Владимир Свержин - Заря цвета пепла
— Зачем?
— Видите ли, монсеньор, я хочу насобирать их полную сотню, чтобы обменять на маркиза де Лантенака.
— Маркиз де Лантенак в плену? — встревожился королевский наместник.
— Увы, республиканские свиньи захватили его в замке Рош Госнэ, где он дожидался подхода отряда шевалье де Латура. Он не знал, что бедолага Латур две недели перед тем был схвачен и ко дню их встречи уже расстрелян.
— Что же вы намерены предпринять, генерал?
— Предложить этим сволочам обменять Лантенака на сотню их паршивых офицеров. А если эти скоты не согласятся, я утоплю пленников в здешних болотах. Сейчас у меня только семьдесят три пленника, а если окажется, что полицейский капитан, захваченный нами утром, для обмена не подойдет, то и вовсе семьдесят два.
Мы с Лисом переглянулись.
— Прошу извинить, генерал, вы захватили утром полицейского капитана?
— Молчать! — рявкнул Кадуаль.
Я заговорил с лордом Габерлином, переходя на английский:
— Милорд, мы же с вами понимаем, что полицейский чин, которого захватили эти господа, вероятно, наш старый знакомец и он столь же фальшивый офицер республики, как и лейтенант королевского военно-морского флота.
Джозеф Уилки кивнул и обратился к хозяину болотной крепости:
— Скажите, любезный, с этим полицейским был еще кто-нибудь?
— Мальчишка-племянник лет пятнадцати, может, чуть больше. Я послал его помогать на кухню.
— Неосторожно, — хмыкнул Лис.
— Что-что?!
— Я говорю, что неосторожно. А еще я говорю, что хорошо бы вам всем нынче поголодать, потому как одному богу известно, на что способен этот мальчик.
— Вы что же, его знаете?
— Не то слово! Я знал его и мальчиком, и девочкой, и даже доминиканцем, которые ни мальчики, ни девочки.
— Лис, что ты делаешь?
— Возвращаю долги.
Между тем Кадуаль повернулся к невысокому строению, над которым вился дым.
— Ну-ка, поваренка сюда!
— Месье генерал, — вмешался я. — позвольте сказать. Вам не удастся обменять сотню офицеров на маркиза де Лантенака.
— Да что ты знаешь?!
— Вам не удастся обменять его и на пять сотен офицеров.
— Это еще почему?!
— Не мне вам объяснять, что во Франции он маркиз, а в Бретани — принц. Одно имя его способно поднять людей в бой по всему герцогству. Республиканцы готовы положить без счета солдат и офицеров, но только не выпустить Лантенака. Но если вы, месье генерал, выслушаете меня, я помогу вам освободить его сиятельство.
Кадуаль вопросительно поглядел на лорда Габерлина, тот окинул меня заинтересованным взглядом и, очевидно припомнив недавние события на острове Сейнт-Энн, кивнул:
— Я бы рекомендовал выслушать этого офицера.
— Но он же республиканец!
— В первую очередь, мой дорогой генерал, он и его друг — чертовски ловкие пройдохи и… настоящие джентльмены.
* * *Столица департамента город Ренн помнил еще кельтские племена, некогда жившие в лесистой Бретани. С тех пор вся история Франции пронеслась здесь, то опаляя городские стены, то погружая их в омут провинциального забвения. В начале века город сильно пострадал от пожара и был отстроен заново, однако местами старые башни некогда могучей крепости маячили посреди новых кварталов, как угрюмые старцы на молодежной пирушке.
В одной из таких башен и содержался маркиз де Лантенак. Он снискал военную славу при двух последних монархах и уже в преклонные годы встретил революционную бурю, выкинувшую его на английский берег, точно обломок кораблекрушения.
Пять лет назад он вернулся обратно во всеоружии, чтоб возглавить мятежную Вандею. И пока гордо стучало храброе сердце Лантенака — билось сердце мятежа. Сейчас, после стольких лет непрерывной борьбы, всякому было понятно, что вандейская эпопея подходит к концу. Окрепшие революционные войска уже не напоминали толпы вооруженного сброда, разбегающегося после двух-трех метких залпов. Один за другим погибали вожди повстанцев. Их отряды, будучи окружены и отказываясь купить жизнь позорной капитуляцией, уничтожались до последнего: мало кто решался проверить, в чем заключается милость победителя. Нынешняя попытка отбить захваченное республиканцами «знамя Вандеи» была последним боем.
Насколько я понял из разговора, ни Кадуаль, ни его люди не собираются прекращать военных действий в здешних лесах, хотя это на любой взгляд представлялось бессмысленным. Войска партизанского генерала, по моим наблюдениям, едва ли насчитывали более двухсот штыков и сабель. Если сравнить с отрядом, охранявшим пленного маркиза… Шесть сотен стрелков при четырех орудиях, не считая отряда национальной жандармерии и сил гарнизона, — воевать смысла не было, обмениваться пленниками, как о том мечтал благородный крестьянин Жорж Кадуаль, — тем более. Я заверил его, что предложенный мной и Лисом план имеет немалые шансы на успех. Однако у медали была обратная сторона. Когда бы затея провалилась, семь с лишним десятков офицеров пошли бы на корм пиявкам в болотной трясине. Но прежде чем отправляться в Ренн, нам предстояло очередное неприятное объяснение с вечно новыми знакомыми.
Арман де Морней, хмурясь, переступил порог отведенного нам для подготовки спецоперации помещения.
— Ну, шо ты гребешь, как каравелла по зеленым волнам! — приветствовал недавнего соратника Лис. — Ты же капитан полиции! Гордо неси это высокое звание! Ибо велик шанс, шо именно оно будет стоять перед твоей фамилией в списке погибших.
— Погоди, Рейнар, — прервал я друга. — Арман, присаживайтесь, он не желает вам зла. Просто никак не может привыкнуть к скорости вашего перевоплощения.
— Это я не желаю?! Да я бы разрисовал каждый портрет этой картинной галереи под такую хохлому, шо индейцы в прериях обделались бы от страха! Хрен ему, а не карта Сакраменто! Мне на него оловянный франк западло потратить! Тоже мне, взял манеру! Мы его из-за решетки вытащили, а ведь шепни хоть слово, болтался бы на рее, как шпион!
— Да и ты болтался бы, — угрюмо бросил де Морней.
— Не посажен еще тот лес, в котором я буду на суку висеть!
— Джентльмены, не ссорьтесь, мы здесь не для этого. Арман, я готов дать вам еще один шанс спастись, не менее опасный, чем в прошлый раз. Может быть, даже более. Однако, прежде чем говорить с вами дальше, мне бы хотелось узнать, насколько мы можем вам доверять.
— Вы же знаете, что не можете, зачем спрашиваете?
— Стоит ли это расценивать как утверждение, что вам не интересна ни собственная участь, ни участь сестры?
— О нет, меня интересует моя жизнь, ну а жизнь Софи тем более.
— Тогда потрудитесь объяснить, для чего вы решили подвергнуть нас домашнему аресту и умчались ни свет ни заря, похитив этот дурацкий мундир. Кстати, Арман, вы что же, заставили сестру лечь в постель с первым встречным полицейским?
— Вовсе нет, — вздохнул наш собеседник. — Она действительно немного пофлиртовала с ним, но поверьте, когда этот восторженный дурак вышел из купальни, он не застал ни мундира, ни Софи. Впрочем, думаю, излишне говорить, что ваш не в меру болтливый друг натолкнул меня на столь, — он замялся, — пикантный способ решения вопроса.
Сергей вспыхнул и вскочил из-за стола:
— Да я..!
— Рейнар, умерь пыл.
Признаться, этот вопрос не относился к делу, но у меня отлегло от сердца. Весь день мысль о том, что этой милой девушке пришлось пойти на такое ради низкой затеи брата, не давала мне покоя.
— Я знал, я знал, она святая! — патетично взвыл Лис на канале связи. — Мария Египетская по сравнению с ней банальная кокотка!
— Сергей, прекрати.
— Ну ладно, как скажешь. Вернемся из Ренна — канонизируем.
Я нахмурился, всем видом давая понять, что тема закрыта.
— Мне нужно было опередить вас на пути в Париж.
— Шоб продать наши портреты?
— Можно сказать и так. Впрочем, если хотите, я могу отдать их вам.
— Какой широкий жест! — всплеснул руками Лис. — Художник, который рисует по памяти едва увиденного им человека, дарит нам свои вдохновенные работы. Интересно, проведя с нами бок о бок пару недель, ты уже все родинки расставил в нужном порядке? Капитан, может, ему пальцы откромсать?
Арман заметно побледнел.
— Погоди, Рейнар, не сейчас. — Я повернулся к напарнику, изображая грозный взгляд и незаметно показывая большой палец. Игра в хорошего и плохого следователя вроде готова была дать результаты. — Тем более, что его пальцы могут еще пригодиться. Прошу вас, месье, расскажите о себе, чтобы было понятно, с кем мы имеем дело.
Мнимый полицейский усмехнулся одним уголком губ:
— Я действительно Арман де Морней, родился в Луизиане на Кот-Бланш у самого Мексиканского залива. Отец владел большой верфью и с детства желал приохотить меня к своему ремеслу, но мне больше нравилось рисовать корабли, чем их строить. Отец, подобно многим гугенотам, почитал все художества делом порочным и потому не позволял мне учиться живописи. Как-то мы сильно повздорили с ним из-за этого, я был отослан из дома в Новый Орлеан, к деду, тот был военным хирургом. Когда-то после ранения он спас руку моего отца. Тогда-то батюшка и познакомился с его дочерью.