Столичный доктор. Том V (СИ) - Вязовский Алексей

— Я, с вашего позволения, домой. Спать хочется, хоть спички вставляй, чтобы веки не закрывались, — встал Дмитрий Леонидович и смачно потянулся, до хруста в суставах.

И в этот самый момент громко треснула колба, которую оставили возле горелки. Испортили Романовскому всю малину, не дали завершить упражнение. Хорошая точка получилась.

После этого «забега», я вернулся домой и сразу лег спать. Сил уже не было даже принять ванну. Едва закрыв глаза, я оказался в странном месте, похожем на гигантскую библиотеку. Бесконечные ряды книжных полок уходили вверх, теряясь в темноте. Все это здорово напоминало мне зал библиотеки Клементинум в Праге, оформленный в великолепном барочном стиле. Когда-то, совсем давно, в прошлой жизни я там был на экскурсии. И поразился невероятной красоте.

Сейчас же я стоял на странной узкой платформе… парящей в воздухе! Нет, такого в Клементинуме точно не было. Наверное, так выглядит Вавилонская библиотека, описанная Борхесом.

Вдруг я услышал мяуканье. Обернувшись, я увидел очень знакомую морду. Мейн-кун по кличке Барсик. Та самая зверюга, что улегшись на моей груди, отправила меня в прошлое. Но это не был тот Барсик, которого я помнил. Мой был дымчато-серым, у этого шерсть переливалась всеми цветами радуги, а глаза светились, как два маленьких прожектора.

— Привет, — произнес мейн-кун человеческим голосом. Приятный такой мужской баритон. В опере петь можно — Я твой гид в мире снов. Следуй за мной.

— Ты умеешь говорить⁇ Белый кролик тебе не родственник случайно?

— Иди за мной!

Барсик прыгнул на соседнюю платформу. Потом еще на одну. Я последовал за ним, перескакивая с одной платформы на другую. Каждый прыжок казался невероятно длинным, но я почему-то не боялся упасть.

— Куда мы идем? — спросил я мейн-куна.

— Мы ищем книгу твоей жизни, — ответила шерстяной. — Она где-то здесь, среди миллионов других.

— А зачем она нужна?

— Ты заблудился. Книга поможет тебе найти правильный путь.

И сейчас я проснусь в своей старой больничной койке с БАСом и прочими прелестями! Пожалуйста, нет!

Тем временем мы продолжали прыгать по платформам, пока не оказались перед огромной черной книгой размером с дверь. Барсик прыгнул на нее и начала царапать обложку.

— Открой ее, — произнес мейн-кун.

Я засомневался, даже попытался шагнуть назад, но как это часто бывает во сне, не смог сдвинуться с места.

— Ну же, быстрее!

И что делать? Черт с ним, будь что будет! Я потянул за обложку, и книга раскрылась. Внутри оказался не текст, а движущиеся картинки — сцены из моей жизни. Я увидел себя ребенком, подростком, взрослым. Смог посмотреть, как умираю, придавленный мейн-куном. То еще зрелище…

— Теперь ты можешь изменить любую страницу своей жизни, — сказал Барсик. — И найти свой путь в новой жизни. Но помни, каждое изменение повлечет за собой последствия!

Я задумался. Было так много моментов, которые хотелось изменить. Но стоит ли?

Пока я размышлял, мейн-кун вдруг начал расти. Он становился все больше и больше, пока не превратился в огромного тигра с радужной шерстью.

— Время истекает, — прорычал он. — Выбирай!

Я в панике начал листать страницы книги, но они теперь двигались сами по себе, как в ускоренной перемотке. Картинки мелькали так быстро, что я не мог ничего разобрать. Наконец, меня это достало и я захлопнул обложку.

— Не буду!

Тигр-Барсик зарычал так громко, что платформы вокруг нас начали рушиться.

— Выбирай!

— Нет!

— Хорошо. Но помни! Кто хочет, того судьба ведёт, кто не хочет, того тащит.

Тут я проснулся, открыл глаза. Посмотрел вправо, влево. Фу… я все еще в девятнадцатом веке!

Сереет уже за окном. Можно, конечно, попытаться уснуть. Но с утра надо вызвать присяжного поверенного, подать заявку на привилегию, чтобы к разговору с немцами хоть что-то на руках было. Телеграфировать Келеру, об изменении планов на пенициллин… Ничего страшного не случилось, пока они там достроят, у нас уже инсулин…

Нет, встану и поработаю.

Ни хрена я не потерялся, Барсик. Еще повоюем.

Глава 10

МОСКВА. Въ испытательной комиссiи при московскомъ университетѣ допущенныя къ экзамену шесть женщинъ удостоены званiя врачей съ отличiемъ. Три изъ нихъ получили медицинское образованiе въ Бернѣ, три — въ Парижѣ.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Женскiй медицинскiй институтъ, не имея срѣдствъ на пополненiе его библiотеки, проситъ не отказать помочь ему пожертвованiями и принимаетъ съ благодарностью книги по отдѣлу медицины, физики, химiи, ботаники, зоологiи, гигiены, а также учебники и медицинскiе журналы. Пожертвованiя книгами принимаются г. директоромъ 1-й с.-петербургской гимназiи съ надписью: «для женскаго медицинскаго института».

ВѢСТИ ИЗЪ РУССКОЙ АЗIИ. Малярiя въ Закаспiйской области. Изъ общаго населенiя мервскаго оазиса въ 86,000 душъ обоего пола, умершихъ отъ этой болѣзни со времени появленiя ея въ среднихъ числахъ марта по сентябрь насчитывается 4,330 человѣкъ. Предполагаютъ, что причиной эпидемiи послужило разлитiе прошлой весной р. Мургаба, вызвавшее злокачественныя испаренiя подвергшейся наводненiю почвы.

Уже утром присяжный поверенный Давид Лазаревич Слонимский — пожилой, лысый выкрест в очках — провел срочную юридическую консультацию о новинках патентного законодательства. Оказывается, весной еще было принято «Положение о привилегиях на изобретения и усовершенствования», в котором русским по белому всем желающим сообщали, что лекарственные препараты, а также способы и аппараты, служащие для изготовления последних, патентованию не подлежат. Там еще большой список был. Блин, даже куцая по времени привилегия, которая в прошлом действовала и хоть как-то права защищала, пропала. А с другой стороны германский патент в этом смысле гораздо приятнее. Потому что он есть хотя бы.

Кстати, Давид Лазаревич даже денег за визит брать не захотел, никак не подтверждая стереотипы о ведении дел его соплеменниками.

— Видите ли, ваше сиятельство, — сказал в ответ на вопрос о гонораре, — я знаю, кто вы, и что сделали для страдающих от сифилиса. Считайте это выражением моей личной к вам симпатии.

Он кивнул на окно, под которым эти самые пациенты терпеливо ждали в очереди своего довольно болезненного избавления от чумы девятнадцатого века. Неужели у Слонимского тоже кто-то подхватил?

— Ну давайте оформим привилегию на способ определения беременности на ранних сроках, — я вдруг вспомнил, что так и не рассказал профессору Соловьеву историю о жабках.

— Научно обоснованный? — Слонимский снял очки в золотой оправе и начал тщательно протирать стекла бархоткой.

— Самый что ни есть. Проверено, точность практически стопроцентная.

— Надо же, чего только ученые не придумают, — вздохнул Давид Лазаревич.

— Поверьте, они скоро изобретут даже таблетки от беременности.

— Вот так номер! — удивился поверенный. — Это же какое попрание патриархального строя случится! Женщины начнут тайком пить такие таблетки, и что же…

— Чье тело — того и дело, — не очень удачно пошутил я.

Давид Лазаревич даже не улыбнулся. Феминистские лозунги сейчас понимания не находят ни в каком виде.

— Мало нам абортов, так еще и это… Сколько деток не родится!

— Ну а сейчас сколько рождается и брошенные умирают, становятся бездомными побирушками?

— Что же… Такая логика мне тоже понятна. Давайте ваш метод, оформим в лучшем виде!

А немец решил брать быка за рога сразу. Хотя метафора так себе, получается, растительность на лбу у меня, что ли? Короче, мне телефонировали о желании господ Беттингера и Дуйсберга пообщаться утром после прибытия поезда Норд-Экспресс. Наверное, посчитали, что ночью всё же не с руки. Прибыть просили в гостиницу «Европейская», угол Невского и Михайловской, если я вдруг не знаю, где это. Интересно, они затраты на вояж потом спишут из налогов на представительские расходы? Надо как-нибудь узнать, а то я до сих пор на свои катаюсь. И место для переговоров пафосное, сказать нечего. Если бы не мой особняк на Сергиевской, так и вовсе можно ослепнуть на время от интерьеров.