Взлет (СИ) - Старый Денис
— Воевода, Владислав Богоярович! Ну, как же так-то? Ты зачем хотел оставить нас? Столько пережили, чтобы от какого яду помереть? Не бывать такому! Мы с тобой еще стариками в последний бой пойдем рядом с правнуками своими, — причитал Ефрем, которого привела бабка.
Хотелось что-то сказать, но во рту было так сухо, да и жгло, что не стал напрягаться. Мало ли, для полного излечения лучше не говорить. Но вот пить хотелось невообразимо, что я и показал жестами. Бабка встрепенулась и быстро принесла деревянный ковш с водой.
Я пил жадно, частью проливая воду, но так, как сейчас, я не страдал жаждой давно, а, может, и никогда в своих уже двух жизнях.
— Рассказывай, — потребовал я.
Оказалось, что достаточно попить воды, для того, чтобы большинство болезненных ощущений ушло.
— Как все всполошились!.. — Ефрем присел на край кровати, допил за мной воду, отдал большой, литра на два, ковш старушке и жестом показал той удалиться. — Ты, как сказал пятерым ко мне, так Боромир, наш младший воевода, бывший… Так вот он забежал в гриденную, где и я пировал с ближними гриднями великого князя. Так побежал и я, и иные братья. Мы стали у твоей головы и обнажили мечи…
Моя догадка о том, кто устроил это отравление еще чуточку, но нашла дополнительные доводы в свою пользу. Все потому, что я почти исключил из списка подозреваемых Ивана Ростиславовича. Князь Галицкий не стал бы осуществлять такую, на самом деле, непростую операцию без содействия Боромира. Описанные действия бывшего младшего воеводы говорят о том, что для него самого случившееся было неожиданным.
И здесь не важно, что именно двигало Боромиром: стремление помочь мне и быстро начать какие-то действия, направленные на лечение; или же он руководствовался желанием вычеркнуть из списка подозреваемых своего патрона. Но действовал Боромир быстро, четко, без оглядки на великого князя.
— Великий князь сразу затребовал схватить всех стряпух, чашников. А также перекрыть выход из Брячиславого Двора, — продолжал свой рассказ Ефрем.
Судя по действиям великого князя, можно подумать, что он был заинтересован в том, чтобы на него не подумали. Однако здесь важно было, чтобы действия и поступки не только были активными и правильными, но и результативными. Как известно, громче всего фраза «держи вора!» звучит от вора. Так что князя окончательно не исключаем из списка подозреваемых, но коэффициент подобного резко уменьшаем.
— Что делал Горыня в то время? — спросил я.
— То не знаю, — ответил Ефрем, но поспешил добавить. — Я ж не сказал, чашник один отравленным был, не поспел ничего рассказать.
Кто? Я более всего склоняюсь к Геркулу. Вот так, казалось, что друг, но… Но почему он меня толкнул, скорее всего это он. Сложно пока.
— Пригласи ко мне Геркула, — как можно спокойнее сказал я.
— Пригласить али приказать от твоего имени? — задал вполне уместный вопрос Ефрем.
Я задумался. То, что Геркул никуда не сбежал уже о многом говорит, может и о том, что зря я на него думаю. Но он знает, точно знает! Не спугнуть бы витязя, это с одной стороны. А с другой — если я сейчас вдруг начну проявлять какие-то благосклонные, даже дружеские отношения к Геркулу, то он быстрее заподозрит неладное.
— Ты, воевода, подозреваешь Геркула? — удивленно, даже шокировано, спросил Ефрем.
— Передай приказ Геркулу! Но сделай это так, будто ты ни о чем не догадываешься, — я даже привстал и пристально посмотрел на Ефрема. — Ты понял?
— Все сделаю, воевода, — лихо отрапортовал Ефрем и быстро вышел из горницы.
И все равно я не хочу верить в то, что это Геркул. В жизни может быть всякое. А во второй жизни так и подавно. Однако, когда с человеком пережил четыре дня почти непрекращающихся боев, находясь в осаде, когда этот человек ранее сделал много полезного и доброго, рациональное мышление уходит в сторону, оставляя место эмоциям.
Вот и я, нехотя, борясь со внутреннимпротестом, но складывал факты. То, что меня толкнули в тот момент, когда я пил отравленное вино, никак не может быть совпадением. Вспоминая, кто был у меня за спиной, когда я обернулся, а это было почти сразу после толчка в спину, только два человека находились ко мне ближе всего, почти вплотную. Еще трое в полутора метрах. И вот те двое — это Боромир и Геркул. Боромира я почти исключил из списка подозреваемых, а вот Геркула — нет.
Здесь еще вопрос мотивации, чтобы решиться на такой шаг, как отравление на великокняжеском пиру. С Иваном Ростиславовичем мы обо всем договорились, пожали друг другу руки, и, случись что, то он уже не стал бы хоть как-то контролировать Братство. А Никифор, младший воевода, показал, что он либо лояльная мне, либо самостоятельная фигура, скорее предан Братству, чем кому-либо.
А что Геркул? Но, не мог же он пойти на преступление из-за того, что просто был недоволен моим тоном⁈ Но здесь еще всплывает один нюанс. Геркул никак не мог быть на пиру и уж тем более сидеть за первым столом. Явная протекция со стороны византийского посла выглядит слишком подозрительной, чтобы ее не учитывать. Значит…
Мои размышления прервал скрип открывающейся двери.
— Живой? — задал самый нелепый вопрос великий князь Изяслав Мстиславович.
— Как видишь, великий князь, — отвечал я. — Сберег меня Господь для чего-то.
Князь молчал. Ходил из стороны в сторону. Было видно, что-то его гложет. Я даже догадывался, что именно.
— Воевода, — крайне необычно для характера Изяслава, нерешительно начал он разговор. — Есть такие случаи, когда лучше, даже, зная о преступлении, смолчать…
Было видно, что князь хотел бы немало чего мне сказать, но решил узнать мою реакцию на уже прозвучавшие слова. Конечно же, я знаю, что нет более грязной девки, чем политика. Если не быть гибким в политических делах, а лишь прямолинейным, узколобым, то нормальных достижений ожидать не приходиться. Несколько льстило, что князь не требует, а просит, пусть просьба еще не прозвучала, чтобы я чего-то не делал, что сделать должен.
— Великий князь, но есть же ситуации и дела, которые прощать просто нельзя, — я привстал, нахмурил брови и посмотрел на Изяслава Мстиславовича. — Великий князь, кто это сделал?
Князь молчал. Что ж, даже в этом молчании были свои плюсы. Чувство вины, если его испытывает великий князь, — большое дело для манипуляций. Или же просто заиметь материальные блага для себя и для Братства.
— Тот, кто хотел тебя убить, два дня назад отбыл из Киева, — уже более решительно сказал великий князь.
— Это нобилиссим Никифор? — спросил я, сложив в голове два плюс два.
Великий князь уже грозными очами взглянул на меня и решительно сказал:
— Частично ты сам в том виноват. Евдокия отказалась идти замуж за византийского императора Мануила, посчитав, что ты ее суженый, — я попробовал что-то сказать, но князь не дал мне этого сделать. — Знаю я, что девка в голову себе вбила не весть что. Но, когда это было, чтобы девица сама свое будущее решила! Разве, не хорошо для Руси будет, если я стану тестем василевсу? Ты мне сам говорил, что нет более великой цели, чем величие Руси и ее единства. Али ты отказываешься от слов своих?
Я ухмыльнулся, не чувствовал бы себя погано, так рассмеялся бы. Вот же манипулятор! Вспомнил мои слова, теперь же их и предъявляет. Конечно, величие Руси — это первая цель. Как бы я не хотел быть с Евдокией, но мое желание породниться с великим князем также завязано на том, чтобы иметь больше возможностей для возвеличивания Руси.
— Великий князь, а у тебя еще одной дочери не найдется? Да, чтобы такая славная, как Евдокия? — спросил я, стараясь перевести ситуацию в шутку, вот только смешного было мало.
Князь развел руками. Действительно, у него было две дочери и одна сейчас замужем за Полоцким князем.
— Я принял решение, воевода, и Евдокия станет женой Мануила василевса ромеев. Это очень серьезный союз. Мой тесть, Германский карл Конрад часто пишет мне, спрашивает о внучке своей. Если Евдокия будет женой василевса, то у нас появятся лучшие сношения и с Германией. Ты же понимаешь, если Новгород станет более покорным, то мы сможем торговать с немецкими и фризскими городами? — объяснял геополитическую обстановку великий князь.