немыслимо повезло, что во главе английского правительства оказался человек, явно отстраненный от институций ордена, но предельно преданный его идеям. Не зря в свое время настоятель иезуитского монастыря, в котором Крите проходил «испытание философским молчанием», не раз сожалел, что в наши дни в Ордене иезуитов все меньше оказывается… самих иезуитов. И призывал вербовать истинных иезуитов «не по вере, а по складу своего характера и способу жизни».
Именно к таким «иезуитам от Бога» относился и сам Черчилль. Крите хоть сейчас готов бы мысленно «увидеть» его во главе британского отделения Ордена. И не только потому, что миру уже известно имя английского премьера, а потому что в образе «брата Уинстона» миру явился бы обновленный образ иезуита средины двадцатого столетия, которого так не хватает молодым иезуитам для достойного подражания.
— …Если же в числе выданных вами следственной комиссии рейха, — продолжал тем временем премьер-министр, — на виселице окажутся люди, которые искренне хотели избавиться от фюрера, то будем считать, что им не повезло дважды. Первый раз — когда у них хватило тупости и бездарности допустить Гитлера к власти, а второй, — когда у них не хватило смелости и таланта избавиться от него.
— …И заметьте, господин генерал, что это уже фраза, достойная того, чтобы остаться в анналах истории, — все же не удержался от комментариев иезуитский монах Крите, хватаясь при этом за лежавшую на столике, между портьерой и дверью, записную книжку, в которую все подобные фразы он обычно вносил стенографической скорописью.
Черчилль и О’Коннел взглянули на него с одинаковым удивлением, однако Критса это не обескуражило.
— Если позволите, сэр, я хотел бы высказать несколько соображений по поводу задуманной вами операции.
— Мы внимательно слушаем вас, Крите.
— С одной стороны, мы должны как можно больше людей бросить в костер гитлеровской инквизиции, но, с другой стороны, мы должны показать всему миру, что значительная часть германского народа жаждет избавиться от ненавистного фюрера. Скажем, у фюрера все еще создается впечатление, что церковный клир то ли окончательно подавлен идеями нацизма, то ли остался в стороне от заговора. Так же как и ученое сообщество. Однако мы-то помним, что в мае сорок второго года уже упомянутый вами, господин премьер, пастор Дитрих Бонхеффер при поддержке доктора Ганса Шенфельда вновь попытался связаться с нашим правительством, используя в качестве посредника англиканского епископа Джорджа Беллу, с которым встретился в Стокгольме. Но дело даже не в этом, — поспешно добавил секретарь, уловив нервное движение Черчилля, которому хотелось сделать его доклад более лаконичным.
— А в чем же? — тактично, но тоже нетерпеливо спросил генерал.
— Самое важное заключается в том, что пастор Бонхеффер осчастливил Беллу довольно пространным списком наиболее влиятельных заговорщиков.
— Даже так?! — воспрял духом Черчилль, самодовольно переглядываясь с генералом О'Коннелом. — Мне приходилось слышать о «списке Бонхеффера», но…
— Припоминаю, что речь действительно шла о каком-то списке оппозиционеров, — поспешил подтвердить генерал О’Коннел. — Однако не я тогда принимал решения. К тому же никто не придавал тогда подобным спискам какого-то особого значения, — тотчас же оправдал он себя, премьера и всех, кто все же способен был «принимать в то время решения».
— Понятно, что этим внушительным списком Бонхеффер хотел убедить правительство Великобритании в реальности оппозиции, которую они представляют, — полностью реабилитировал генерала и всю военную разведку Черчилль. — Вопрос только в одном: — вновь вопросительно взглянул он на генерала, — где сейчас этот список?
— В моих руках он не побывал, — пожал тот плечами.
— В моих — тоже, — признался Черчилль. — Правда, кое-какие имена все же были названы, однако их перечень на «внушительный список» не тянет.
— Совершенно верно, сэр, — взял инициативу в свои руки Крите, — устно было названо лишь несколько имен. А сам список так и остался у епископа Беллы, потому что пастор-германец передал их епископу с жестким условием: тот ознакомит руководство Великобритании с полным перечнем имен участников заговора лишь в том случае, когда предварительно убедится, что ее правительство согласно поддержать германскую оппозицию и повести прямые переговоры с ее вдохновителями.
— Весьма предусмотрительно, — недовольно проворчал Черчилль. История со списками германцев-заговорщиков нравилась ему все меньше. Однако интереса к ней он все же не терял.
— Как вы знаете, сэр, — прямо обратился к нему секретарь, — епископу нетрудно было убедиться, что в то время в высоких правительственных кабинетах Лондона антигитлеровской оппозиции рассчитывать было не на что.
— Он все правильно понял, — проворчал Черчилль, хотя в душе понимал, что настоящему дипломату, как и политику высокого ранга, не пристало столь категорически отвергать подобные инициативы из лагеря противника. Но что сделано, то сделано.
— …И поскольку епископ под клятвой на Библии обещал, что в случае неудачи не обнародует этот список, то слово свое он сдержал.
— Не томите душу, Крите, — все же не удержался Черчилль. — Где сейчас этот список? В сейфе у епископа Беллы?
— Епископ уничтожил его, таковым было условие их договоренности.
Черчилль почувствовал себя так, словно над ним глупо подшутили. Лоб его побагровел, сигара в руке предательски задрожала. Еще мгновение — и он готов был взорваться грязевым гейзером негодования.
— Тогда о чем мы здесь говорим, Крите?! Что мы с генералом О’Коннелом выслушиваем, иезуитская ваша душа?!
И вот тут, склонив голову, личный секретарь премьера выдержал истинно монашескую паузу и, озарив себя иезуитской улыбкой покорной вежливости, поведал:
— Переданный германцем список епископ Белла действительно сжег. Однако, пытаясь, по понятным причинам, заручиться моей поддержкой, он вынужден был показать его. Ознакомиться со списком я мог всего лишь несколько минут, в присутствии епископа, тем не менее, запомнил, что в нем значилось тридцать семь фамилий. Двадцать шесть из них я затем сумел восстановить по памяти.
— Столько имен — по памяти?! — не мог скрыть своего удивления О’Коннел. — Жаль, что вы не связали свою судьбу с разведкой.
— Когда мне нужна помощь какой-либо из разведок мира, сэр, мне достаточно знать имена двух-трех тайных иезуитов, которые свою судьбу по долгу службы Господу и Ордену обязаны были связать с той или иной разведкой, а иногда и с несколькими сразу. Один из таких агентов-иезуитов из ватиканской сыскной службы «Содалициум Пианум»[21], подбросил мне еще три фамилии из того списка.
— Благородно.
— Но, как всегда в подобных случаях, услуга за услугу. Передав мне данные на троих германских генералов, он приплюсовал к ним отдельный список священников, от которых в их разведслужбе хотели бы избавиться точно так же, как и в рейхсканцелярии фюрера. Причем избавиться, используя возможности британской пропаганды и британских спецслужб, — сразу же объяснил он суть интереса ватиканской разведки.
— Это следует понимать так, господин Крите, — возмутился генерал, — что вы уже давно занимаетесь данным списком и ждали удобного случая, чтобы навязать нам решение его проблемы?
— Единственное, что меня при этом удивляло: — спокойно воспринял это обвинение Крите, — почему британская разведка до сих пор не использовала сведения о высокопоставленной оппозиции фюреру для развала всей гитлеровской правительственной верхушки.
И это уже был удар ниже пояса, причем в присутствии самого премьера.
