Алексей Живой - Земля предков
Ближе всего к нему находилось несколько старейшин, как он решил, и два спасенных из плена сапотека. Они молча стояли, обратившись в соляные столбы, и, судя по выражениям лиц, полные благоговейного ужаса, пока ближний к Чайке старейшина внимательно рассматривал тело пленника, лицо, руки, ноги, волосы и остатки одежды, превратившейся в лохмотья, проводя по ним краем своего короткого посоха. Посох, обвешанный веревочными украшениями и какими-то амулетами, неприятно царапал кожу. Федор еле сдерживался, чтобы не выругаться, исподлобья поглядывая на местного вождя. Тот был невысок ростом, суховат, плечи его укрывала короткая накидка, а черные волосы частью были собраны на голове в виде пучка, перевязанного узкой темной лентой, остальные спадали на плечи. Лоб и щеки были покрыты какими-то рисунками, едва различимыми при таком освещении. «Интересно, — проползла вялая мысль где-то в глубине измученного сознания Чайки, — что там наговорили этим старейшинам наши спасенные сапотеки?»
Вождь заметил, что пленник очнулся, но невозмутимо продолжал свое дело. И хотя иссушенное солнцем и ветрами за долгие годы жизни лицо старого индейца было почти бесстрастным, Федор уловил в глубоко упрятанных за морщинистыми веками глазах искорку любопытства. Старейшина явно видел таких людей на этой земле впервые.
— Чего уставился? — дернулся сильнее обычного Федор, не выдержав такой беспардонной церемонии знакомства. — Хватит тыкать в меня своей палкой. Дайте лучше воды попить, уроды раскрашенные.
За мгновение до этого посох скользнул по щеке, оцарапав ухо, и Чайка потерял остатки терпения. Ему вдруг стало все равно, удастся ли договориться со старейшинами, и вообще наплевать на то, что с ним сделают. Сейчас с ним обращались как с вещью, не имевшей ни имени, ни души, ни достоинства. Рассматривали, как экспонат в музее или, скорее, как раба на невольничьем рынке. Рабство. Такая перспектива, даже в случае сохранения жизни, Чайку не очень радовала. Смириться с ней он не мог. Лучше смерть.
Старый индеец невольно опустил посох и отступил на полшага, нахмурившись, — волна ненависти, исходившая от пленника, словно оттолкнула его. Но, опустив посох, сапотек не переставал изучать Федора своими узкими проницательными глазами. Остальные вожди молча взирали на происходящее, не вмешиваясь, видимо, это был главный из них. Все военачальники также не спешили выйти вперед, держась позади и чуть сбоку «верховного» старейшины. А тот, благодаря ругани Федора, закончив свои наблюдения раньше времени, прицепил посох к поясу и вдруг выхватил короткое лезвие, блеснувшее в отблесках пламени. А затем решительно шагнул к Федору с ножом в руках.
— Попил водички, — выдохнул Чайка, приготовившись ощутить холодную сталь в своем сердце. Но, собрав последние силы, зажмуриваться не стал, продолжая смотреть на индейца.
— Давай бей, гнида, — пробормотал Федор.
Но рука с ножом вдруг взметнулась вверх, проскочив мимо сердца, и ловким ударом рассекла веревки, спутавшие его руки. Потеряв опору, изможденное тело безвольным мешком рухнуло вниз, под ноги вождю, где Федор приложился о твердую каменистую землю, невольно испустив крик. Однако ноги его продолжали висеть в полуметре над землей. Старый индеец медленно обошел столб и рассек путы на ногах.
Чайка, не понимая, что происходит, осторожно перекатился на бок. Рядом с ним тотчас возникли два военачальника в звериных шлемах, сжимая в руках каменные мечи, и он почел за благо не шевелиться.
Старейшина, словно потеряв к нему интерес, отдал какую-то короткую команду остальным, едва разжав зубы и махнув рукой в темноту. Как показалось Чайке, это указание касалось остальных пленников. «Что они там еще задумали?» — отстраненно думал Федор, ощущая боль и ломоту в затекшем теле, но даже не пытаясь больше пошевелиться. Верховные сапотеки с мечами в руках своим видом недвусмысленно показывали, что лучше сейчас лежать смирно. Да Федор пока иначе и не мог, тело не слушалось.
Тем временем главный старейшина исчез из поля зрения Чайки, растворившись во тьме, а на его месте возникла дюжина сапотеков с копьями и немедленно занялась пленниками. Тех двоих в красных набедренных повязках он больше не видел. Изможденные за день тела снимали со столбов и стаскивали в кучу, словно бревна. Но радоваться свободе было пока рано. Как заметил Федор, едва пленников освобождали от одних пут, как тут же пеленали по новой. Руки и ноги, так что человек не имел возможности ни встать, ни подвигать руками, связанными за спиной.
Когда сапотеки закончили со всеми пленными финикийцами, стащив их в одно место и свалив в кучу едва ли не друг на друга, пришел черед Федора вновь расстаться со своей временной свободой. Два крепких индейца спеленали ему ноги, а потом, заломив руки назад, крепко связали запястья. Закончив с этим, они подхватили начальника карфагенян и отволокли к остальным, бросив на лежавшего крайним пленника.
— Полегче, твою мать! — выругался тот по-русски, когда тело Чайки рухнуло ему на бок. — Не шпалы грузите.
— Здорово, Леха, — обрадовался Федор, произнося слова вполголоса, — вот и свиделись.
— Привет, командир, — уже тихо, чтобы не злить охрану, окружившую их плотным кольцом метрах в пяти от сваленных тел, произнес Ларин, — как сам?
— Порядок, — ответил Федор, чуть отползая от друга.
— Не знаешь, чего от нас хотят эти краснокожие в перьях? — вопросил Леха.
— Пока не знаю, — осторожно проговорил Чайка, глядя в бездонное небо, на котором начали загораться звезды, — но, судя по тому, как меня изучал местный вождь, эту ночь мы еще, может, переживем. Считай, нам дали передышку. Надеюсь, до утра.
— Хорошо, что не убили пока и со столбов сняли, — согласился Леха, обрадовавшийся случаю поговорить, так как его за это еще никто не бил по голове, — нам бы немного отдохнуть, а там придумаем как вырваться отсюда. Веревки крепкие, но что-нибудь сообразить можно.
— Это верно, — не стал спорить Федор, — главное — отдохнуть. Чует мое сердце, что завтра на рассвете мы узнаем свою судьбу.
— На рассвете? — с надеждой уточнил Леха таким тоном, словно Федор был провидцем и гарантировал ему отсрочку смертного приговора, а также целую ночь спокойной жизни. — Это хорошо. Лежать лучше, чем на столбе висеть. Хоть выспимся.
Федор не стал его лишать надежды, тем более что пока все так и выглядело. Их связали и бросили в кучу, оставив в покое. Все старейшины и военачальники после ночного осмотра пленников удалились, оставив, конечно, охрану. Однако никто пока не казнил карфагенян, хотя давно могли. Даже говорить не запрещали.
«Прав Леха, — подумал Федор, устраиваясь поудобнее на острых камнях, насколько позволяло связанное тело, — надо постараться отдохнуть, пока опять куда-нибудь не подвесили. А лучше поспать».
Странная штука война. Когда у тебя нет выбора и лишнего времени, какой бы опасной ни казалась обстановка, человек может расслабиться даже посреди ада кромешного. Вот и Чайка, решив не терять драгоценного времени, едва принял удобное положение, заснул мертвецким сном, несмотря на всю армию сапотеков, ничуть не переживая, что его могут зарезать во сне.
Ночью было холодно, а у карфагенян не было никаких накидок, а тем более палаток, чтобы укрыться. Отчего все пленники постепенно придвинулись друг к другу, прижавшись спинами и согревая товарищей телами. Так они как-то смогли дотянуть до утра и даже поспать, хотя на рассвете у всех зуб на зуб не попадал от промозглого холода.
С первыми лучами солнца, вновь поднявшегося из-за горного хребта, наступил новый день. А вскоре появилась хоть какая-то ясность в судьбе пленников. Хотя нельзя сказать, что она обрадовала карфагенян.
Когда солнце добралось своими лучами до лежавших плотной кучей пленных финикийцев и стало пригревать, возвращая их к жизни, рядом с ними возник человек в шлеме орла. Тот самый, которому Федор великодушно оставил жизнь. За ним виднелись спасенные Лариным сапотеки, на лицах которых сквозило странное выражение: смесь гордости и виноватости.
Военачальник, блестя на солнце золотым шлемом, остановился напротив Федора и что-то приказал следовавшим за ним солдатам.
— Чего им надо? — удивился Леха, слегка прищурившись на солнце.
— Сейчас узнаем, — расплывчато ответил Федор, который и сам не догадывался.
Оружие у них давно отобрали. Чайка много бы дал, чтобы узнать о том, где сейчас его любимая фальката. К счастью, хоть сандалии пока были на нем, а с ними и тонкое лезвие ножа, спрятанное в подошве. Приблизившись, индейцы прошли мимо Федора и становились напротив Лехи.
— А мне везет, — обреченно пробормотал Ларин, и добавил, посмотрев на склонившихся над ним индейцев: — И что вам надо?
Те молча перевернули его на живот, разрезали путы на руках и, несмотря на сопротивление Лехи, освободили от нагрудника, передав его военачальнику сапотеков. Индеец, бегло осмотрев трофей, отдал его кому-то из подоспевших охранников.
