Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого
– Жутко от того, что осталось нам от проклятого строя. Ко времени революции хлеба на фронте было на полдня, а в Петрограде на 3 дня.
Это было – сильное преуменьшение, но так хотел он сильнее врезать им впечатление.
Да фронтовые делегации, сгустясь заседать в Таврическом, и сами требовали к себе министра на объяснения. Сперва ездил заместитель, потом потребовали и самого Шингарёва. Трудно – оторваться от работы, от стола, но когда уже оторвался, поехал – говорится легко, свободно, и хочется больше людей убедить, и чтоб это разнеслось. Два часа говорил депутатам фронта, удачно. Объяснял им все трудности и свою надежду, что всё благополучно разрешится.
– Извините, граждане, что у нас всё ещё есть недостатки, но не хватает ни дня, ни часу. Вся беда в том, что старый строй повалился в самое бедовое время – перед распутицей и посевом.
Но уверен, что засев пустующих помещичьих земель будет произведен по взаимному добровольному согласию. Деревня – поймёт, и спокойно дождётся Учредительного Собрания. Подождите, вот будет монополия и на мыло, и на ситец. Записка: „Какие меры правительство принимает для установления порядка на местах?” Только и мог развести руками:
– Мы обращаемся к населению лишь с моральными увещаниями, не прибегая к силе, при новом строе не может быть других мер воздействия. Население само должно понять необходимость порядка.
Этим крестьянам в шинелях и Шингарёву видно так разно с разных сторон. Почему до сих пор не прекращены купля, продажа и залог земли? Объяснить им, что возникнет паника в финансовом мире, – они не поймут. Вот – скоро остановим. Вот уже запретили продажу земли иностранцам. А лес?? – почему рубят лес?…
И за это всё перед ними отвечает министр земледелия… Они жаждут свои соседние леса получить себе на порубки, но леса надо оставить в руках государства, иначе их не сохранить. Как укрепить эту мысль в сознаньи народа? Деревня не может вести правильного лесопользования. Лесное хозяйство мало доходно, а вырубишь – не остановишь песков.
Им – и уже не им (где это? а, в тот же день к вечеру, на съезде лесопромышленников): нам нужно 5 миллионов кубических саженей дров для одного железнодорожного сообщения и промышленности. Иначе всё у нас остановится. Поэтому неизбежна усиленная порубка лесов. И только лесной экспорт может дать нам средства для внешней торговли. Но, господа, надо же рубить не близко лежащие леса, у самых дорог и сплавов, – а мы уже там вырубили вперёд до 1925 года. Берите глубже! (А они отвечают: тогда ничего не успеем; и застрахуйте от убытков, от крестьянских выступлений против рубки…)
От речи к речи, каждая неизбежна, нельзя отказать, от совещания к совещанию просто качает, шофёр куда-то привёз, трибуна, яркий свет, сотни слушателей, из-за юбилея 1-й Думы особенно много кадетских собраний. В Александровском лицее один раз, и второй раз:
– Великое и ответственное время. Разрешить вековечный земельный вопрос. По силам ли России одновременно и внутреннее строительство и борьба с внешним врагом? Я верю в творчество русского народа. Тёмная русская деревня обладает глубоким государственным смыслом, и в трудные минуты он выводит. Русская революция – святая, ибо целью её была свобода… Конечно, всякая революция – сила разрушительная, и в своём поступательном движении иногда захватывает то, что нужно сохранить. Но не тоскуйте, не горюйте, скоро начнётся период созидания. А когда Учредительное Собрание изберёт достойных лиц – мы скажем: „Ныне отпущаеши”…
А сегодня повезли на Калашниковскую биржу: митинг о жестоком положении наших военнопленных в Германии. Вши, сыпной тиф. На пленных смотрят как на скот, изнуряют на тяжёлых работах. Запрягают в плуги, повозки. Пойманных беглецов сажают в карательные лагеря.
Шингарёв выступает и там – и голос его едва не в рыданьи, ведь говорят – едва ли не два миллиона наших там так.
– С чувством жгучего стыда слышим скорбную повесть о наших дорогих воинах. Виновато во всём наше старое правительство, которое оставило нас без снарядов… А потом пренебрегало судьбами отданных в плен. Мы сами накануне голода, а должны помочь им ржаными сухарями. Нет, позорного мира вничью Россия не простит никому!
А в министерстве – финляндская делегация. Финны, снижая рубль, клоня закрыть русские школы, во всём прижимая русские права, однако требуют усилить их снабжение русским хлебом и разрешить финским уполномоченным самостоятельную закупку хлеба по России.
Шингарёв уже у самой стенки, отступать дальше некуда:
– Нет. Нет.
А тут – новая тревога: во многих местах без зазора режут племенной скот!! Дать почтотелеграмму всем губернским продовольственным комитетам: сохраните! сохраните от убоя государственное достояние, мы и так потеряли сколько скота при отступлении.
Подносят распоряжения. Ограничить число допускаемых к выработке сортов конфет. Прекратить выдачу сахара для чайного довольствия служащих государственных учреждений. Скоро в мае предвидится съезд крестьянских депутатов, надо выхлопотать для них Михайловский театр.
Неутомим был Шингарёв всю жизнь – но уже и его сил нет. Да ведь и спать остаётся по четыре часа.
Чего бы сейчас хотелось – бросить министерство, постылый Петроград, да поехать по стране посмотреть своими глазами, как там всё делается.
И в Грачёвку заехать, к семье, вольным воздухом дохнуть.
119"
Обнажение русского фронта немцами.
Париж. „Эвенман” отказывается верить пессимистам, что Россия бьётся в судорогах анархии и готова погубить себя предательством союзников.
„Юманите”: От молодой русской революции можно ожидать каких угодно ошибок, но не такой бессмысленной, как измена союзникам.
„Виктуар”: Мы, французские республиканцы, высказывавшие 25 лет такую снисходительность к преступлениям царизма, должны быть снисходительней в течение нескольких месяцев к ошибкам молодой доблестной русской демократии.
„Тан”: Россия будет хранить верность союзникам… Оплата купонов русских займов не прекращалась.
Лондон. „Таймс”: Мы никогда не сомневались в готовности русского народа и армии быть лояльными по отношению к союзным демократиям.
„Обсервер”: Формулировка „без аннексии и контрибуции только может помочь политической игре Гогенцоллернов и Габсбургов.
Вождь германских аннексионистов граф Ревентлов заявил: „Военная мощь России ослаблена, страна на краю пропасти. Для чего Германии при таких условиях отказываться от своих целей войны на Востоке?”
Германский „Форвертс” (с-д): Милюков всем своим прошлым доказал, что он – противник мира без завоеваний. И потому друзья мира требуют его свержения.
Французские анархисты о войне… Было бы безумием требовать мира, оставив троны не опрокинутыми.
Солунь. Состоялся необычайно грандиозный митинг. 40000 греков высказались за низложение династии и короля Константина – „Да здравствует Четверное Согласие, Венизелос и республика!”
Петроградские события наглядно показали, как зло организованно и сильно: по первому знаку на улицу высыпают стройные ряды манифестаций, является „красная гвардия”, отлично вооружённая, кем-то раздаются по телефону распоряжения о забастовках, и эти распоряжения принимаются даже без проверки. Боевой материал для нового государственного переворота – в полной готовности.
(„Московские ведомости”)
… Это был мятеж против нации, восстание против воли народа. Это грубое покушение на самые основы свободы. И если Совет РСД не стал игрушкой анархических побуждений, он обязан подать первый пример добросовестного повиновения национальной власти. Разновластие означает гибель всего. Развал всякого порядка, вторжение неприятеля в сердце страны, отторжение окраин государства – и ещё русский народ заплатит все издержки мировой войны.
(„Новое время”, 26.4)
С одной стороны, ленинцы требуют прекратить убийства на фронте, а с другой – стреляют на улицах разрывными немецкими пулями в мирных граждан…
… Апрельский кризис показал, что реакция начинает поднимать свою голову.
(„Русская воля”)
„КРАСНАЯ ГВАРДИЯ”. Мысль о формировании из петроградских рабочих красной гвардии глубоко оскорбительна и для всего русского народа и для всей русской армии. Стрельба по безоружной толпе показала кому и для чего нужна красная гвардия. 40 тыс. винтовок и сотни пулемётов – чтобы принудить свободных граждан столицы подчиниться Деспотической воле подпольных агитаторов. Идея „красной гвардии” – это кровавый бред душевно больных маньяков. На отточенных штыках не основать царство свободы.
