Приорат Ностромо (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Выцедив последние красные капли недопитого «Кампари», сыто отвалился на спинку дивана, наслаждаясь покоем.

Где-то наверху мило спорили Лея с Наташей. Инна напевала на кухне, вместе с Ритой наводя окончательный блеск, а затем мою шею обвили гладкие Юлины руки, и в уши пролился взволнованный голосок:

— Папусечка, я решила! Ну его, этот МГИМО… Переведусь на физфак МГУ! Возьмешь меня к себе в отдел лаборантом?

Тот же день, раньше

«Бета»

Москва, площадь Дзержинского

Тата Ивернева задержалась у витрины «Детского мира», и поправила пряди — короткие черные волосы укладывались безо всяких изысков, но прическа ей шла.

«Синеглазая брюнетка!» — улыбнулась девушка, и упруго зашагала к монументальному зданию КГБ.

Работа математиком в Госплане Северного Урала ей нравилась, но как только поступил приказ уволиться и ехать в Москву, Наталья ни на секунду не задержалась в Свердловске. Понимала, что ее ждет нечто новое и значимое.

Пропуском она не пользовалась давно, и было немного боязно, но молодой офицер на посту лихо козырнул ей.

— Старший лейтенант Ивернева? Вас ждут в кабинете товарища Семичастного.

Товарищ старлей сдержанно кивнула, и поднялась на тот самый этаж. Вышколенные секретари в приемной уже тянулись во фрунт, порываясь отворить дверь в кабинет, и провели ее к председателю КГБ не без суеты.

«Молодежь… — усмехнулась Ивернева. — Ой, а сама-то!»

Семичастный оторвал глаза от писанины, и широко улыбнулся.

— А, Тата! Проходи, проходи… Минуточку… Ты садись пока, там чай, сушки, конфеты… Я сейчас.

Наметив улыбку, Тата присела за небольшой столик, ближе к окну. Развернула конфету «Белочка», и откусила половинку.

«А Владимир Ефимович совсем уже седой…» — мелькнуло у нее.

— Тата, всё в порядке? Планов мы твоих никаких не сорвали? — Семичастный подсел к столику со своим стаканом, звякавшем в подстаканнике. — Тебе налить?

— Не полный.

— Вон заварник…

Отхлебнув горячего, но несладкого чаю, председатель КГБ сунул в рот ломтик пахлавы.

— М-м… Отец всё тебе рассказал? — он взял на полтона ниже. — Я имею в виду то, что касается твоего рождения?

— Да, Владимир Ефимович, — ровным голосом ответила Ивернева.

Семичастный покивал.

— Я не просто так спрашиваю, Тата. Ты одна из о-очень немногих, кто посвящен в тайны многофазности пространства. Подавляющее большинство людей у нас в «Бете» имеют «двойников» в Сопределье. Но не Наталья Мстиславовна Ивернева! И это одна из причин того, почему мы хотим, чтобы именно ты возглавила резидентуру в «Гамме».

— Ого! — не сдержалась Тата.

— Не ожидала? — усмехнулся хозяин кабинета. — Мы помаленьку сотрудничаем со спецслужбами «Альфы», следим потихоньку, как развивается их версия социализма… И всё лучше понимаем, что прямая и явная угроза обоим нашим мирам исходит из «Гаммы»! Ты наверняка читала всю эту научно-фантастическую чушь про «попаданцев», хотя встречается и весьма достойное чтиво. А ведь один-единственный «попаданец» существует в реальности… В андроповском КГБ он проходил под кодом «Ностромо». И ему действительно удалось изменить тамошнюю историю! Но самое интересное заключается в ином — в альфа-пространство он угодил из «Гаммы»! И случилось это… или случится… в две тыщи восемнадцатом году. И я прекрасно понимаю «Ностромо»! Сейчас в гамма-мире черте что творится… СССР развалился, в стране разруха, преступность зашкаливает! — он тихонько засмеялся. — Вижу по глазам твоим, что не веришь в «попадос»! Думаешь, разыгрываю? Ах, если бы!

— Да нет, — затрепыхалась Ивернева, — я верю…

— Всё — правда, Тата, пускай и не слишком приятная! — Семичастный стукнул ладонью по столешнице. — А теперь о твоем задании… Тот «попаданец», о котором я упомянул, тебя волновать не должен. Наоборот, сближаться с ним не нужно, а то, как бы не навредить. Понимаешь… Ведь изменение реальности в «Альфе» косвенно и нас затронуло. Положительно повлияло, говоря газетным языком! Поэтому перемещение во времени «Ностромо» должно состояться! Обязательно! Что может ему помешать? И тут, Тата, начинается область догадок… Я не обладаю, как товарищ Шелепин, всею полнотой информации, переданной еще товарищем Андроповым, но несколько точек бифуркации мне известны. Например, на новый, тысяча девятьсот девяносто девятый год Ельцин в «Гамме» передаст власть некоему Путину, Владимиру Владимировичу, кстати, выходцу из тамошнего КГБ. И Путин наведет порядок в стране! Так вот. Есть мнение, что Борис Николаевич не сам по себе уйдет с поста… Возможно, его убедят поступить именно так…

Ивернева побледнела.

— Вы полагаете… Ельцина убедила я⁈ То есть… — она смешалась, подбирая слова. — Смогу убедить?

— Уверен, Тата… — негромко сказал Семичастный. — В любом случае, надеяться на случай мы не должны. Пусть даже просто продублируем судьбу! И еще. Сам Путин тоже ведь либерал… Был! До какого-то момента! А затем отвернулся от идей «свободы и демократии» ради России, как когда-то Сталин отказался от «мировой революции» ради СССР. Но вот когда это с Путиным произошло? На какую дату приходится вторая точка бифуркации? Или Владимир Владимирович сам эволюционировал, став истинным государственным мужем? Найди эту точку, Тата… Или создай.

Старший лейтенант госбезопасности выпрямилась.

— Я выполню оба задания, — ясно и четко выговорила она.

— А я верю! — просто ответил председатель КГБ. — Пей чай, а то остынет…

[1] Государственный комитет космических сообщений.

Глава 7

Четверг, 31 декабря. Вечер

Пенемюнде, Дюненштрассе

Елочку мы поставили искусственную, «made in China», с виду не отличишь от срубленной под самый корешок — каждая иголочка выделана. Одно было плохо — синтетическое деревце не источало лесных ароматов. Но тут мне повезло — строители расчищали площадку под будущий синхротрон, и бульдозер свалил старую пихту. Я, правда, извозился в смоле, зато приволок домой целый ворох колючих веток — вся квартира пропахла хвоей!

Праздник же…

…«Три грации» с Леей накрывали на стол в гостиной, а я кружил вокруг, как голодная акула. Потом женщины собрались наряжаться, но Инна строго наказала младшенькой:

— Папу не кормить!

— Очень надо! — гордо фыркнул я.

«Грации» в утешение перецеловали меня и, хихикая, удалились, а Лея зашептала жалостливо:

— Пап… Ты сильно кушать хочешь?

— Потерплю! — мужественно улыбнулся я.

Дочка обняла меня и прижалась.

— А Юлька уже не успеет, да? — вздохнула она.

— Соскучилась? — я погладил Лею по голове.

— Ага… Привыкаешь же к этой дуре, привязываешься…

— Совсем, что ли, дура? — усомнился я.

— Ну-у… Не совсем, конечно… Вот, додумалась же, наконец-то, в МГУ перевестись! Только зачем перед самым Новым годом поперлась, спрашивается? Сессия-то все равно в январе, я узнавала!

— Ну-у… — туманно завел я. — Заявление ректору написать, то, сё…

— Ага! — хмыкнула младшенькая. — Как будто после Нового года нельзя это сделать! Я ж говорю — дура. И с Антоном этим…

— А что с Антоном? — насторожился я.

— Ну, она ж его не любит! Я же знаю… Антон-то давно втрескался, а Юлька… Этой дуре с пятым размером просто нравится, что ее любят!

— Знаешь, Леечка, — заговорил я серьезно, — мужчине и женщине очень повезет, если их любовь взаимна… — тут мои губы повело в изгиб: — А что это ты там про размер говорила? Завидуешь?

Девочка насупилась, ладонью огладив платье на груди.

— Ну да… — неохотно признала она. — У меня-то никакого нет!

— Будет! — заверил я ее. — Лет через пять — точно.

— У-у-у… Так долго еще…

В дверь позвонили, и мы с Леей пошли открывать.

«Наверное, Ядзя опять Витька шлет, — подумалось мне, — за солью или чего у них снова нехватка…»