Юрий Корчевский - Лекарь
— Боярин, терпеть будешь, или перевара выпьешь?
— Лучше с переваром.
Никита щедро плеснул самогона в кружку. Боярин выпил, крякнул.
— Одежду до пояса сними и ложись на правый бок.
Боярин разделся и, кряхтя, улёгся. Никита переваром обработал шею. Иван для обработки плеснул перевара на руки Никите, потом и сам руки вымыл.
Никита сделал разрез, боярин сквозь зубы застонал. Пальцем Никита вылущил жировик из капсулы. Жировик оказался большим, сантиметров десять в диаметре. Кожу ушили матрацным швом, снова обтёрли переваром и перевязали.
— Всё, боярин! Шубу пока не носить, повязку не мочить. То есть в баню тебе нельзя пока. Каждый день на перевязки приезжать будешь. Через неделю, если всё хорошо будет, швы снимем. А пока с тебя рубль серебром.
Никита решил не мелочиться. Кроме того, хоть с князем и не уговаривался, он решил половину дохода на развитие дела пускать. Травы покупать надо, инструменты. На одну операцию у него инструменты есть — а случись две, три в день? Одним и тем же скальпелем или другим режущим инструментом вроде ножниц или игл пользоваться без стерилизации нельзя, а обрабатывать быстро не получается.
Поскольку пациентов больше не было, они с Ванюшкой в город отправились, на торг. Никита слышал, что в Немецкой слободе, прозываемой в народе Кукуевой — по одноимённому ручью, — инструменты хирургические купить можно, причём немецкой или шведской работы.
Нужную лавку искали долго, а всё из-за незнания немецкого. И вывеска была, да мимо прошли, не поняв надписи. Неудобно, даже многие купцы разговорный немецкий знали.
Никита вошёл в лавку, и глаза разбежались: ланцеты, иглодержатели, пилы для костей — даже термометр. И всё — из хорошей стали, полированное.
Правда, по моде того времени — с украшениями, вроде виньеток.
На целый рубль Никита товара купил, а поместилось всё в небольшом узле. Дорого железо на Руси стоило, а немецкое, шведское или испанское — так вообще втридорога. Но Никите не было жалко денег. От качественного инструмента во время операции многое зависит. Уже в лекарне Ванюшке объяснил, как называются инструменты и для чего они служат.
После обеда заявился подьячий Посольского приказа.
— Живот у меня выпадает, — огорошил он Никиту.
— Покажи! — Никите стало любопытно.
У подьячего оказалась паховая грыжа, причём огромных размеров. Стоило ему натужить живот, как в грыжевой мешок выпирал кишечник. Никита удивился — как у него грыжа не ущемилась до сих пор.
— Да как же ты с такой грыжей жил?
— Руками назад заправлял. К кому из лекарей ни приду — отказываются помочь. Про тебя вот прослышал случайно, в Посольском приказе.
Никита стоял, раздумывая. Убрать дефект мышц живота можно. Сеточку бы ему ещё поставить, только тут таких нет.
Подьячий понял его молчание по-своему. Он оделся и направился к дверям.
— Эй, погоди, — остановил его Никита. — Ты что же, показался — и всё? Оперировать тебя надобно.
— Возьмёшься? — Подьячий просветлел лицом.
— Завтра с утра. Только не ешь ничего.
— Всё исполню. Поверишь, жить невозможно! Как к царю-батюшке на приём, — послов сопровождать, так эта штука лезет.
Никита пересмотрел инструменты, отобрал часть из них и протянул Ванюшке:
— Вот эти в переваре замочи, а с утра огнём обожжёшь. Будем грыжесечение делать.
Утром Никита с Ванюшей ещё только к лекарне подошли, а подьячий уже у двери их дожидался.
— Не передумал? — спросил его Никита.
— Да ни в жисть!
— Тогда идём.
Подьячий разделся, разулся и взгромоздился на стол.
Никита маску ватную на лицо ему положил, Ванюшке сказал: «Пятьдесят капель капни. Считать-то умеешь?»
— В школу при церкви ходил, умею.
Но Никита его контролировал.
Эфир парень отсчитал добросовестно, до капли.
— Теперь ты считай! — распорядился Никита, обращаясь к подьячему.
Подьячий уснул быстро — уже на счёте «пять».
Пока он считал, оба вымыли руки, тампоном с переваром обработали живот. Никита ланцетом кольнул кожу.
Ванюшка удивился:
— Зачем? Проверяешь, острый ли?
— Нет. Если наркоз ещё не подействовал, кожа отреагирует, дёрнется. А он лежит спокойно. Приступаем.
Он разрезал кожу и вправил кишечник в брюшную полость. Грыжа была такой огромной, что только кожа прикрывала кишечник, мышцы просто разошлись. Терпелив подьячий, как он только жил с таким дефектом?
Никита свёл края мышц, дважды послойно их ушил, чтобы в дальнейшем дефект не проявился снова, затем ушил рану, обработал самогоном и перевязал.
Подьячий операцию перенёс неплохо, через четверть часа пришёл в себя, застонал.
— Иван, помоги перенести его на кровать.
Бережно, как стеклянный сосуд, они перенесли пациента, уложили.
В Москве, как и в некоторых крупных городах, существовали «лечцы», причём специализировались они на отдельных заболеваниях. Были камчужные, лечившие суставы; были кильные мастера, вправлявшие грыжи; чечуйные, лечившие геморрой; чекучинные, пытавшиеся лечить сифилис препаратами ртути и мышьяка. Больше всего было травников. Они брались за всё и с переменным успехом.
Непосредственно царя пользовал английский «дохтур», англичанин Самюэль Коллинз, частенько пускавший Алексею Михайловичу кровь от всех болезней. Для царского двора было ещё два-три «дохтура» — обязательно иностранца, и четыре аптекаря, готовивших мази, микстуры и отвары трав.
Первая медицинская школа была открыта при Аптекарском приказе в 1654 году. В ней готовили аптекарей, костоправов и хирургов. Первый выпуск из тридцати человек в 1660 году был направлен в разные российские города.
Учили по переводным книгам, вроде «Анатомии» А. Везалия, «Травнику» Диоскарида или «Прохладному вертограду» — своду медицинских знаний.
Бояре имели право консультироваться у «дохтуров» царского двора редко и только с соизволения царя. Сам же государь, несмотря на частые кровопускания, имел лицо полное и румяное, голубые глаза, русую бородку и осанистую фигуру. Три раза в неделю он постился, ходил в церковь, где ежедневно отбивал до тысячи поклонов. Он души не чаял в охоте — особенно в соколиной. Женат был дважды, от жён имел тринадцать детей, большинство из которых умерло во младенчестве от болезней. Прозвище имел «Тишайший», хотя был вспыльчив и иногда гневался, но быстро отходил. Тем не менее покладистым он был не всегда. При подавлении мятежа Стеньки Разина были казнены, сосланы в Сибирь с вырыванием ноздрей и битьём батогами десятки тысяч человек. И «соляные» бунты при нём были, и «медные». Однако массовых и жестоких казней, как Иоанн Васильевич, получивший прозвание «Грозный», он не устраивал.
Как всегда после эфира, у больных кружилась голова, их тошнило. Но подьячий держался молодцом. Он постанывал сквозь зубы и только просил пить. Никита ему в питье не отказывал: кишечник не затронут — пусть пьёт вдоволь, быстрее эфир из организма выйдет.
За пациентом он наблюдал до ночи, а на ночь оставил дежурным Ванюшку.
— Приглядывай. Всё должно быть хорошо — но мало ли… Если что случится — за мной беги, понял?
— Понял, — Ванюшка был горд оказанным доверием.
Через пару дней подьячий уже стал ходить по палате. Ну до чего же терпеливый и жилистый попался мужик!
На четвёртый день он подошёл к Никите:
— Сколько я должен?
— Алтын.
— Всего-то? Я слышал, с других серебром берёшь.
— Они бояре. Свои земли, крепостные… А ты человек служивый, откуда богатству взяться?
— Золотые слова! — восхитился подьячий. — Я за тебя святому Пантелеймону свечку поставлю! От меня низкий поклон и от семьи — супружницы и деток.
— А сколько их у тебя?
— Семеро. Всех кормить-поить, одевать-обувать надо, а кормилец я один. Выручил ты меня. А то ведь ни дров дома наколоть, ни забор подправить. Кила проклятая мешала.
— Сильно не пупочь, а то с другой стороны вылезти может.
— Теперь поостерегусь! — подьячий выложил деньги.
— Ты вот что, Тимофей. Можешь к семье идти. Каждый день на перевязки ходить будешь. Дня через три-четыре швы снимем. Только про цену никому не говори, сам понимаешь — богатые должны платить больше бедных.
— Не сомневайся, всё выполню. Дай Бог тебе здоровья!
Понемногу слухи о лекаре Никите расходились по Москве. Пациентов прибавлялось, а вместе с ними — работы, и, что скрывать — денег.
Как-то вечером, сидя за ужином, князь заметил:
— Ты бы пояс купил, Никита, да нож.
— Зачем он мне? Мне ножей в лекарне хватает, — отшутился Никита.
— Без ножа простолюдины ходят и холопы. Нож — это своего рода знак, статус.
Вот те на! Никита об этом как-то не задумывался. А надо было. Не на пустом месте поговорка родилась «По одёжке встречают». Боярина по одежде видно, по свите. Так же и купца, ремесленника. Хоть и богат купец был, а шапку бобровую надевать не смел, она только боярину положена. А плащ красный — корзно — мог носить только князь. Много было условностей в этом мире.
![Иоанна Хмелевская - Корова царя небесного [Божественная корова]](/uploads/posts/books/161708/161708.jpg)
